Крестовый перевал - Зверев Сергей Иванович. Страница 38

Ага, намек ясен. И тут все условия «для счастья» клиента: хочешь сэкономить на ремонте — походи недельку пешком; желаешь перемещаться с комфортом — изволь рассчитаться по срочному тарифу. Сервис, мля…

— Мне не к спеху, — говорю я, прощаясь.

— Хозяин — барин, — доносится вслед.

Домой иду неторопливым шагом, с трудом и чуть не по звездам угадывая во тьме путь. В карманах помимо собственных ключей, бумажника и телефона, лежат наиболее ценные вещи Серафимы. Те же ее ключи от квартиры, телефон и деньги. Остальное: зеркальце, косметику, пилку для ногтей, упаковку каких-то таблеток и прочую мишуру я оставил в бардачке машины.

Встав под единственным фонарем на пересечении спящих улочек, подпаливаю очередную сигарету и невольно подмечаю, что выкурил сегодня треть пачки. Давненько я столько не дымил. Но что делать — такой уж насыщенный событиями день. Сначала известие о гибели Юрки, потом сердечный приступ у Дарьи Семеновны. Наконец, появление проклятого мотоцикла, обстрел автомобиля, ранение Серафимы и короткая вспышка сумасшедшей погони…

Похоже, уснуть сегодня без приличной порции водки не получится.

Глава шестая

Сигнал мобилы с долгой настойчивостью прорывается сквозь крепкие объятия небытия. Звонит, вибрирует, надрывается.

Ни малейшего желания открывать глаза, искать его, узнавать чей-то голос, отвечать на дурацкие вопросы.

Слава богу — замолк. Блаженно проваливаюсь в сонную бесконечность…

Не знаю, сколько проходит времени, но он оживает опять. И кому я понадобился в такую рань?

Впрочем, мне не известно, сколько сейчас времени: восемь, десять или полдень. Чувствую лишь, что после стакана водки трещит голова, а из-за позднего отбоя жутко хочется спать.

Третья попытка окончательно выдернуть меня из царства Морфея.

Как же он мне надоел! Сволочь. Надо сменить мелодию и убавить звук…

Мозг хоть и вяло, но постепенно включается в работу. Начинаю соображать, перебирая основных абонентов…

Мама, стараясь не шуметь, возится на кухне.

Юрки больше нет.

Дарья Семеновна лежит в реанимации и вообще боится мобильников.

Серафима в больнице, ее сотовый у меня…

«Стоп. Серафима! — вскакиваю с постели. — Возможно, она пришла в сознание и попросила кого-нибудь из персонала набрать мой номер!»

Резкое движение вызывает дикую боль в плече, по которому вскользь шибанула пуля. Но мне сейчас не до нее. На ходу поправляя бинтовую повязку, нахожу аппарат.

Точно! На экране незнакомый номер.

— Да!

— Паш, ты? — настороженно вопрошает голос. Причем мужской.

Я ошарашен. Если это незнакомый медик, то чересчур фамильярный.

А вдруг это не медик! Тогда кто?…

Сдержанно отвечаю:

— Ну, я.

— Не узнал?

Голос кажется знакомым. Однако меня всегда раздражала дурацкая манера затевать на расстоянии игру в угадайку.

Сквозь позевоту включаю сарказм:

— Как же, как же! Узнал! Вы опять хотите попросить в долг до субботы?

— Паш, ты ж вроде травку не куришь, «моментом» водяру не занюхиваешь…

И тут молнией прошибает догадка: уж не голос ли это младшего Ткача?

Судорожно глотнув минералки из стоявшей рядом с диваном бутылки и плеснув ею же на вспотевший загривок, выдыхаю вместе с газом:

— Юрка, ты?

— Наконец-то признал.

Какая прелесть. Сюрприз за сюрпризом. Правда, на этот раз сюрприз приятный.

— Интересно девки пляшут… — Чешу волосатую грудь и невольно перебираю аналогии чудесного воскрешения. Да, на войне такое происходит. Правда, очень редко.

На всякий случай уточняю:

— Ты, случаем, не с того света звонишь?

Юрка напряженно молчит — видно, тоже по какой-то причине плохо соображает. Приходится объяснять.

— Мы тебя, между прочим, схоронили.

— Как это?!

— Очень просто. Без воинских почестей и салюта, но с соблюдением христианских традиций. Поминать вот намедни собирались.

