Точка выброски - Зверев Сергей Иванович. Страница 33

— Курить будешь? — спросил он. Боевик неподвижно лежал на боку, глядя куда-то вдаль. Время от времени он негромко повторял одни и те же слова.

— Некурящий, значит. Ясно, — Батяня уселся на корточки перед упрямым бандитом.

— Вот смотрю я на тебя и думаю — как такой маленький гаденыш смог столько пакостей наделать! — Батяне было понятно, что его враг, скорее всего, не понимает русского языка, однако ему хотелось выговориться, поговорив хотя бы с самим собой.

— Сбил ракетой самолет со всем экипажем. Бойцов моих — всех до одного — перестрелял. Серега… — Батяня замолчал, его переполняли горькие чувства. — Серега Катаев тоже из-за тебя погиб. Археологи… — майор обернулся, посмотрев на дым, который продолжал куриться над фундаментом сгоревшего домика.

— Археологи ни в чем не были виноваты! Как и все местные рабочие! — Майор подумал, что до утра нужно будет собрать и закопать все трупы. Иначе днем, на жаре, с ними станут происходить весьма неприятные изменения.

— Начальница экспедиции так и не вернулась в лагерь. Небось и здесь тоже без тебя не обошлось? — Боевик молчал. Батяня повысил голос: — Говори, подонок, что вы сделали с мадам?

Услышав слово «мадам», боевик слегка пошевелился и посмотрел на майора. Затем на его губах снова появилась презрительная улыбка. Сплюнув на песок, он опять что-то проговорил по-арабски.

— Ясно! Ну, гад! Сейчас я тебя точно кончать буду! — Батяня снова схватился за автомат. И неожиданно услышал за спиной громкий скрип. Реакция у майора, как всегда, была на уровне, и в следующее мгновение он уже лежал на песке, наведя прицел автомата на источник раздавшегося звука. Скрип раздался со стороны сгоревшего домика.

«Странно, — подумал Лавров. — Чему тут скрипеть-то?» Однако в следующие секунды оказалось, что все не так просто. С удивлением он увидел, как в заваленном обломками люке, не сразу и с трудом откинувшемся над фундаментом, показалась чья-то фигура. В сгустившихся сумерках лица двух людей, вылезших из обнаружившегося под домиком погреба, разглядеть было трудно. Но Андрей Лавров уже сообразил, кто эти двое, уцелевшие в прогремевшей недавно кровавой мясорубке.

— И не надоело вам там сидеть, в этом погребе? — громко спросил майор по-русски.

Фигуры вздрогнули и замерли на месте. Затем дернулись назад, в сторону погреба. Первым пришел в себя Богдан.

— Это ты, Андрей? А почему я тебя не вижу?

— Ну, я, — ответил Лавров. — А ты присмотрись!

Археологи увидели подымающегося с песка человека с автоматом.

— Скажи, Андрей, все точно уже закончилось? — Голос Алеся слегка дрожал.

— А тебе что, пострелять захотелось? — Батяня закинул автомат за плечо и по очереди обнял воскресших приятелей. Оба выглядели соответственно — перепачканные сажей, в изорванной и окровавленной одежде.

— Что ж ты весь в крови-то? — поинтересовался Батяня, глядя на Богдана.

— Да это не моя кровь, — ответил Федорчук.

— А-а, понятно. Кровь врага — лучший трофей, — процитировал Батяня кого-то из великих военачальников.

— После армии не держал в руках оружия. И то — мы там только по мишеням стреляли, — сказал Богдан, протирая запыленные глаза.

— Да тут такое было! — не до конца пришедший в себя Алесь спешил поделиться впечатлениями. — Эти бандюги тут всех без разбору мочили. Мы еле спрятаться успели. Да ты и сам все видишь…

— Это сейчас он дрожит, а тогда он гораздо смелее был! — усмехнулся Богдан. — Если бы не он, меня бы, наверное… Здорово ты этого, с сетью! Наконечником римского пилума!

— А это что такое? — взглянул на него Лавров. — Пилум… не припоминаю.

— Да это наконечник копья римского легионера, — пояснил Богдан. — Свежеотысканный.

— Выходит, не зря пролежало холодное оружие пару тысяч лет в земле? — хохотнул Батяня. — Так, значит, нашли все-таки?

— Точно, до римлян сегодня докопались, — сообщил Алесь. — Зато Богдан придумал наш самогон поджечь!

