Дети Нового леса - Марриет Фредерик. Страница 58

– Да, мастер Хамфри, но один мы прямо сегодня брать. Этот слишком хорош, – указал Пабло на конька, который первым попался в лассо.

Сноровисто надев на него недоуздок, он подвязал к нему переднюю ногу пленника, который теперь мог двигаться либо с низко опущенной головой, либо задрав копыто. Затем, на случай если коньку взбредет в голову снова проявить норов, опять накинул ему на шею лассо и разрезал путы на передних ногах.

– Теперь, мастер Хамфри, мы уж как-то его домой доведем. Но сперва я отвязать собак. Он их пугаться и бежать в другой сторона.

Красавец-пони серо-стальной масти вздумал было брыкаться, но хитроумная перевязь сковывала его движения, и он добился своей строптивостью только того, что несколько раз, потеряв равновесие, падал.

Пабло взял один конец лассо, Хамфри – другой, чтобы пони оказался между ними, и они потянули его вперед. Собаки, бежавшие сзади, подгоняли его лаем, и, таким образом, вся процессия худо-бедно добралась до места. Несчастный пленник, вынужденный идти то с низко опущенной головой, то на трех ногах, да к тому же полупридушенный лассо, на исходе пути покрылся весь пеной и явно испытывал состояние, близкое к обмороку.

Билли был вынужден уступить вновь прибывшему свое стойло. Мальчики накрепко там привязали его к кормушке, оставив пока без еды, так как сами чувствовали себя не многим бодрее серого пони. Время уже шло к вечеру, поэтому за двумя остальными лошадками они решили вернуться наутро и, как показала практика, не прогадали. Пробыв почти сутки на привязи, оба пони явили гораздо больше покладистости, нежели их соплеменник, и водворение их в конюшню потребовало от Хамфри и Пабло гораздо меньших усилий. Гнедая лошадка с черными ногами оказалась кобылой, а пони ровно коричневой масти, так же как серо-стальной, – конями. Элис и Эдит просто налюбоваться на всех троих не могли, Хамфри же страшно гордился, что выиграл спор у Эдварда.

После двухдневного поста лошадки уже ели у Пабло из рук и позволяли ему себя гладить, а еще через две недели к ним без малейшей опаски смогли подходить и девочки. Объездил их Пабло на скотном дворе, где скопилось столько навоза, что лошадки в нем увязали, и все их попытки избавиться от седока сводились почти к нулю. Месяц спустя на них вполне можно было ездить.

Снег, засыпавший той зимой всю страну, изрядно мешал сообщению, но письма хранителю все-таки доставляли, и содержание одного из них, кажется, обещало великие перемены. Карл Второй собирал в Голландии новую армию, и теперь к ней решительно были готовы примкнуть его английские сторонники, лишь ожидавшие, когда он двинет войска на родину.

– Кажется, Эдвард, у короля на сей раз появились реальные шансы, – сказал мистер Хидерстоун. – Я знаю, насколько стремишься ты послужить ему, поэтому говорю: час твой близок, однако пока еще не настал. Ни винить тебя за твои планы, ни препятствовать им я совершенно не собираюсь, хотя, конечно, как сам понимаешь, знать о них ничего не должен. Поэтому мы поступим с тобой таким образом. На исходе зимы я отправлю тебя с поручением в Лондон. Это не вызовет никаких подозрений, ты же получишь возможность узнать все из первых рук. Только, пожалуйста, следуй моим советам.

– Да, сэр, конечно. Но как же хочется нанести мне удар за короля! – воскликнул он.

– Сначала посмотрим, что будет в Шотландии, – рассудительно произнес хранитель. – Гордость и зависть – плохие союзники, а там все сильно на этом замешено. И, опасаюсь, еще на предательстве. Так что последствия пока трудно предугадать.

Несколько дней спустя после этого разговора явился посланник из Лондона, доставивший письма, которые положили конец сомнениям. В них сообщалось, что Карл Второй с необычайными пышностью и торжественностью коронован в Шотландии.

