Опасный возраст (СИ) - "Соня Фрейм". Страница 47

Часа в три она предложила мне перекусить в кафе в старой части музея. Там были только бутерброды, но мы не были придирчивы. Заодно я воспользовался моментом и показал ей наконец-то свой завершенный рисунок. Глаза Элена медленно наполнились удовлетворенной темнотой, словно я оправдал какие-то ее ожидания.

- Ну что же… ты проделал большой путь. Внутри себя.

- Спасибо.

- А каково его функциональное назначение?

- а оно должно быть?

Элена повела по рисунку пальцем и сказала:

- то, для чего оно должно служит, расскажет много о тебе самом. То для чего хотел бы служить в жизни ты, например.

- Ой-ой-ой, - поскреб я затылок – Об этом я вообще не думал. Не думаю, что все НАСТОЛЬКО связано со мной.

- Ошибаешься. Любое творчество – это выражение тебя. Я заметила, что ты тяготеешь к церковной архитектуре. Я бы назвала это здание собором.

- ну да вполне, - согласился я.

Я действительно вдохновлялся в основном соборами и церквями, когда рисовал. Мне нравилась их монументальность, о чем я и сообщил.

- И почему это тебе так нравится? – спросила Элена, продолжая рассматривать рисунок.

- Не знаю. Вся эта церковная архитектура стремится не просто к красоте. Она хочет передать в себе идею Абсолюта. Архитектура Бога…

- Ты религиозен? – ее вопросы один за другим влезали в меня, как настойчивые невидимые червячки.

- нет, вообще нет. Просто соборы стремятся… к идеалу. К совершенству.

И тут она взглянула на меня с очередной вспышкой космического света в глазах и развела руками.

- Вот ты и ответил на мой вопрос, а заодно раскрыл свои истинные стремления.

Элена и ее трюки. И ведь всегда оказывается права. Я смотрел на нее с усмешкой, поражаясь тому, как ей удавалось так глубоко копать. В кафе просочились уже знакомые лица. Художники тоже взяли паузу, и судя по всему надолго.

- пройдемся по музею? – предложила Элена – нам можно и без билета.

Я был рад, потому что вдруг понял, что хотел бы снова прогуляться по своим любимым залам.

- Теперь тебе надо разрушить свое здание, - сказала она, когда мы вошли в первый зал о сотворении Земли.

«Как антисимволично», - подумал я о таком совпадении.

- М-м-м, знаешь, я решил, что не хочу его уничтожать. Я слишком много в него вложил и выносил его как ребенка, как бы это странно не звучало.

- Дело твое, разумеется, - как всегда дипломатично отозвалась она – Но я рекомендую тебе его уничтожить.

- А что со мной будет? – спросил я, разворачиваясь и идя перед ней задом наперед, чтобы видеть ее лицо – ты же всегда все знаешь. Вот и расскажи мне

Элена лишь покачала головой.

- это ты должен понять сам.

- Хорошо. Тогда скажи мне, что в свое время пришлось уничтожить тебе? Ты же проводила этот эксперимент на себе, не так ли?

Мы как-то бегом прошли первый и второй зал, и оказались в Ледниковом периоде. Я был полностью сконцентрирован на ней, но успевал краем глаза отмечать, что они позаменяли все старые инсталляции на новые и добавили какие-то мониторы с мини-фильмами. Это меня немного расстроило, потому что несмотря на то, что старые экспонаты выглядели немного несовременно, в них была какая-то душа.

- Не упади… - заметила она.

- Ну скажи мне, Элена, - проигнорировал ее замечание я, продолжая идти задом наперед и пытаясь удержать глазами ее вечно ускользающий взор – что нарисовала ты? И что стало с тобой когда ты это уничтожила?

Мы были среди искусственного снега и чучел мамонтов. Где-то впереди должны были быть и кости настоящего… В этом зале всегда царила особая тишина. Может, из-за белого цвета…

Элена не хотела особенно говорить, я видел это. Но я глядел в ее лицо неотрывно, зная, что умею давить взглядом.

- Расскажи мне.

Элена вдруг не стала увиливать. Ее губы слабо изогнулись в усмешке, но она была не очень добрая. Я чуть притормозил, в очередной раз поражаясь ее удивительной мимике, способной пропускать через себя либо абсолютный свет, либо абсолютное зло. Сейчас через нее струилась тьма.

