Золушки на грани. Без купюр - Лукас Ольга. Страница 17

– Как же мы без тебя? Куда же мы без тебя? Кто мы без тебя, что мы без тебя? – причитают люди, но заяц уже далеко. Он, значит, свободен. Вот отсюда и до самого горизонта. Очень, очень хорошо.

Весело подпрыгивая и напевая, он добирается до сельской ярмарки, где, войдя в сговор с местным дурачком, демонстрирует номер «Впервые на арене – поющий и танцующий заяц!» Дурачок получает за труды яркую трещотку, заяц, нагруженный гонораром, отправляется в большой город. Тут он теперь будет жить. Да.

Заяц снимает мансарду с видом на заросший двор, набивает трубку, садится в кресло-качалку и чувствует себя абсолютно счастливым, куда счастливее прочих зайцев.

Утром никто не зовёт его, не будит, никто не тормошит, не просит спасти мир прямо сейчас. Заяц просыпается сам, потягивается, соображает, что он теперь – свободный гражданин, сам себе хозяин и задумывается.

Он теперь, получается, может сам отдавать себе приказания и сам же их исполнять. Отлично! Осталось только придумать, чего ему сейчас хочется.

Морковки? Ну, можно и морковки для начала. Выпить чего-нибудь освежающего, со льдом? Мятного лимонада, к примеру? Можно и лимонада. И чтоб на стене самодвижущиеся картинки кривлялись и развлекали его.

Дальше заяц буксует. Кажется, всё, чего только можно пожелать, у него уже есть. С самого детства он мечтал о такой уютной норе высоко над землёй, и курить теперь можно сколько хочешь, а то в его прошлой, хлопотной да подневольной жизни, ему никогда не удавалось докурить трубку, обязательно находилось какое-то дело по его заячью душу.

«Может быть, мне охота выйти из норы на свежий воздух, побродить по улицам этого прекрасного города? Да, но с какой целью? – размышляет заяц, – Ну, например, поглядеть, что творится вокруг, исследовать, так сказать, местность. А смысл? Может быть, сходить на рынок, купить зелени?»

Но благодаря своим чудесным способностям заяц может заполучить сколько угодно зелени, минуя рынок. Оп – заяц хлопает ушами (только не спрашивайте у него, как он это делает – рассердится) и на столе перед ним появляется корзина, доверху наполненная разными сельдереями, мятами, чабрецами и прочими травками. Даже, если точнее описывать действительность, сначала в воздухе повисает корзина, потом заяц еще раз хлопает ушами и прямо под ней возникает стол: отличный раздвижной стол, за который, при желании, можно усадить всю семью хозяина. Тьфу ты! Нет уже никакого хозяина. Есть свободный заяц – друг человека.

Весь день свободный заяц проводит в кресле-качалке, размышляя над тем, чего бы такого ему захотеть, но кроме пищи, напитков и необременительных ужастиков категории «С» выдумать ему ничего не удаётся.

Через неделю заяц становится нервным и раздражительным, хотя его, казалось бы, наконец-то перестали раздражать и нервировать. Ужастики надоели, пища – ну что пища, не пищей же единой? Тем более, что заяц от этой пищи и спокойного сидения в кресле начал поправляться. Это никакому зайцу не на пользу, а волшебному – в особенности. Люди же не станут разбирать, учёный ты или нет, раз жирный – в котёл тебя! В суп тебя! На вертел, на жаркое. И на холодец ещё останется. И не успеешь спасительными ушами щёлкнуть, потому что за них, за уши эти многострадальные, тебя будет держать кухарка, а потом ножиком по горлу – чик, и прощайте, метания и стремления!

Зайцу становится так грустно от этой мысли, что он тут же наколдовывает себе впалые клокастые бока. Видит, что перестарался: ни одна зайчиха не позарится на такого урода. Создаёт из ничего непритязательную зайчиху, пользуется её молодой тушкой, отправляет в небытие. Жизнь вроде бы налаживается? Да как бы не так. Если не считать отдыха, которого теперь ну просто завались как много, заяц ничего такого особенного не заполучил! Там, в прежней жизни, у него была и еда, и ужастики, и зайчихи, но было ещё что-то, смысл какой-то, подвиги, ну, как у всякого нормального героя, а теперь – ну какой он герой, кто о нём сказку сочинит? Сидел, дескать, заяц в кресле. Ну, вот и сказочке конец.

Заяц решительно вытряхивает трубку, прячет её в карман. Поднебесную нору он решил пока оставить за собой – всякое может случиться. Хлопает ушами, переносится на порог своего старого дома.

