Я люблю… тебя! - Келк Линдси. Страница 58

— Пожалуй, попробую. — Я перегнулась через край, глядя на белый пенный поток там, где вода падала в реку. Водяной пар легким туманом поднимался к лицу, притупляя противный холодок под ложечкой. Странно было ощущать столь нежное дыхание чего-то столь мощного. Даже сейчас, у Ниагарского водопада, с двумя лучшими друзьями, в чужой стране, с рыжими волосами, татуировкой и почти заведенным в полиции делом, я могла думать только о Дэне. Выход из этого виделся только один, но под рукой не оказалось ни единой бочки.

— Так. — Отвернувшись от водопада, я спрыгнула со стены и отряхнула задницу. — Где тут эта шаровая тарзанка?

— Да твою ж мать! — Я закрыла глаза, чувствуя, как ремни очень тесной сбруи туго затянули вокруг моих высоко обрезанных джинсовых шорт. — Неужели мне обязательно туда прыгать?

Из всех пунктов списка дел девятый меня особенно беспокоил. Сделать татуировку — да ради Бога. Нарушить закон? Есть тысяча способов делать это каждый день, не наживая особых неприятностей. Я скорее подписала бы договор, где было бы сказано, что моя голова взорвется, если я не начну бегать по утрам в ближайшие десять лет, чем показала бы оператору пластикового шара на тросах, которому я не доверила бы и шарик для пинг-понга, оба больших пальца. Страх высоты охватил меня с небывалой силой, потому что я вообще никогда не лезу на верхотуру. Нет, ну когда в обычной жизни нам приходится уподобляться скалолазам? Лампочки всегда менял Саймон, в даблдекерах я езжу в нижнем салоне и никогда не поднимаюсь на второй этаж в магазине одежды. Как видите, все схвачено. А о таком я как-то даже и не думала. Не люблю высоту. Не люблю замкнутые пространства (шарообразные тоже). Не люблю, когда подростки играют с огнем и чем-то, что способно лишить меня жизни. И сейчас три моих основных фобии встретились в одном и том же месте в одно и то же время. Напугать меня еще сильнее можно было, разве что посадив мне на лицо живого тарантула.

Я велела Эм и Мэтью, купившим гигантские порции мороженого, остаться на нижней платформе, чтобы якобы сфотографировать меня. На самом деле мне хотелось уменьшить число потенциальных свидетелей моего нервного срыва. Нездоровое желание поглазеть, как я шагну навстречу смерти, зажгло глаза друзей лихорадочным блеском, и это мне не понравилось. Особенно Мэтью как-то уж слишком веселился. Гнусавое мяуканье, изображавшее катапульту, и преувеличенный грохот падения, которые он имитировал все сорок минут стояния в очереди, настроения не улучшили. Когда меня пристегнули, я была вся в поту и не сомневалась, что у меня вот-вот разорвутся легкие.

— Я тут типа… это… все подготовлю и вам помашу, и тогда… — Щенок-оператор, стоявший за каким-то сомнительным контрольным пультом, вытер нос тыльной стороной руки и посмотрел на небо, типа… это… вспоминая текст. — Катапульта подбрасывает капсулу с пассажирами на высоту более ста метров над Ниагарским водопадом со скоростью сто шестьдесят километров в час. — Он кашлянул, сплюнул на пол и снова чем-то пощелкал.

О Господи, мне точно конец! Он продолжил:

— На наш аттракцион нельзя беременным, сердечникам и… ну есть еще эти… ограничения всякие. — Он пожал плечами. — Вы же это… не того… не в положении?

— Нет-нет, я всего лишь психически неуравновешенная, — ответила я с лучезарной улыбкой. Мне хотелось одного: побыстрее со всем покончить. Как пластырь оторвать. Смертельный пластырь, который выскользнет из механических рук и зашвырнет меня через все бьефы водопада в бездонную водяную могилу. В любую секунду без предупреждения. — Давайте уже начинать, пожалуйста.

— По-моему, это ничего. Умственно отсталые у нас точно прыгали, я помню. — Юный мистер Вин поплелся к пульту. — Только мне нельзя говорить «отсталые», когда я работаю на аттракционе.