- Я не рисовала зданий, Сергей. Это было живое существо.

Я окончательно остановился. Элена же дошла до меня в своей неторопливой манере, но от ее тяжелого взгляда в воздухе что-то умирало.

- Это был ангел. Не такой, каких я рисую обычно. Ты знаешь, этих странных существ с металлическими крыльями, с которых предательски слезли перья, показывая, что крылья ненастоящие. Это был ангел с гигантскими белыми крыльями. Абсолютно прекрасный, полный света и жизни. Я видела его с детства. Возможно, он и существует в каком-то измерении… Может, я действительно умею видеть, а не выдумывать, - лицо на мгновение стало хитрым и манящим – и он был почти как живой. Каково ты думаешь мне было его убивать? А это было убийство, поверь мне.

Она мгновение холодно рассматривала меня вблизи, словно показывая этим, что я вынудил ее рассказать, что она не хотела… Затем, она неспешно пошла дальше, и мне пришлось идти вслед за ней.

- И я убила его, - ее скулы словно заострились при этих словах, а улыбка не сходила с лица – Я изувечила его, уничтожила все, что в нем было красивого, светлого и возвышенного. Я убивала его в несколько рисунков. А в конце оставила лишь скелет с крыльями. Их я тронуть не могла.

- И что же в тебе изменилось? – спросил я, идя уже вплотную к ней, и не в силах оторваться от ее профиля и шеи.

- Это была психическая смерть. После этого я не смогла больше рисовать настоящих ангелов. Все эти пародии на них, которые я изображаю… это считай последствия одного преступления, которое я совершила. Но оно было необходимым.

Мы замерли рядом со скелетом мамонта, который кто-то собрал по частям и засунул в стеклянный ящик. Не самое лучшее что можно было бы сделать с чьими-то останками. Но как говорят, все ради науки.

Мгновение мы созерцали кости в молчании, словно они вдруг стали материализацией наших мыслей о способах убивать.

- И что оно тебе дало?

- Оно открыло вдохновение. И я наконец-то нашла свой стиль. Этот пост-апокалиптический декаданс, и попытка показать стремление странных созданий обрести что-то, во что они верили до прихода великого разрушения.

Элена не выглядела счастливой. И таинственной тоже. Все ее маски спали в это мгновение, и я видел много жесткости, и, возможно, даже жестокости в ее чертах. Я теперь понимал, что она рисует и почему. Это разгром человеческой цивилизации, которое она в разных вариациях изображала в своих работах, было концом того, что она разрушила когда-то давно, поставив над собой творческий эксперимент. И все эти странные создания, ищущие веру, или, играя в творцов сами в попытках создать новый мир, были ее многочисленными копиями. Но, что разрушено, то разрушено.

- мне кажется, тебе это вышло боком, - произнес в итоге я – было ли это необходимой жертвой?

- о да, - лишь кивнула она – ты создаешь жизнь, пусть и в своей голове, и ты отбираешь эту жизнь. Маленькая игра в бога, которая дает тебе болезненный толчок в развитии, через синтез двух противоположных процессов. Это как Эрос и Танатос. Слышал о них?

- что-то греческое.

- Это условные обозначения влечений, движущих человеческой жизнью, по Фрейду. Эрос – инстинкт жизни. Танатос - инстинкт смерти. Фрейд, знаешь ли, не только везде секс видел. Что будет с тобой, когда ты это сделаешь, я не берусь сказать, - заявила она, отстраненно смотря вперед – все приходят к разным результатам.

После этих слов я притянул ее к себе и поцеловал. Это был быстрый и немного резкий жест, потому что я боялся, что если я буду степенным и предупредительным в своих действиях, она просто не даст мне этого сделать.

Я помню, что она не оказала ни малейшего сопротивления. Но и шага навстречу тоже не сделала. Ее губы не двигались какое-то время, когда я их целовал, но мне было все равно. Я просто хотел, пусть на короткий момент своей жизни, обладать ею. Быть к ней ближе.

Неожиданно ее руки плавно обвились вокруг моей шеи, и я почувствовал, как ее губы наконец-то раскрываются мне, и это чувствовалась, как абсолютная победа. Ее язык слегка коснулся моего, а затем она отстранилась.