Опасный возраст (СИ) - "Соня Фрейм". Страница 48

Я смотрел ей в глаза, тяжело дыша, а она была холодна и лишь усмехалась, но как-то… неэмоционально и свысока.

- понравилось? – спросила она.

Я толкьокивнул.

- Ты же давно хотел это сделать. Ну как? Стал счастливее?

- Немного.

Она рассмеялась, откинув назад голову, а затем устало сказала:

- Пошли назад, надо закончить с инсталляциями.

Элена игнорировала меня весь остаток дня, постоянно разговаривая с художниками и обсуждая их проблемы, которые казались мне надуманными. Они просто хотели получить ее внимания. Все хотели урвать от нее часть.

Я не отпускал ее глазами ни на минуту, чувствуя себя странно. С одной стороны во мне словно пробудился какой-то зверь, который только ждал удобной минуты, чтобы снова начать на нее охоту. С другой я был потерян, потому что ее реакция была странной. Она позволяла мне многое, но при этом все чувствовалось как если бы делала это из какого-то научного интереса. Словно ей было любопытно, как далеко смогу зайти я. Или же как далеко она даст мне зайти. Мне казалось вдруг, что я со своими чувствами играю второстепенную роль. Элена словно узнавала через меня свои границы. Этот поцелуй был холодным и любопытным, не более.

В шесть часов вечера все стали разбредаться, и я почему-то думал, что она уйдет последняя. Но она неожиданно оставила своих подопечных, подхватила свою сумку и живо посеменила на выход вместе впарой других художников. Они перебрасывались какими-то шуточками и смеялись. Один из них придержал перед ней дверь, смотря с легким восхищением. Я ничего не понимал.

- Элена! – крикнул я, срывая с места, и несясь за ней вслед.

Они шли по стеклянному мосту, и мой крик беспомощно оборвался за захлопнувшейся за ними дверью. Я толкнул ее и побежал вслед за ними.

- элена! Стой.

Они все приостановились, и она посмотрела на меня через плечо.

- да, Сергей?

Ее голос звучал ровно и дружелюбно. Мне хотелось заглянуть ее глаза, глубоко-глубоко, чтобы увидеть наконец-то какая она на самом деле и спросить: «а как же я?».

- Ты куда?

- Мы едем внаш любимый лаунж-бар, - спокойно ответила она – я бы позвала тебя, но боюсь, что тебе там кроме сока ничего не предложат.

Ее глаза испускали призрачный свет, а уголки губ слегка надломились в усмешке. Мне показалось, что ей нравилось поддевать меня. В ней иногда мелькало что-то вроде легкой жестокости, хотя трудно было разглядеть ее явные проявления.

- Когда мы увидимся снова? – прямо спросил я, не отрывая от нее пожирающего взора.

Мне было плевать, кто что подумает. Она поцеловала меня. Это что-то да значило. Ее друзья выжидающе смотрели на меня с противными улыбочками, и мне хотелось запустить в каждого чем-то тяжелым. Просто, чтобы они не улыбались.

- Я не знаю, - нахмурилась Элена – Боюсь, что буду занята в ближайшую неделю. Но мы же спишемся?

- конечно, - с облегчением вымолвил я.

- ну, пока… - бросила она, и снова вернулась к обсуждению чего-то с этим двумя.

Я вышел чуть позже на улицу, и их уже след простыл. В темно-синем вечернем небе сияли звезды, и было ясно и очень холодно. Я стоял так пару минут на крыльце музея, таращась то в небо, то по сторонам, а затем отправился домой, чувствуя себя абсолютно сконфуженно. Мне уже хотелось спросить не «А как же я?», а к чему вообще все это было. Почему Элена это сделала?

Может я был наивен, как девчонка, но для меня поцелуй что-то да значил. Я не ходил по улицам, целуя всех подряд. Я вообще целовался только с двумя людьми. С Алисой, в которую был влюблен, и с какой-то девкойпо-пьяни. И я не был из тех, кто собирает впечатление, увеличивая количество, хотя Дэн, поступавший именно так, утверждал, что любой опыт бесценен.

«Послушай, Элена. Это не шутки. Второй раз расквасить себе сердце я не позволю».

