Опасные игры - Мэрфи Уоррен. Страница 3

И Джек Муллин, бывший лейтенант военно-воздушных сил ее королевского величества, не называл Мкомбу Джимом. Он называл его Джим Боб, что, насколько ему было известно, Мкомбу тоже не правилось, но что Мкомбу, несомненно, предпочел бы тому, как называл его Муллин про себя, — то есть свиньей.

Тот факт, что это последнее определение имело под собой крепкую основу, подтвердился еще более, когда Муллин вошел в кабинет Мкомбу, находившийся в небольшом доме, расположенном в джунглях у самой границы с Замбией. Стол, за которым восседал Мкомбу, был сплошь завален едой, а еда была сплошь покрыта мухами. Но это ничуть не смущало Мкомбу, который, хватая пищу обеими руками, запихивал ее себе в рот и глотал то, что при этом не вываливалось оттуда на его обнаженную грудь. Причем, не брезговал и мухами.

Как только Муллин вошел в кабинет, Мкомбу махнул ему перепачканной жиром рукой, он схватил бутылку с вином и, сделав большой глоток прямо из горлышка, предложил бутылку гостю.

— Нет, благодарю вас, сэр, — вежливо произнес англичанин, с усилием сохраняя бесстрастное выражение лица, чтобы не дать отразиться на нем отвращению, которое он при этом почувствовал.

— Ну, тогда хоть съешь что-нибудь, Джеки. Ты же знаешь, я терпеть не могу есть один.

— Насколько мне кажется, вы неплохо справляетесь с этим делом, — ответил Муллин.

Мкомбу выразительно глянул на него, и Муллин, протянув руку, взял двумя пальцами кусок курицы. Если повезет, он сможет промусолить в руках этот кусок на протяжении всей встречи, а потом, вернувшись к себе, поесть американских консервов, запас которых имел с собой всегда, когда находился в джунглях.

Увидев, что Муллин взял курицу, Мкомбу улыбнулся, но продолжал смотреть на англичанина до тех пор, пока тот не откусил маленький кусочек и не принялся с неохотой жевать.

Мкомбу удовлетворительно кивнул головой.

— Знаешь, Джеки, если ты не прекратишь убивать моих людей, у меня не останется воинов.

Муллин сел на стул и положил ногу на ногу. Он не отличался внушительным сложением, имея при росте в сто семьдесят сантиметров вес около семидесяти килограммов, но мало кому представлялась возможность недооценить его дважды.

— Я буду убивать их до тех пор, пока они не научатся мне подчиняться. Только так можно держать в узде остальных.

— Ну, а разве нельзя просто бить их по головам или что-нибудь вроде этого? Это должно на них действовать. Разве обязательно убивать?

Мкомбу вытер жирные руки о свою «дашики». Затем, спохватившись, принялся собирать с груди застрявшие в редких лоснящихся волосах кусочки пищи и бросать их в рот. Муллин отвернулся к окну и посмотрел на расчищенную в джунглях площадку, служившую главной исходной позицией для рейдов, проводимых народно-демократической революционно-освободительной армией Мкомбу.

— Они не понимают, когда их просто бьют по голове, — проговорил Муллин. — Они понимают только тогда, когда их убивают. Если этого не делать, Джим Боб, в один прекрасный день они разбегутся кто куда и мы с вами останемся без армии.

— Но тот, которого ты убил, стоил троих.

Муллин вздохнул, вспомнив, с какой легкостью он прикончил этого двухметрового, весившего 120 килограммов сержанта: вынул свой пистолет сорок пятого калибра, снял пилотку и темные очки в металлической оправе, поочередно кладя все это на землю, а когда наклонился в последний раз, чтобы аккуратно положить очки на пилотку, — при этом глаза верзилы следили за каждым его движением, — выбросил вверх левую ногу и каблуком тяжелого ботинка ударил негра в адамово яблоко. Так их поединок и закончился, не успев начаться. Когда парень упал, Муллин, для верности, размозжил ему череп, ударив в висок окованным носком ботинка.

— Если такие, как он, стоят троих, то наше положение не из лучших, Джим Боб. Он был неповоротлив и глуп. А солдат без мозгов — не солдат. Победу в войне одерживают не численностью войска, а дисциплиной и мозгами, хотя бы в том количестве, которое необходимо для выполнения приказов.

