Последний из миннезингеров (сборник) - Киров Александр. Страница 12

Второй раз Дмитрич досчитал до пяти, но тут из кустов вылезли два паренька на годик-другой помладше давешних девиц, что угадывалось в выражении восторга по поводу неожиданного окна в расписании, точнее, в слишком бурном характере выражения этого самого восторга, а еще точнее, в словах, которыми и выражался восторг.

Тогда Дмитрич, дав паренькам уйти, просто, безо всякого счета, прыгнул в кусты, памятуя, что дальше пятнадцатой минуты урока дети ждать его, Дмитрича, не должны и, вероятнее всего, не будут. Прыжок был не самым удачным. Во-первых, Дмитрич по колено увяз в снегу, подвернув при этом ногу; вдобавок, с носа его слетели очки. Во-вторых, литератор почувствовал, как через все его лицо – слева наискосок – набухает солидный, почти сабельный шрам. В-третьих, он открыл, что в кустах, кроме него, еще кто-то есть.

Мальчик и девочка, которые, вероятно, не закончили еще и начальной школы, оторвались от мобильного телефона, в котором, чувствовалось по их хихиканью, разглядывали что-то интересное, веселое и очень познавательное. Девочка наклонилась к мальчику и что-то зашептала ему на ухо.

– Маша сказала, что вы – робот! – услужливо озвучил ее слова мальчуган.

Дмитрич, нашаривший в снегу свою оптику и водворивший ее обратно на нос, никак не отреагировал на слова паренька, и стал выбираться из кустов.

На тропинке, протоптанной от шиповника к школьному крыльцу, Дмитрич столкнулся с тремя первоклашками, которые волокли куда-то внушительных размеров дога.

– Отпустите собачку, – бросил им на ходу Дмитрич.

Первоклашки застыли с раскрытым ртом, и воспользовавшийся их секундным замешательством дог, сверкая черным полированным задом, показал людям, насколько быстро умеют бегать их четвероногие братья.

– Он колдун! Он колдун! – мечтательно протянул тоненьким голоском один из малышей, показав пальцем в спину Дмитрича, который, припадая на левую ногу, с быстрого шага перешел на бег прихрамывающей трусцой.

Остальные малыши молча и зачарованно кивнули.

Шла десятая минута урока.

3

А уже на одиннадцатой минуте Дмитрич бодро влетел в кабинет литературы.

– Здравствуйте-садитесь! – бросил он на ходу, думая в этот момент, как бы половчее провести урок без конспекта, который остался в портфеле, а портфель – в учительской.

К Дмитричу вернулась его привычка говорить одно и думать в это самое время о другом, иногда – противоположном тому, о чем он говорил в данный момент, иногда – к произносимому вслух не имеющем и вовсе никакого отношения.

«Да, в школе многое изменилось, – думал литератор, называя свои фамилию, имя и отчество, рассказывая о том, как он учился в десятом классе, как вызывали на родительское собрание его маму, кстати сказать, ветерана Великой Отечественной войны… – Многое изменилось. Всего пять лет, а гляди… Акселерация. Десятиклассники выглядят как взрослые люди, а некоторые из них – как люди средних или даже пожилых лет…»

– Тема нашего первого урока – культурная ситуация пятидесятых годов девятнадцатого века, – плавно перешел Дмитрич к делу.

Тут кто-то в классе сдержанно кашлянул.

– Славянофилы и западники, – возвестил Дмитрич и повернулся к доске, чтобы записать на ней орфографически трудные слова.

При этом он засомневался, в одно или в два слова пишется «славянофил» и на секунду замешкался, написал «западники», снова задумался… Покашливание в классе повторилось.

– А куда я попал? – неожиданно для самого себя спросил Дмитрич, пораженный каким-то внезапным и сошедшим на него свыше озарением.

– На курсы повышения квалификации учителей, – дружелюбно ответили Дмитричу с задней парты.

– А где же тогда урок литературы? – пожал плечами обескураженный Дмитрич.

– В десятом классе, – мило улыбнулась совсем юная девушка за первой партой. (Она и вводила Дмитрича в заблуждение вот уже несколько минут.)

– А где десятый класс?

– В актовом зале, – сочувственно прошептал с третьего ряда какой-то седовласый старец. – Пока у нас идут курсы, детки десятого класса учатся в актовом зале.

