Чекистские будни - Федичкин Дмитрий Георгиевич. Страница 13

ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО

Энгельгардт тяжело переживал потерю своей «клиентуры». Английские, французские, эстонские разведывательные службы начали избегать контактов с ним, считая, что он не способен подобрать надежных и опытных людей и обеспечить их безопасность. Признаться, мы с Карлом тоже были не очень-то спокойны. Где гарантия, что полковник не заподозрит в своих неудачах Карла и не пожелает через своих берлинских друзей по РОВСу выяснить его причастность к немецкой разведке? Такой гарантии нет и быть не может. А разоблачение Карла повлечет за собой крах всех наших планов.

Ситуация требовала быстрых и решительных действий, однако ни один из приходивших мне в голову вариантов не казался достаточно надежным. А что, если мне самому встретиться с полковником? Нетрудно представить, как это ошеломит его. До сих пор он чувствовал себя здесь в сравнительной безопасности — и вдруг чекист! Главное, повернуть все так, чтобы отвлечь внимание Энгельгардта от заботящих его теперь проблем и тем самым подстраховать Карла. Конечно, в этой попытке штурмовать противника, что называется, в лоб есть немалая доля риска. Но делать нечего — время не терпит.

Готовясь к предстоящей встрече с Энгельгардтом, я вспомнил, что Артузов советовал мне познакомиться с бывшим царским генералом, который держит табачный ларек на таллинском рынке и у которого полковник берет заказы на набивку папирос. Вот этот генерал — его фамилия была Шаховский — и должен был, по моим расчетам, помочь мне выйти прямо на Энгельгардта.

Таллинский рынок не такой уж большой. Мне казалось, что, проходя мимо маленьких окошек табачных киосков, я сразу узнаю его превосходительство: он представлялся мне солидным мужчиной весьма респектабельной внешности, со стройным ежиком седых волос. Не тут-то было!

Пришлось зайти в один из магазинчиков, торговавших табачными изделиями, и там справиться, где находится ларек господина генерала.

В окошке я увидел седенького старичка, в облике которого не было абсолютно ничего генеральского. Первое, что бросилось в глаза, — изрядная плешь на макушке, да замусоленный шерстяной шарф, обвивающий изборожденную морщинами шею. Когда он вышел из ларька, открылся весь его жалкий вид. Потертая бархатная кацавейка, перешитая, по всей видимости, из вечернего платья супруги, и основательно стоптанные башмаки. Лишь выцветшие красные лампасы на брюках напоминали о былом величии.

— Чем могу служить? — устало спросил он.

— Прежде всего я хотел бы засвидетельствовать вашему превосходительству свое почтение. — И, щелкнув каблуками, я подбросил два пальца к виску.

— Бог мой! — На лице генерала расцвела улыбка. — Благодарю вас. Давненько меня так не приветствовали. Не те, знаете ли, времена, — вздохнул он. — Вы, видно, приезжий? Я вас никогда раньше в Таллине не встречал.

Пришлось поведать его превосходительству заранее припасенную для него биографию. Да, я первый раз в Таллине. А вообще я сибиряк, был юнкером в армии Колчака. После разгрома белого движения, как и многие, бежал в Шанхай. Там устроился матросом на грузовой пароход и пошел с ним на Балтийское море. Обосновался в Литве, в городе Шауляе. Имею небольшой галантерейный магазинчик. Доходы скромные. Хочу заняться продажей папирос с длинными мундштуками. В Литве русских эмигрантов предостаточно, и спрос на такие папиросы велик.

— Да вы, оказывается, мой коллега и по военным делам, и по несчастью! — воскликнул генерал. — Очень, очень приятно. А вы в каком полку служили, юнкер?

— У генерала Пепеляева, в Омске и Иркутске, — не раздумывая, ответил я. — Вы знали его, ваше превосходительство?

— О, да… то есть… Как вы говорите?

— У генерала Пепеляева, ваше превосходительство. Он был известен в Сибири.

— Нет, нет, лично не знал, но слышал. Я ведь был в нашей армии на юге России.

— Милейшая, очень светлая личность…

Мы довольно долго беседовали с генералом, вспоминая знакомых и больше незнакомых деятелей русского, как мы говорили, патриотического движения. Генерал многое уже запамятовал, и можно было сочинять что угодно.

