Кот кричит - Стайн Роберт Лоуренс. Страница 7

Я думала позвонить Райану и порепетировать вместе с ним. Но было уже слишком поздно.

Так что я попрактиковалась сама.

В конце концов, меня все-таки одолела зевота. Веки налились тяжестью.

Пора на боковую.

Я бросила ноты на стол и направилась к комоду, чтобы переодеться в ночную рубашку.

— Ой! — вскрикнула я при виде маленького зверька на полу.

Мышь!

Нет. Она не шевелилась.

Нагнувшись, я увидела, что это всего лишь серая заводная мышка. Должно быть, я не заметила ее во время уборки.

— Надо же, как настоящая, — пробормотала я и, зевнув, засунула мышку в карман джинсов.

Я переоделась, выключила свет и рухнула на постель. Не успев даже осознать этого, я провалилась в крепкий, глубокий сон без сновидений.

Я не слишком долго спала.

Я проснулась от удушья.

Я не могла дышать!

Я видела перед собой только густую тьму.

Что-то тяжелое и теплое давило мне на лицо.

Острые когти проткнули тонкую ткань сорочки и вонзились в плечи.

Руки мои взмыли вверх и отчаянно замолотили по воздуху.

Я почувствовала на лице шерсть. А под нею — теплую кожу.

Кот!

Кот мертвой хваткой обхватил мое лицо. Вжимался в него изо всех сил. И держался… держался… Обволакивал мое лицо давящей темнотой.

Не давал мне дышать.

Душил меня.

12

Тьма перед глазами медленно наливалась ярко-красным.

Грудь болела. Легкие, казалось, вот-вот взорвутся.

Каким-то чудом я сумела ухватить кота за загривок обеими руками и оторвать от лица.

Чувствуя, как тяжело вздымается грудь, я жадно хватала ртом воздух.

Кот лягался и вырывался. Но я продолжала держать его за шкирку. И подняла повыше.

Кровь стучала в висках. Я снова втянула в себя воздух. С шумом выдохнула и снова вдохнула. Еще никогда сама возможность дышать не доставляла мне такого удовольствия.

Я испытала некоторый прилив сил. Со стоном села в кровати, не выпуская кота из рук. Его лапы бешено молотили по воздуху. Его когти так и норовили полоснуть меня по лицу.

И он вцепился в меня опять!

— Нет! — взвизгнула я.

Я подняла кота повыше и с отчаянным стоном отшвырнула прочь.

Швырнула я его высоко. Сильнее, чем рассчитывала.

В ужасе я смотрела, как кот пронесся через всю комнату и вылетел в открытое окно.

Я услышала, как он отчаянно закричал. Затем — глухой стук, когда он ударился о землю.

Затем — тишина.

— О нет, — проговорила я сдавленным шепотом.

Я заставила себя вылезти из постели и на дрожащих ногах поспешила к окну. Перегнувшись через подоконник, я выглянула на задний двор.

В свете полной луны я увидела кота: он распростерся на спине, вывернув голову под неестественным углом, а все его четыре лапы были устремлены к небу.

Даже несмотря на то, что окно моей комнаты было расположено высоко над землей, я узнала кота.

Рип.

И мне не нужно было спускаться во двор, чтобы понять: я снова убила его.

Убила уже в третий раз.

«Но останется ли он мертвым? — повторялся в голове пугающий вопрос. — Останется ли он мертвым на этот раз?»

Я подкралась к кладовке, достала дождевик и накинула поверх своей длинной ночной сорочки. Затем я тихонько спустилась по лестнице и вышла во двор… чтобы убедиться.

Трава, сырая и холодная, моментально намочила босые ноги. В лунном свете казалось, будто весь задний двор мерцает таинственным серебристым светом.

С бьющимся сердцем склонилась я над котом, чтобы получше его разглядеть.

Да. Тот самый кот. Рип. Снова Рип.

Неподвижный. Бездыханный.

В остекленевших желтых глазах застыло бессмысленное выражение. Вытянутые ноги застыли, словно указывая на луну.

Рип. Мертв уже в третий раз. Рип. Кот, который отказывался умирать.

Мне хотелось закричать, позвать родителей. Хотелось завопить во всю мощь своих легких:

«Идите, посмотрите на этого дохлого кота… скорее, а то убежит!»