— Паш, у вас там у всех глюки или через одного? — с обидой спрашивает молодой балбес. — Ирку щас набрал — у нее истерика. Тоже не верит, что это я, и сбрасывает звонки. Дура!.. Ты про какие-то похороны мозг сношаешь…

Вкратце передаю суть новостных сюжетов, увиденных по телеку и дословно переданных мне Ириной.

— Да, — соглашается Ткач, — сгоревший «Форд» я тоже лицезрел на экране. И трупы друзей видел. А вот до конца сюжет не досмотрел — нервы не выдержали.

— Деньги на балансе твоего телефона есть? Говорить можешь?

— И деньги есть. И говорить могу.

— Тогда рассказывай по порядку о своих похождениях.

Он нехотя и сбивчиво повествует о разработанной им операции по ограблению крутой московской нефтяной компании. О тщательной подготовке в Саратове, о гладком исполнении в головном офисе. И о полном провале на улицах Москвы. При этом впервые снисходит до извинений за свои проделки и просит побеспокоиться о тете Даше.

Ну, надо же — что я слышу!

Охренев от избытка негативной информации, выдаю ядреную матерную фразу и спрашиваю о дальнейших планах. Тот мнется, мямлит какую-то чухню. Похоже, прилично расстроен и хочет свернуть разговор.

— Послушай. Послушай, черт тебя подери! — кричу в трубку. — У каждого в жизни есть черные полосы, но только от тебя, идиот, зависит их ширина! Понимаешь? От тебя одного!

— Ладно, Паш, не кричи. И без тебя блевать охота… Кстати, я встретил Волкова.

— Что? — не разобрал я последней фразы.

— Я познакомился здесь с Волковым. С тем… С вашим сослуживцем, который один уцелел под лавиной…

Еще одна некислая новость из разряда сенсаций. Я уж, грешным делом, считал его покойником. Думал: либо спился, либо со своим вспыльчивым характером загнулся в тюряге. Значит, остепенился, поумнел.

Новость на самом деле радует, и я невольно смягчаю тон:

— Как же вас угораздило познакомиться?

— Он был в числе омоновцев, присланных искать меня в театре. В общем, узнал по фейсу и спас.

— Хм. Вот хомяк узкоглазый! Значит, он служит в московском ОМОНе?

— Давно уже служит. А почему ты его называешь узкоглазым? Вполне себе русская морда…

— Ну да, русская. Только по документам он не совсем русский.

— Слушай, Паш… Может, это к лучшему, что меня посчитали погибшим?

— Ни хрена себе! А ты о тетке подумал? Ее, между прочим, после известия о твоей кончине увезла «Скорая помощь».

— Куда увезла?

— В реанимацию. Стало плохо с сердцем. Сегодня вот собираюсь проведать.

— Черт… — виновато вздыхает молодой повеса. И все-таки настаивает: — Паша, не говори, пожалуйста, никому о моем звонке. Ладно?

— Постараюсь. Как же ты планируешь поступить дальше? Вообще, как жить собираешься?

Юрка берет паузу, несколько секунд сопит в трубку. Потом выпаливает:

— Поеду на Кавказ.

— Зачем?

— Хочу побывать на том месте, где Андрюха пропал. Да и деваться мне пока некуда. Пусть все уляжется, устаканится. А там посмотрим…

— Подожди-подожди. Что-то я не пойму, — нащупываю ладонью пачку сигарет. — Во-первых, это опасно — относительный порядок на Северном Кавказе навели только в городах. А во-вторых, как ты найдешь то место, где пропал Андрей?

— Со мной согласился поехать Толя Волков. У него как раз выпадает отпуск. Он и покажет.

Это меняет дело. Толик — бывалый спец, в горах его голыми руками не возьмешь. К тому же он — единственный человек, точно знающий, где находился Андрюха во время схода той проклятой лавины.

Открываю настежь окно, щелкаю зажигалкой, выпускаю облако дыма. Что-то я стал много курить. Ладно, не будем отвлекаться.

В пользу Юркиной затеи говорят несколько фактов: поездка на Кавказ не сулит ему легкой жизни, и она вряд ли связана с криминалом. Более того, побывать на месте гибели старшего брата будет крайне полезной терапией для молодого взбалмошного эгоиста. Морально-психологической терапией. Быть может, хоть это заставит его взглянуть на жизнь по-другому.