***

Я маялся еще несколько дней, не зная как поступить. Мне хотелось бросить все и прибежать к ней домой посреди дня или ночи, сказав, что у меня есть на это право. Это то, что мы любим говорить, оправдывая поступки, совершенные ради тех, кого любим.

Началась опять учеба, но концентрация была ни к черту. Мысли об Элене превратились просто в рой червей, которые продырявили мою голову насквозь. Я также не переставал отмечать какие-то особенности ее поведения, понимая, что в тот раз в музее, мне самую малость приоткрылась дверь, ведущая к ее настоящей личности.

Ее публичный образ и частично тот, что представал и предо мной,был полон загадки и шарма. Она блистала своим интеллектом и широтой взглядов, поражала тонким вкусом и нечеловеческой проницательностью. Но за этим терялась ее истинная личность, она словно разбивала себя на миллионы улыбок и таинственных фраз, которые превращались в зеркальный лабиринт.

Я всегда хорошо понимал других людей, я в них погружался против воли, и распознавал все оттенки личности. В некотором роде это можно было назвать моим единственным постоянным хобби – копаться в других. И мне не давало покоя, что с Эленой, роли словно менялись, и я оказывался каждый раз под микроскопом. Но и у нее были слабые места.

Я понял, что Элена – невероятно замкнутый человек, буквально ненавидящий пускать кого-то в свое личное пространство, хотя казалось поначалу, все наоборот. Она так легко распахнула передо мной двери своего дома, продемонстрировав мне странное покровительство. Но это была иллюзия. О том, что происходит у Элены внутри можно было понять лишь глядя на ее картины, потому что в творчестве не получается лгать, это самое интимное откровение. И анализируя сейчас все вместе: ее злость, от того, что я вынудил рассказать что-то о себе, ее манеру ускользать от личных вопросов, ее страшные и прекрасные картины, я открывал для себя какую-то правду о ней.

Элена была очень мрачным, сосредоточенным на своих глубоких переживаниях человеком. И ей была свойственна не только жесткость характера, благодаря, которой она сделала себя и добилась признания. Элена могла быть по-настоящему жестокой, - подсказывало мое шестое чувство, хотя явных признаков не было. Я никогда не видел, чтобы она кого-то оскорбляла или унижала. Но через ее воздушный, почти что добродушный сарказм, проскальзывало, что-то вроде лезвия. И она знала, что может вонзить его в любой, но хорошо себя контролировала.

А еще лучше всего человека раскрывает поцелуй. Мне было достаточно одного прикосновения к ее губам, чтобы понять, что Элена прекрасно управляет своими эмоциями, и может рассчитывать их дозировку. Она была холодным человеком. Не чувствительным. И дело было вовсе не во мне. Я не был уверен, что она могла бы быть менее сдержанной даже с тем загадочным финном, с которым у нее был болезненный роман.

И только осмыслив все эти детали, я наконец-то понял, что власть Элена надо мной ослабла, но только слегка. Нельзя слепо принимать что-то, понимая его суть. Но другая часть меня продолжала фатально любить ее за все. И в первую очередь за то, что она была первым человеком, который меня понял. И за то, что он случайным образом вобрала в себя все то, что я искал и пытался выражать в своих рисунках, рассуждениях и поступках. Она была совершенна. Нельзя было ее отпустить. Я не мог этого сделать.

В среду я забил на уроки и помчался с утра пораньше к ней домой. Не знаю, что я хотел этим получить. Ворваться к ней в квартиру и попросить расставить все точки над «И»? Что она вообще мне скажет?

Дорога была знакома мне как мои пять пальцев, ноги несли меня уже на автомате, а вокруг застыл противный морозный туман. Я не думал, что у Элена были какие-то дела, или же ее вообще не могло быть дома. Просто когда впадаешь в одержимость от чего-то, никогда не принимаешь условия реального мира. И в итоге я напоролся на захлопнутую дверь. Я звонил в течение десяти минут, но вокруг царила особая тишина, которая говорила об отсутствии жизни. Я присел на ступени, раздумывая где она может быть.

Я действительно почти ничего не знал даже о том, как она живет кроме субботних дней. Я знал, что она работает дома, но помимо этого у нее был театр. И музей. И еще бог знает что. Пока мои одноклассники мучали задачи по алгебре, я торчал под ее порогом уже почти минут сорок, не зная куда податься.