Но они мне, само собой, ни за что не поверят.

Кот наверняка исчезнет прежде, чем они его увидят. Исчезнет, как исчезла его голова из моего пакета с ланчем.

Склонившись над мертвым котом, я закричала на него:

— Чего ты ко мне привязался?! Зачем ты мучаешь меня?!

Я видела, как он моргнул. Видела, как поднялась его голова. Видела, как резко согнулись лапы.

Но я не могла пошевелиться. Не могла убежать.

И Рип ударил меня лапой наотмашь. Он вонзил длинные острые когти мне в лодыжку. И одним рывком располосовал ее снизу доверху.

13

Я закричала, когда жгучая боль пронзила ногу и отдалась в боку. И схватилась за ногу, задыхаясь, пытаясь перебороть боль.

Кот вскочил на ноги. Он выгнул спину. Ощерился и угрожающе зашипел. Он готовился к новой атаке.

— Нет! — выкрикнула я. Держась за ногу, я развернулась и отчаянно заковыляла по мокрой траве к дому.

Боль не отпускала. Она по-прежнему терзала мою израненную ногу. Кровь стучала в висках. Голова так кружилась, что мне пришлось ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть.

Уже оказавшись на кухне, я повернулась и посмотрела на лужайку, посеребренную светом луны. Кот не двигался с места. Он стоял и смотрел на меня безжалостными желтыми глазами, полными злобы.

Шипя, он рассекал воздух когтистой лапой, снова и снова, словно терзая меня, словно показывая, что он хочет со мною сделать.

Содрогнувшись, я захлопнула дверь.

Затем, продолжая держаться за ногу, я с трудом поднялась по лестнице на второй этаж и доковыляла до ванной. Боль, наконец, начала стихать, но голова все равно кружилась. Казалось, все мое тело трясется в конвульсиях.

Я включила свет. Подковыляла к раковине. Схватила пригоршню бумажных полотенец, чтобы прижать их к ранам и остановить кровь.

Я наклонилась. Поднесла полотенца к ноге — и чуть не задохнулась от изумления.

Раны не кровоточили.

Глубокие царапины были ярко-белыми, такими белыми, что казалось, будто они светятся.

Кожа была рассечена — но при этом не пролилось ни капли крови. Крови не видно было совсем.

Я смотрела на свою ногу, бережно массируя ее, чтобы унять боль.

«Порезы должны кровоточить, разве не так? — спрашивала я себя. — Порезы всегда ярко-красные. Они не бывают ослепительно-белыми.

И они обязательно кровоточат, верно?»

На следующее утро будильник вырвал меня из сна в половине восьмого. Я села и потянулась. Первым делом я высунула из-под одеяла пострадавшую ногу, чтобы осмотреть ее при свете дня.

Моргая со сна, я пристально разглядывала ногу. Потирала ее пальцами. И снова разглядывала.

К великому моему изумлению, глубокие белые царапины практически полностью затянулись.

Я поднялась на ноги, шатаясь и чувствуя себя абсолютно не выспавшейся. Вообще-то я «жаворонок». Обычно я просыпаюсь посвежевшей и в полной боевой готовности. Но в это утро я чувствовала такую усталость, будто и не спала вовсе. И когда я плелась в другой конец комнаты, чтобы переодеться для похода в школу, ощущение было такое, будто мое тело весит как минимум тонну!

— Мама? — позвала я, спустившись на кухню. Она стояла посреди кухни, заведя руки за спину — пыталась застегнуть пуговицу на блузке.

— Мам, мне надо кое-что тебе рассказать, — выпалила я. — О том, что случилось прошлой ночью. — С этими словами я подошла к ней и сама застегнула непослушную пуговицу.

— Блузки делают мужики, — мрачно сообщила мама. — Только мужик может сделать вещь, которую фиг застегнешь. Думаешь, сами они купят рубашку с пуговицами на спине? То-то и оно.

— Мам, пожалуйста… — начала было я.

Она бухнула на стол коробку с хлопьями. Затем поспешила к холодильнику и выудила из него пакет молока.

— Приготовь себе хлопьев, Элисон. Сок возьмешь в холодильнике. Я дико спешу. И уже опаздываю.

— Но мне нужно тебе кое-что рассказать! — запротестовала я. Она меня не слушала. Она зачем-то выскочила в коридор.