– Ситуация усугубляется, – призвал к себе Эдварда мистер Хидерстоун. – Письмо Эшли Купера доказало мне, что армия короля состоит из достойных людей. Генерал-лейтенант Дэвид Лесли, командир кавалерии Миддлтон… Вот только Уимизз меня беспокоит. Офицер он, конечно, великолепный и артиллерией будет командовать превосходно, но присягу покойному королю нарушил. Очень надеюсь, с нынешним поведет себя по-другому. Что ж, Эдвард, настала пора отправлять тебя в Лондон. Я дам тебе письма к людям, советам которых ты можешь вполне доверять. Возьми с собой вороного коня, он тебе там понадобится. И, разумеется, не забывай писать мне обо всем. Сампсона я посылаю с тобой. Если поймешь, что тебе больше в нем нет нужды, отсылай обратно. События наверняка начнут теперь развиваться быстро, и больше действительно нельзя терять времени. Кромвель-то все еще в Эдинбурге и, помяни мое слово, уж поторопится выйти на бой. Ты готов выехать завтра утром?

– Да, сэр. Совершенно готов, – подтвердил Эдвард.

– Боюсь, что съездить домой попрощаться с братом и сестрами у тебя уже нет возможности, – сказал хранитель. – Но, может, это и к лучшему.

– Мне тоже так кажется, сэр, – был согласен с ним Эдвард. – Снег-то, конечно, уже наконец растаял, и я как раз собирался их навестить, но вместо себя пошлю к ним Освальда.

– Тогда иди собираться. Клара и Пейшонс помогут тебе, а я напишу пока письма. И пришли ко мне Сампсона.

Отослав к хранителю клерка, Эдвард направился к Пейшонс и Кларе, которым сказал, что завтра же отбывает в Лондон и просит их помощи в сборах.

– Как долго ты там пробудешь? – расстроил его внезапный отъезд Пейшонс.

– Пока не знаю, – ответил ей он. – Со мной едет Сампсон. А дальше все будет зависеть от указаний твоего отца. – И, уходя от подробностей, он торопливо осведомился: – Ты, случайно, не знаешь, где лежат седельные сумки?

– Сейчас велю Фиби их принести в твою комнату, – ответила девушка.

– А вы с Кларой, пожалуйста, уж помогите мне, – повторил просьбу Эдвард.

– Ну конечно же, раз тебе это надо, – улыбнулась она. – Только мне не казалось, что твой гардероб столь обширен.

– И совершенно правильно не казалось, – в свою очередь усмехнулся он. – Гардероб мой, наоборот, крайне скуден, и именно потому мне своими силами не обойтись. При таком малом количестве все должно быть в хорошем состоянии. И вот, мои дорогие, взываю к вашему милосердию: просмотрите внимательно мое белье и рубашки и постарайтесь избавить их от изъянов.

– Мы сейчас же этим займемся, – поднялась на ноги Пейшонс. – Клара, пойдем за швейными принадлежностями. А вы, сэр, пока спокойно можете заниматься другим делом, – отвесила ему она шутливый поклон. – Обязуемся присоединиться к вам, едва только будем готовы.

– Но мне совершенно не нравится, что он уезжает в Лондон, – заявила Клара. – Правда ведь, Пейшонс, нам его будет здесь не хватать?

Старшая девушка, опустив глаза, промолчала.

Эдвард, покинув маленькую гостиную, направил стопы прямиком к Фиби, у которой принял прямо из рук седельные сумки, чтобы не тратить времени на ожидание, пока она их доставит к нему, и начал сборы.

Первой заботой его стала сабля. Он снял ее со стены, тщательно протер и приложился к ней губами.

– Даст Бог, я не посрамлю ее чести и докажу, что достоин ею пользоваться в той же мере, как замечательный мой отец.

Ему казалось, что он произнес это про себя, на самом же деле слова его прозвучали вслух, и весьма отчетливо, а в комнате уже находилась Пейшонс.

– Как ты неслышно вошла! – заметил он ее присутствие лишь после того, как бережно положил дорогую себе реликвию на кровать.

– Чья это сабля? – тут же полюбопытствовала она.

– Моя. Я купил ее в Лимингтоне.

– Кажется, ты к ней испытываешь очень сильные чувства, – сказала девушка.

– Какие чувства? – насторожился он.

– Ну, ты, когда я входила в комнату, с таким жаром ее целовал, как…

– Целуют возлюбленную? – договорил он за нее.

– Не приписывай мне столь банальных сравнений, – поморщилась Пейшонс. – Я хотела сказать, как католик святыню. И мне интересно знать, почему? Ведь саб-ля – всего лишь оружие, да и ты не солдат, который собрался идти на битву, а всего-навсего едешь в Лондон по поручению моего отца. Зачем же тебе понадобилось целовать саблю?