Внимание: «Молния!» - Кондратенко Виктор Андреевич. Страница 25

По приказу начштаба в мутное небо взлетели самолеты-разведчики и пошли за Днепр на бреющем следить за дорогами. На КП партизанских отрядов были посланы срочные радиотелеграммы. В лесных урочищах оседлали проворные хлопцы с красными ленточками на шапках быстрых коней и помчались на лесные опушки, поближе к дорогам, где в тумане черными тенями проходили танки.

Ожидая результатов разведки, внешне Ватутин был спокоен. Как всегда, никто из штабистов не замечал на его лице даже малейшего волнения. Но в душе командующего тревога. «Все дело мог погубить даже один хитрый лазутчик. Да и немало «мессеров» бродило над трассой. Но ее охрана велась образцово. Дожди и туманы мешали воздушной разведке. Все это так. Но куда Манштейн перебрасывает танки? Куда?» Неизвестность продолжала мучить Ватутина. «Быть второму Букрину или не быть?» Тревога усиливалась. «Может быть, танки Манштейна уже идут на север?»

А на Лютежском плацдарме последние стрелковые дивизии и танковые бригады выходили на исходные рубежи. Артиллерийский корпус прорыва занимал огневые позиции. Командиры частей расположились на своих наблюдательных пунктах и уже навели бинокли и стереотрубы на вражескую оборону.

Получив разведывательную сводку, он наконец вздохнул с облегчением. С плеч словно свалилась гряда киевских гор. Танковая дивизия СС «Рейх», повернув на юг, пошла на Кировоград. Ее даже не остановил новый, все нарастающий грохот боя в букринской излучине. Войска двух наступающих армий, применившись к сильно пересеченной местности, вели атаку напористо, и весьма изобретательно действовали орудийные расчеты, находясь в боевых порядках пехоты. Этот щит и таран принесли успех. Трофименко продвинулся вперед, а Жмаченко успешно отразил танковые контратаки. Командармы понимали: бить, только бить! Накал боя должен заставить Манштейна поверить в то, что судьба Киева по-прежнему решается в букринской излучине.

Ватутин ждал той минуты, когда его машина пойдет на Лютежский плацдарм. Она пошла туда вечером накануне решающего сражения за Киев. Красноватые лозы, мокрый, накатанный шинами песок, и уже под колесами вездехода басит понтонный мост и приближаются днепровские кручи, за которыми, чуть блеснув, гаснет в тучах бессильная заря.

На окраине села Новые Петровцы в невысоких кустах расположились КП Ватутина и чуть дальше — командармов Москаленко и Рыбалко. До переднего края всего восемьсот метров. Противник все время освещает местность ракетами. В наплывающем с Днепра тумане над кустами дрожит то зеленовато-мертвенный, то маслянисто-желтый свет. Сюда прибывают вызванные командиры частей и соединений. Идут по траншее полковники и генералы. Останавливаются у блиндажа командующего фронтом. Ждут дальнейших распоряжений.

Большой блиндаж командующего разделен на две части. В первой расположились в полной боевой готовности недремлющие связисты, во второй, за плотно закрытой дверью, идет совещание. За столом, на котором пестрит различными знаками оперативная карта, рядом с Ватутиным сидит представитель Ставки маршал Жуков, по правую сторону генералы Москаленко, Рыбалко, Черняховский, Епишев и по левую — Гречко, Кальченко, Иванов, Крайнюков и Шатилов.

— Как будто всё продумано нами... — Ватутин берет карандаш. — Но вот Москаленко, на чьи войска в начале атаки мы возлагаем особые надежды, вносит поправку к нашему плану. Он предлагает сократить полосу прорыва до семи километров. Как, товарищи?

— Слишком рискованно. Противник может сманеврировать артиллерией и хлестнуть с флангов перекрестным огнем. Атака захлебнется. — Жуков смотрит на карту.

— Георгий Константинович, — обращается Ватутин к Жукову. — Риск в этом есть. Но у нас преимущество: противнику неизвестно место прорыва, он не готов к такой неожиданности. После нашего удара сманеврировать огнем ему будет поздно.