На двадцатой минуте урока Дмитрич пулей вылетел из кабинета литературы и опрометью бросился туда, где находился актовый зал, а поскольку, где именно этот зал актов находился, Дмитрич не знал (Володя только говорил ему, что за актовым залом расположен туалет, который все время закрыт), можно сказать, Дмитрич несся туда, куда вела его интуиция, надеясь застать в актовом зале хотя бы одного живого десятиклассника.

А на доске в кабинете литературы сиротливо осталось слово «западники», выведенное неуклюжим крупным детским почерком. Это слово сразу бросилось в глаза второму физкультурнику школы, Афанасьевичу, который дополнительно к физкультуре преподавал еще и валеологию, а сейчас вот пришел к курсантам. Афанасьевич был в строгом костюме, однако на шее его то ли вместо талисмана, то ли просто по привычке болтался внушительных размеров свисток.

– Я опоздал потому, что смотрел новости, – честно признался Афанасьевич. – Я не могу пропустить новостей, потому что я не иждивенец. Они – иждивенцы. – Здесь-то Афанасьевич и показал правою рукой на слово «западники». – Я – нет, – и он резко покачал в воздухе указательным пальцем левой руки и на целую минуту замер с распростертыми, подобно птичьим крыльям, руками.

4

Интуиция подвела Дмитрича, и до актового зала он добрался лишь на тридцатой минуте урока. Вопреки ожиданиям литератора, десятый класс ждал его там в полном составе.

Учителя встретили радостным рыком.

– Здрасьте! – выдохнул Дмитрич, поправил очки и радостно, однако с долей смущения улыбнулся. – Извините, вот…

Он хотел сказать «задержался», но сбил дыхание и поэтому выговорить последнего слова просто не смог. На глаза литератора навернулись слезы.

«Дождались, – думал Дмитрич. – Какие славные ребята. За что же их тут все так не любят?»

Если бы литератор пригляделся к рассредоточившимся по всему актовому залу ребятам повнимательнее, он узнал бы среди собравшихся и двух девиц, куривших в кустах шиповника, и тех пареньков, которые выскочили из кустов следом за девицами. Эти четверо учились в одном и том же классе. Пареньки – полгода, одноклассницы их – вот уже третий год.

Впрочем победный рык вскоре сменился яростной перебранкой.

– В чем дело? – насторожился Дмитрич, подумав вдруг, что актовых залов в этой образцово-показательной, чувствовалось, школе, в которой даже учат учить педагогов из других школ, более одного.

– А вы кто? – спросил Дмитрича здоровяк, в котором литератор узнал романтического юношу у дверей «люкса».

– Ваш новый учитель литературы, – торжественно возвестил Дмитрич.

– А что вы тогда делали у тренерской? – недоверчиво поинтересовалась фигуристая возлюбленная долговязого. – Мы думали, что вы физрук.

– Зашел к Владимиру… – тут Дмитрич второй раз за урок смущенно осекся, потому что вспомнил, что не знает отчества своего доброго гида.

Но десятиклассников это обстоятельство нисколько не смутило.

– Йес, йес, йес! – запрыгала по проходу между сиденьями фигуристая. – Оу…. Йесс! Я люблю вас… Кстати, звать-то вас как?

– Дмитрич, – брякнул Дмитрич, утративший за пять лет черновой плотницкой работы остатки учительского лоска. – Алексей Дмитриевич, – поспешно исправился он.

Но было уже поздно.

– Ай лав ю, Дмитрич! – заорали в один голос третьегодницы.

Дмитрич не знал, что десятиклассники заключили пари, придет или нет он на урок. Поучаствовать пришли даже те юноши и девушки, которые на уроки обычно не ходили, а паслись в окрестностях школы и за пределами этих окрестностей. Так вот, всех перечисленных обстоятельств Дмитрич не знал, поэтому он слегка покраснел и несколько церемонно расшаркался.

– Вы прикольный, – поощрила его репризу заметившая наконец-то Дмитрича волоокая двоечница и первая школьная красавица Настя Шемякина, которую литератор ранее видеть не мог, потому что Настя редко выходила в школьные коридоры, посещала все занятия и поэтому справно переводилась из класса в класс.