Ладожский ярл - Посняков Андрей. Страница 9

Медленно вытянув руки, Дивьян разжал пальцы – с глухим стуком лук упал на обшитый полусгнившими досками пол.

– Теперь – нож! – потребовал тот же голос. Отрок повиновался, чувствуя, как чуть ослабло давившее на шею холодное злое железо.

– Руки за спину.

Что ж, пришлось исполнить и это. Дивьян не очень-то испугался – что с него взять грабителю? Правда, может, это был кто-то из тех, кто…

Он и не заметил, как исчез противный холодок около шеи. Убрав нож, ему проворно стянули за спиной руки.

– Можешь сесть, – разрешили.

Отрок повернулся и медленно опустился на лавку, украдкой рассматривая незнакомца. Тот оказался довольно высок ростом – на полголовы выше Дивьяна – в толстых меховых штанах и овчинном полушубке, подпоясанном наборным поясом из бронзовых бляшек, в надвинутой на самые глаза шапке, обшитой пушистым беличьим мехом. На лавке лежал небрежно брошенный плащ из синей заморской ткани с красным подбоем. А гость-то – не нищий! Так что же ему тогда надо?

Посмотрев на Дивьяна и хмыкнув, незнакомец деловито засунул в ножны длинный узкий кинжал. В прыгающем свете горящих в очаге веток тускло блеснула золотом рукоять с навершьем, украшенным гладким голубым камнем. Отрок усмехнулся, молча ожидая вопросов. Вряд ли его будут сейчас убивать, коли не сделали это сразу. Пытки? А что он такого тайного может знать? Дорогу к разоренной усадьбе? Дивьян вздохнул, вспомнив убитых родичей. Внезапно ему стало страшно – ведь он даже не погреб их, а надо было! Вернуться! Вернуться немедленно, вернее, как только будет возможно, совершить упокойный обряд, а дальше уж видно будет, дальше – как дадут боги. Снаружи завыли волки. Заскреблись лапами в стены – ну, скребите, скребите, уж тут-то вряд ли чего выскребете, чай, не на дереве!

А вот незнакомец вздрогнул от волчьего воя, повел зябко плечами, поежился… Или это только показалось Дивьяну?

Затем он услышал вопрос на незнакомом лающем языке. Отрок отрицательно покачал головой – не понимаю. Незнакомец снова повторил вопрос, с явной угрозой вытащив из ножен кинжал. Тот же результат. Подумал немного, потом спросил по-славянски:

– Далеко ли ваши?

Уж конечно же его не интересовал сам Дивьян, куда больше был интересен род. Ну а род у парня был уже в пределах недосягаемых.

– Далеко, – подобрав нужное слово, ответил наконец отрок. – В той стороне, откуда обычно не возвращаются.

– Загадками говоришь, – поиграв кинжалом, нахмурился незнакомец. Голос у него был какой-то странный, слишком уж тонкий, такой больше подошел бы девке. Он хотел еще что-то спросить, но передумал. Ходил нервно около очага, посматривая на горящее пламя. Видно, прикидывал: хворост уж догорал, у стены осталось охапки две – хватит ли на ночь? Он нагнулся за ветками, так неловко и быстро, что слетела с головы шапка… Длинные золотистые волосы рассыпались по плечам. Незнакомец резко обернулся… Миловидное лицо, чуть припухлые губы, глаза, большие, блестящие, синие, как весеннее небо. Девка!

– Что смотришь? – Подобрав шапку, девица усмехнулась. – Иль не боишься боле?

– Чего мне тебя бояться? – хмуро отозвался Дивьян и не удержался, спросил, кусая губы: – Не твои ли разграбили нашу усадьбу?

– Какую усадьбу? – Девчонка округлила глаза. – Не грабила я никакой усадьбы. Да и не с кем… – Она вдруг тяжко вздохнула и словно пожаловалась: – Одна я.

Отрок недоверчиво шмыгнул носом. Ага, одна… В глухом лесу, где только лешие бродят да такие неприкаянные охотники, как он сам. Рассказывай сказки!

– Не веришь, – грустно кивнула дева. – Ну и не верь, больно надо. Ты ведь не варяг, местный? Не знаешь ли здесь поблизости старика Конди?

– А что тебе до него? – Дивьян зло ощерился. Девчонка словно не замечала его злобного взгляда.

– Старик Конди – дальний родич ладожского Вячки-весянина, – пояснила она. – А он, Вячко, с моим дядькой Онфимом побратимы. Знаешь в Ладоге кузнеца Онфима Лося? Нет? Да ты что? Онфима всякий знает!