– Здравствуй, царь-батюшка, давно не виделись, хозяин. Я тут решил вернуться к тебе. Не выгонишь? – как бы дурачась, спрашивает заяц, хотя ему очень важно то, что ему сейчас ответят.

– Да ладно уж, заходи. Найдём тебе дело, – отвечает царь, тоже будто бы не всерьёз, хотя он страшно рад. Теперь этот чудесный помощник, свободы своей ненаглядной накушавшийся, никуда от него не денется. Умный человек, ничего не скажешь. А то кто бы ему такого зайца доверил?

Немного о Мэри Поппинс

Когда от Бэнксов ушла старая няня Кэтти, мистер Бэнкс немедленно дал объявление в местную газету о том, что Джейн и Майклу, не говоря уже об их инфантильных родителях, требуется самая лучшая нянька с самым низким жалованием. Он даже как будто бы опасался, что няньки выстроятся в очередь у ворот его дома, и полицейский потребует шиллинг за нарушение общественного порядка. Но нет. На следующий день у калитки обнаружилась одна только Мэри Поппинс. Характер у нее был скверный, рекомендаций она не признавала, денег просила столько, что можно было каждому ребенку нанять по персональной няне, и ещё бы осталось на кухарку и садовника, но у мистера Бэнкса, к сожалению, не было выбора, а миссис Бэнкс обещала впасть в истерику, если няня, любая, хотя бы даже и эта, не приступит немедленно к своим обязанностям.

Мэри Поппинс была немедленно нанята на работу, а через пару дней, как это часто случается, объявление мистера Бэнкса было опубликовано в газете, и самые лучшие няньки королевства столпились у калитки, потрясая своими рекомендациями и требуя столь низкое жалование, что даже у бывалого морского волка капитана Блума закружилась голова. Полисмен негодовал, но Бэнксам было уже все равно: у них завелась прекрасная Мэри Поппинс, которая, по правда говоря, проходила мимо дома 6 по Вишневому переулку совершенно случайно и собиралась устроиться на работу именно в ту газету, которая так любила запаздывать с публикацией объявлений о найме нянь.

Специальное предложение

Когда Оле-Лукойе прожил все наследство, доставшееся ему от тетушки, оставалось либо прожить заодно и зонтики – черный и цветной – а потом пойти работать в офис, либо найти иной, более сказочный выход из положения.

Отказавшись от миссии быть дирижером детских сновидений, он заперся в своей каморке и много спал, несколько раз за ночь меняя цветной зонтик на черный и обратно, чтобы увидеть во сне хоть какой-нибудь выход из ситуации.

В прежние времена таким сказочникам, как Оле-Лукойе не нужны были деньги: им были нужны те, кто нуждается в сказках. Но там, где сказки вышли из моды, сказочник превращается в самого обычного человека с самыми житейскими потребностями.

В последние годы Оле-Лукойе раскрывал свои зонтики над детскими кроватками уже чисто по привычке: давным-давно хорошие дети пристрастились смотреть перед сном мультики, а плохие – ужастики. Так что и снились им потом картинки с экрана, а зонтики разве что спасали от сырости тех детей, которые жили в домах с протекающей крышей.

«Удивительно, – думал иногда старый сказочник, – Почему бы родителям этих детей не продать телевизор и не починить на вырученные деньги протекающую крышу?» Но крыша – что крыша, скучная это конструкция, покрытая жестью, а телевизор – он светится, он дарит иллюзии, часто плохие, злые, лживые, но зато они заменяют цветные сны тем, кто страдает от бессонницы. А дети пусть закаляются! Пусть познают жизнь смолоду, посредством протекающей крыши!

Днём Оле-Лукойе либо спал, либо бродил по улицам города, держа под мышкой оба своих зонтика, даже если дождя никакого в природе не намечалось. Так и наткнулся на него повзрослевший Яльмар. Оле-Лукойе стоял, прислонившись спиной к стенке, ел хот-дог, крепко держась за свои зонтики. Яльмар был умным и наблюдательным, поэтому сразу понял, кто перед ним, но не признался – застеснялся. Этот сказочный человек помнил его хорошим, добрым мальчиком. А теперь он стал плохим и злым дядькой. Яльмар продавал людям вещи, которые им совсем были не нужны. Последние деньги у бедняков забирал, оставляя им взамен ненужный, бессмысленный товар, за который предстояло ещё несколько лет выплачивать кредиты.