— Я вижу, командующий фронтом убежден в необходимости такой поправки. Ну что ж... Прорыв на узком участке... В этом есть новизна. Есть. Согласен.

— Поправка принята. — Ватутин делает быструю пометку на карте. — Теперь можно приглашать командиров дивизий и корпусов.

В блиндаже тихо и тесно. Набилось много народу. Полковники и генералы. Все очень внимательны. Молча выстраиваются.

Напряженная тишина.

Ватутин, положив руки на оперативную карту, окидывает всех взглядом.

— Настал час, которого мы так давно ждали. Ставка Верховного Главнокомандования приказала нам овладеть Киевом. Октябрьскую годовщину мы должны встретить с вами в родном Киеве. Освобождение столицы Украины — это великий праздничный подарок нашему советскому народу. Выполнение задания в первую очередь зависит от решительности ваших действий. Я надеюсь, что стрелковые дивизии Москаленко и Черняховского, поддержанные воздушной армией Красовского, помогут нам ввести в прорыв танкистов. — Посматривая на генералов танковых войск Рыбалко и Кравченко, он продолжает спокойно и неторопливо: — Смело, танкисты, отрывайтесь от пехоты, быстро двигайтесь вперед, наводите панику среди мерзавцев-эсэсовцев, стремительно преследуйте их. Командирам всех степеней быть со своими частями и лично вести их в бой. На юге, в букринской излучине, наш удар встревожил Манштейна. Туда идут подкрепления. Это хорошо! — После небольшой паузы: — Я прошу вас, товарищи командиры, побывать на партийных собраниях и солдатских митингах перед боем и по нашему обычаю обойти траншеи переднего края и там поговорить с воинами. Вот и все. — Генералы и полковники встают. Ватутин на прощание добавляет: — Желаю вам выиграть битву за Днепр, войти с победой в Киев.

А рядом, в передней части блиндажа, где расположились связисты, жизнь идет своим чередом. Все наготове, вот-вот прозвучит команда, и сразу оживут полевые телефоны, полетят в эфир позывные сигналы раций, наступит такое время, когда и вздохнуть будет некогда. А пока кареглазая радистка достает из кармана зеркальце, незаметно прихорашивается. Девушка — она в любой обстановке хочет быть красивой. Радистка посматривает в угол, где, примостившись на патронном ящике и никого не замечая, что-то записывает в блокнот Митя Глушко.

Сосед Мити, неторопливый, даже немного медлительный сержант, с огорчением шарит по карманам:

— Куда-то кисет задевался... Привстань, Глушко.

Митя продолжает писать.

Проворный ефрейтор помогает сержанту искать кисет.

— Вот где пропажа, Глушко шинелью накрыл. Слышь, небожитель, сойди на землю, — толкает легонько Митю. — Тайком все пишешь, пишешь, прочти хоть строчку.

— Да ну тебя, вечно ты пристаешь, прочти да прочти. А что читать? — вздыхает, как после тяжелой работы. — Все это наброски.

— А ты наброски, — не унимается ефрейтор.

— Прочтите, — просит радистка.

— Ну, Митя... Что ты, ей-богу, — наседает сержант, пряча в карман кисет.

Глушко заглядывает в блокнот, начинает читать медленно и неуверенно:

В быстрых тучах, как шарик ртути,
Чуть заметен аэростат.
У Днепра — генерал Ватутин,
На плацдарме, что с боя взят.

Все застывают, вслушиваются в стихи. Ободренный вниманием, Митя читает дальше уже значительно лучше:

Час атаки, час переправы!
И орудий сильнее гром.
Слева — отмели. Горы — справа.
Киев высится над Днепром.

Митя закрывает блокнот и декламирует с подъемом:

Замелькали цветные нити.
То — последний сигнал ракет.
Танки ринулись из укрытий,
Из туманных низин в рассвет.
Днепр от взрывов бурлив и мутен.
И на танках в пыли броня.
И приказ отдает Ватутин:
— Батарейцы! Поддать огня!