Дивьян молчал. Слыхал он от Конди про Вячко, родича дальнего, да так, особо не прислушиваясь. Да не врет ли девка? Вдруг не из Ладоги она, а пришла с колбегами, теперь вот сидит, зубы заговаривает?

Жарко вспыхнул в очаге хворост. Девчонка, расстегнув пояс, сбросила на лавку полушубок, оставшись в заправленной в меховые штаны коричневой рубахе из толстой шерсти. На шее блеснуло ожерелье из бронзовых ромбиков… А ведь, похоже, не врет. Такие ромбики славяне-венеси любят… примерно так же, как весяне – уточек.

– Жара, – снимая меховые штаны, неожиданно улыбнулась девушка. – Вчерась упарилась в них по лесу шастать. С Куневичского погоста иду, тамошние сказали, увидишь за болотом избушку, там и озерца, а за озерцами – недалеко и до Шугозерья. Там ведь усадьба Конди?

Дивьян молчал, уставившись взглядом в огонь. Девчонка оказалась ладная – красивая, проворная, стройная и – видно, что сильная. Отрок невольно залюбовался ею. Под меховыми штанами девицы оказались вторые, из тонкого зеленоватого полотна. Из того же материала была и длинная мужская рубаха, украшенная по подолу и рукавам вышивкой в виде солнца и тех же ромбиков. Тонкие запястья украшали серебряные браслеты. Девчонка осторожно прошлась босыми ногами по полу, уселась на лавку рядом с Дивьяном, взглянула глазищами синими:

– Ну, что? Давай зайца жарить?

– Развяжи сначала, – хмуро буркнул отрок и тут же спросил: – А тебе зачем Конди?

– Да так… – Девушка вдруг вздохнула, да так тяжко, что, казалось, гнетет ее какая-то мука. – В род его попроситься хочу. Вячко-весянин сказал – примет Конди.

– В род? В наш… – Дивьян прикусил от удивления язык. В самом деле? И если б не случившееся несчастье, то появилась бы в его роду этакая краса? Но… зачем ей это?

– Не хочу в Ладоге, – словно услышав его мысли, отозвалась девчонка. – Горько мне там… А ты… ты не спрашивай меня больше про Ладогу, хорошо?

Дивьян кивнул и неожиданно рассмеялся:

– Так развяжешь?

– Развяжу, – кивнула девица. – Только… поклянись начала, что ничего худого супротив меня не замыслишь!

– Клянусь. Клянусь озерными духами, девицами речными, хозяином леса, солнцем и звездами, не замыслю супротив тебя худого, не сделаю.

Дивьян с удовольствием потер затекшие запястья. Поднял глаза:

– Давай зайца свежевать. Умеешь?

– Спрашиваешь. – Девчонка насмешливо фыркнула. – Как тебя кличут-то, чудо?

– Дивьяном.

– А я – Ладислава из Ладоги. А ты зачем шкуру так снимаешь?

– Не учи… – Отрок обиженно засопел, и Ладислава махнула рукой – делай как знаешь.

Освежевав зайца, Дивьян насадил тушку на оструганную девушкой палку, поворошил веткой угли… Задымились валявшиеся на полу толстые рукавицы.

– Дянки-то подбери, дева! Сгорят.

– Дянки? – Ладислава засмеялась. – Не дянки, а рукавицы, чудище ты лесное. А я-то думала, ты по-нашему хорошо умеешь.

– А я что – плохо? – обиделся отрок. – Так ты учи, у старого Конди по-вашему не оченно-то много людей баяло.

– У старого Конди? – Девушка радостно хлопнула в ладоши. – Так ты его знаешь? Я почему-то так и подумала… Меня проведешь? Покажешь дорогу? А ты сам, случайно, не из его рода? А сколько там всего людей? А…

Дивьян зажал уши руками.

– Помолчи, дева, – застонал он. – Да, да, да! Я – из рода Конди. Это ты хотела вызнать? Так знай! Только вот… родичей у меня теперь нет…

По румяным от пламени щекам отрока потекли слезы.

– Почему – нет? – удивленно переспросила Ладислава. – А где же они? И почему ты плачешь?

– Нет – потому что убили их третьего дня, – пряча лицо в ладони, глухо отозвался Дивьян. – Всех. Даже сестер. Даже… даже малых не пожалели, головы им…

Отрок зарыдал.

– Ну… ну… не плачь, что ты… – Ладислава обняла его, утешая, и от этой неожиданной ласки ее Дивьяну стало еще горше.

– А я, волчья сыть… – рыдая, шептал он. – Оставил всех без погребения… Все хотел… Хотел вражий настичь. И настиг бы, кабы не волки…