Мкомбу кивнул. Закончив приводить в порядок свою грудь, он еще раз вытер руки о рубашку.

— Конечно, ты прав, потому я и оплачиваю так щедро твою должность начальника штаба.

Он улыбнулся, и Муллин улыбнулся в ответ, подумав: «Маловато платишь», однако утешил себя мыслью, что его час еще наступит. Терпение всегда вознаграждается.

Мкомбу поднялся из-за стола и сказал:

— Ладно, пока прекрати убивать кого бы то ни было. — Затем, будто бы желая пресечь возможные возражения, быстро добавил: — А теперь к делу.

— Что за дело?

Мкомбу, сцепив руки за спиной, слегка подался вперед.

— Олимпийские игры, — сказал он.

— И в каком же виде состязаний вы собираетесь участвовать? — спросил Муллин. — Кто больше съест?

Мкомбу выпрямился. Он был всего сантиметров на пять выше Муллина, но вместе с тем килограммов на пятьдесят тяжелее. Рубаха его была вся в пятнах, в черной седеющей бороде блестела застывшая капля жира. А когда он улыбнулся Муллину, в розовом провале рта сверкнуло золото и серебро.

— Если бы я не знал тебя так хорошо, Джеки, я бы подумал, что ты меня не любишь, — сказал Мкомбу.

Это был прямой вызов, и Муллин сдержался, убежденный, что в свое время сумеет взять реванш. Просто это время пока еще не наступило.

— Я пошутил, Джим Боб, — сказал он.

— Прекрасно. Можешь продолжать в том же духе. Только почему ты не ешь свою курицу?

И Мкомбу проследил, как Муллин поднес кусок ко рту и неохотно откусил второй раз.

— Ладно, — сказал Мкомбу. — Теперь об этих играх.

— А в чем там дело?

— Спортсменов из ЮАР и Родезии могут не допустить к участию.

— Ну и что? — спросил Муллин, пожав плечами.

— Это может вызвать недовольства в обеих странах.

— Верно, — сказал Муллин. — Но при чем тут мы?

— Мы сделаем так, что происшедшее в Мюнхене в семьдесят втором покажется им невинной забавой.

Мкомбу поднял глаза, и Муллин кивнул. Он знал эту игру. Мкомбу будет говорить нарочито туманно, и ему, Муллину, придется подталкивать его своими «как», «почему» да «зачем» до тех пор, пока все не станет на свои места.

Таким образом, заставляя британца постоянно обращаться к нему за разъяснениями, Мкомбу поддерживал в себе чувство превосходства.

— Как? — спросил Муллин.

— Мы уничтожим спортсменов одной из стран-участниц и свалим вину за это на какую-нибудь террористическую организацию белых из ЮАР.

Муллин снял очки и стал их рассматривать. Он тоже умел вести игру. Медленно водрузив очки обратно на нос, он спросил:

— Зачем?

— Если это будет сделано от имени каких-то там южно-африканских борцов за какие-то там права, весь мир обрушится на ЮАР и Родезию. И для нас откроются все двери.

— Насколько мне известно, с палестинцами ничего подобного не произошло. По-моему, все забыли о том, что они убили в Мюнхене детей. Почему же так должно получиться, если речь идет о ЮАР и Родезии?

— Потому что ЮАР и Родезия — антикоммунистические страны, — сказал Мкомбу. — Это гарантия того, что мировое сообщество всерьез ополчится на них и ничего им не простит. У палестинцев не было этого недостатка.

Муллин кивнул.

— Может, и сработает, — сказал он. — Сколько человек нужно будет уничтожить?

— Всех, кого пошлет эта страна. Всех до одного, — ответил Мкомбу с явным удовольствием.

— И как же нам удастся это сделать?

— А вот за это, дорогой Джек, я и плачу тебе такие деньги. Соображай сам. Естественно, предварительно мы распространим послания с угрозами и тем самым начнем восстанавливать общественное мнение против белых режимов. А массовое убийство явится завершающим штрихом.

— Минимальными силами, разумеется? — уточнил Муллин.

— Разумеется, чем меньше людей будут об этом знать и принимать в этом участие, тем лучше.

Мкомбу сел на место. Его рука почти непроизвольно потянулась за куском мяса, и, как только приблизилась к нему, оттуда тотчас же взмыла муха.