— А Каледин, Кутепов?.. Какие это были боевые генералы!

— Очень, очень, ваше превосходительство…

Я не скупился величать его «превосходительством», это импонировало ему, располагало ко мне. Казалось даже, что при каждом очередном «ваше превосходительство» генеральская лысина розовеет от удовольствия. Он полностью уверовал в мое белогвардейское прошлое. Мы восхищались Казанским собором и колоколами знаменитого Исаакия (не зря я бродил по Ленинграду), Большим театром и кремлевским Царь-колоколом, с благоговением перечисляли имена «достойнейших монархов» от Ивана Грозного до Николая Второго. Кратко обозрев всю историю государства Российского, мы перешли к большевикам, «устроившим в такой патриархальной стране кромешный ад», и стали выяснять, что же надо делать, чтобы вернуть к жизни старые порядки и увидеть на престоле кого-либо из божьих помазанников.

— Теперь вам, молодежи, придется взять все на себя, — с грустью сказал генерал. — Нам, старикам, это уже не под силу.

— Что вы, ваше превосходительство! Ну какой вы старик? — запротестовал я. — Зрелый возраст — только и всего. Ваш опыт, ваши знания… Я лично с готовностью пойду под вашим командованием на большевистский Ленинград, чтобы он вновь стал Санкт-Петербургом.

— Благодарю вас за добрые намерения и чувства, молодой человек. — Генерал дрожащей рукой потрепал меня п. о плечу. — А может, и в самом деле не все еще потеряно? — Он выпятил грудь, подтянул штаны с красными лампасами, с хрипотцой в голосе скомандовал: — Смирно! — и закашлялся, полез в карман за платком. — Нет-нет, есть еще порох в пороховницах!..

Перед тем как расстаться с генералом, я купил у него весь наличный запас папирос и попросил посоветовать мне, у кого здесь можно заказать солидную партию этого товара.

— Как я уже доложил вашему превосходительству, я открываю в ближайшее время в Шауляе табачное дело и хотел бы установить деловые контакты с одним из ваших поставщиков.

— На меня работает несколько артелей, — явно присочиняя, проговорил генерал. — Могу порекомендовать вам очень почтенного человека.

«Хоть бы Энгельгардта», — мелькнуло у меня.

Словно прочитав мои мысли, генерал сказал:

— Полковник Энгельгардт, например. У него отличная группа, все больше офицеры-гвардейцы, папиросы набивают отменно. Если угодно…

И он дал мне его адрес, заметив при этом, что сейчас как раз удобно к нему зайти. Жена уехала к родственникам на побережье в Пярну, полковник один, после обеда он обычно отдыхает и будет рад, конечно, получить хороший заказ.

Поблагодарив генерала за душевную беседу, я напоследок еще раз заверил его, что если он вздумает вновь собраться в поход против «антихристов-большевиков», то я буду счастлив стать под его боевые знамена. Затем я вытянулся в струнку, отдал по уставу честь, как положено его высокому воинскому званию, и, повернувшись: «Кругом-арш!», ушел, держа под мышкой аккуратно упакованный его превосходительством пакет с папиросами…

ТОРГОВЕЦ ИЗ ШЯУЛЯЯ

Полковник Энгельгардт жил на верхнем этаже трехэтажного дома, стоявшего в центре города возле небольшого сквера. Одной стороной дом этот выходил на базарную площадь, а другой — на узенькую улочку с маленькими домиками, построенными, возможно, еще в средние века.

Прежде чем войти в парадное, я тщательно изучил местность вокруг, наметил, на всякий случай, пути отступления: кто знает, как встретит меня полковник? Уже в парадном сунул руку в задний карман брюк — проверил, на месте ли пистолет. Только после этого поднялся по лестнице на третий этаж и нажал кнопку звонка, расположенного под табличкой с фамилией хозяина.

Звякнула цепочка, щелкнули многочисленные замки, дверь медленно приоткрылась, и в образовавшийся просвет на меня глянула заспанная, небритая физиономия. Высокий мужчина в старом, без погон кителе офицера царской армии предусмотрительно поставил ногу на порожек так, чтобы я не мог полностью открыть дверь и войти.