— Ага, сразу весь свой запас уничтожили. А теперь вот даже жить будет негде. Я смотрю, ничего не уцелело в этой бойне. И вещички наши дымом пошли…

— Да что вещички, главное, что живы остались! — возбужденно сказал Бартошевич.

— Ну, это конечно… А Серега где? — Богдан, подняв с дорожки валяющийся там автомат убитого боевика, принялся вертеть его в своих больших руках, рассматривая со всех сторон.

— Нет больше Сереги. Вообще никого здесь в живых не осталось. Кроме меня и… вот этого. — Майор кивнул в сторону валяющегося на песке пленного.

— Ага! Живой, сука! — Алесь подошел и нагнулся над лежащим на спине человеком, который никак на это не отреагировал, продолжая смотреть в небо. В небе одна за другой загорались звезды.

— Послушайте, ребята, может, вы арабский знаете? — встрепенулся Батяня. — Я ведь уже давно с ним бьюсь, и все без толку. Поговорите с ним тогда — английского языка он понимать не хочет.

— Это можно, — кивнул Федорчук. — Попробуем разговорить этого урода. Хотя я бы его с большим удовольствием к стенке поставил. Однако на что только не пойдешь в интересах дела!

Богдан, проверив автомат и повесив его на плечо, приблизился к боевику.

— А ты, Алесь, притащи-ка сюда пару фонарей, темно становится, — распорядился Батяня. — Да разыщи там какой-нибудь еды заодно! Что-то же должно остаться.

Богдан, присев на корточки возле связанного бандита, попытался с ним заговорить по-арабски. Тот продолжал молча смотреть в небо. Потом вдруг громко произнес несколько слов. И опять замолчал. Археолог почесал в затылке и снова заговорил с вопросительной интонацией. Боевик молчал. Богдан повысил голос, явно угрожая. Пленный опять проговорил те же самые слова. И неожиданно громко расхохотался. Из одного из домиков появился Алесь, несший в одной руке зажженный фонарь, а в другой — какой-то пакет, по-видимому, еду.

— Ну, что? — иронично спросил у Богдана подошедший Батяня. — Как успехи? Не слишком много он тебе наговорил?

— Да, можно сказать, что ничего пока, — смущенно ответил взглянувший на него археолог. — Пока похвастаться нечем.

— Молчит, сволочь?

— Ну да, почти, — Богдан опять что-то спросил у пленного по-арабски. Боевик продолжал молчать. Тогда археолог снял с плеча автомат и направил ствол в лицо бандиту. Боевик громко сказал, почти проорал несколько отрывистых фраз. И снова захохотал.

— Но ведь что-то же он говорит! — сказал Батяня. — Ты хотя бы это переведи.

— Единственное, что он сказал, так это то, что его зовут Хамид Бенкур, и то, что с христианскими… — украинец замолчал и снова почесал в затылке.

— Ага! Да говори же! — обрадовался майор. От злобного пленного наконец что-то удалось услышать. — Начало уже есть, а это внушает надежду.

— Сказал, что с «неверными свиньями» он не собирается беседовать, — сообщил Федорчук. — Мы для него даже не люди, а так, падаль.

— А ты ему говорил, что мы его тогда расстреляем? — спросил Лавров. — По-моему, убедительный аргумент.

— Да говорил, конечно! — вздохнул Богдан. — А он сказал, что убитый на войне воин ислама сразу попадает в рай, к гуриям. И даже попросил, чтобы мы поскорее с ним покончили. Так что его на страх смерти не возьмешь.

— Да, поставил он нам задачку! С христианскими свиньями, значит? — покачал головой майор.

— Со свиньями! — Богдан вдруг подскочил и хлопнул себя по лбу. — Свиньями! Ай-яй-яй!

— Ты чего, парень? — Батяня недоуменно посмотрел на подпрыгивающего здоровяка.

— Сало! — завопил украинец и кинулся к Алесю, мастерящему нехитрый ужин на разложенном столике.

— Давай сюда наше сало! — потребовал Богдан. После чего вернулся к лежащему Хамиду с увесистым куском сала и ножом.

— Сейчас мы его накормим! — Богдан, присев на корточки возле боевика, потряс салом перед его лицом. Затем украинец отрезал от сала небольшой кусок и сел верхом на пленного, словно бы намереваясь засунуть его в рот бандиту. Алесь с понимающей улыбкой следил за действиями товарища.

— Ты это зачем? — спросил Батяня. — Будешь зря ценный продукт переводить на этого недобитка?