Хоть бы перестал называть это аттракционом. Слово «аттракцион» означает веселье. Весело кататься на осликах на пляже. Или на «американских горках». А тут я привязана внутри огромной металлической машины смерти, которой управляет сын мистера Вина. За выполнение списка дел даже приза не полагается. Только сладкое-сладкое чувство удовлетворения, напомнила я себе. Это и есть приз. Если, конечно, я сейчас не разобьюсь. Тогда все мои достижения сведутся к визиту в полицейский участок, судороге и отвратительным каракулям на гнусной салфетке. Если бы не затеяла всю эту чушь, я бы сейчас здесь не стояла. Не напиши мы список, я бы не пыталась уяснить, почему не могу перестать думать, где Дэн, что он делает и с кем. Меня бы не волновало, что он не пытается позвонить или написать. Меня бы… Подождите, это что, сигнал? Я подалась вперед в своих ремнях, силясь поймать взгляд мистера Бина-младшего, но нет — тот деловито копошился над пультом, и половина тако свисала у него изо рта.

Вцепившись в ремни, я мысленно приготовилась к неминуемому концу. Если бы Элвису предложили на выбор: сдохнуть на толчке или над одним из величайших нерукотворных чудес света, — он, подозреваю, предпочел бы сортир. К тому же катапульта предполагает ограничение по весу. Ничего, есть и худшие площадки для старта в мир иной, чем берег Ниагары, откуда открывается вид редкой красоты. Я смотрела на оба водопада, низвергавшие белые пенные струи, на дрожащие зеленые деревья и ярко-синее небо. Удивительной красоты зрелище. Как жаль, что стоит обернуться, и горизонт заслонит кричащая неоновая вывеска «Боуларамы». Может, это тоже по-своему красиво, но как-то не так. У моих ног, вернее, под прозрачной капсулой, Канада, — а по ту сторону, за водопадом, уже США. Честно говоря, меня потрясло вулканическое извержение кича на канадской стороне. В сравнении с ней сторона Штатов выглядела исполненной достоинства и очень величественной, и я обрадовалась: умирать буду, повернувшись лицом к красивому. Я была убеждена, что это мои последние минуты.

Щелчок я услышала раньше, чем что-то почувствовала. Через долю секунды меня выбросило в небо, и водопад остался далеко-далеко внизу… Ну, на сотню метров, я имею в виду. Странно, но я ничего не ощущала — ни физически, ни эмоционально, а только сознавала, что Ниагарский водопад и мой желудок находятся где-то подо мной и в любую секунду восхитительное парение сменится холодящим стремительным падением и моей безвременной смертью, которая придет вот прямо сейчас. Подумать только — а я ведь всегда торжествовала, когда жизнь доказывала мою правоту!

Глава 19

— Бож-же мой, как здорово! — выдохнула я, когда недоделанный брат Дуги Хаузера [53] освободил меня из капсулы катапульты под восторженные вопли моей аудитории, Эмили и Мэтью. Ноги подкосились почти сразу, но две пары сильных рук подняли меня с пола. Мистер Бин-младший отступил в сторону, позволяя мне рухнуть.

— Нам не разрешается прикасаться к клиентам, — объяснил он, стоя надо мной. — Надеюсь, вам понравился полет на катапульте.

Глаза у меня были вытаращены, но я ничего не видела, кроме плавающих цветных пятен, и звуки казались слишком громкими. Но я была жива. Я чувствовала себя очень-очень живой. Видимо, это и называется заново родиться, ощутить себя дезориентированной и бороться с неудержимым желанием разрыдаться в голос. Мне хотелось присесть. Мне хотелось вычеркнуть из списка прыжок с тарзанки. И никогда-никогда больше ничего подобного не делать.

— Как же я тобой горжусь! — бросилась мне на шею Эм. — Никогда такого не видела. Мэтью все заснял.

— Да, — подтвердил он. — Возможно, ты захочешь подложить другой саундтрек, прежде чем мы покажем запись твоей маме. Но либо микрофон у этой штуки ненормально чувствительный, либо твои сочные, цветистые выражения действительно перекрыли шум водопада.

— А может, и то и то, — предположила я, делая шаг вперед и чувствуя себя как Бемби на льду. — Вот это да, скажу я вам.

— Ну что, ты по-прежнему боишься высоты? — спросила Эм, помогая мне спуститься с платформы. Двух буйных горластых студентов уже пристегивали в капсуле на моем месте. Как, разве в шаре можно пить пиво?

вернуться

53

Дуги Хаузер — герой одноименного американского сериала, чудо-ребенок, проявивший поразительный талант в области медицины.