Веселие Руси. XX век - Коллектив авторов. Страница 114

«Мой антиязык от антижизни», – говорил писатель. Таким вызовом антижизни и стал для Ерофеева алкоголизм. Многие его пьющие персонажи были автобиографичны. «Писатель-бомж», «писатель-люмпен» демонстративно разрывал со стандартами советского образа жизни. Алкоголизм Ерофеева носил протестный характер. Для него это не столько болезнь, знак распада личности, сколько универсальный способ противостоять бездуховности, приспособленчеству, ханжеству. Применительно к позднесоветской эпохе можно даже говорить о формировании контркультуры «духовного алкоголизма».

Большой резонанс в андеграунде вызвала ранняя смерть писателя в 1990 году. Сам Ерофеев стал культовой фигурой для пьющей интеллигенции. К настоящему времени «Москва-Петушки» переведена на многие языки (более 20) и безоговорочно признается литературным шедевром [871].

Широкую популярность в перестроечную эпоху приобрели «гарики» Игоря Губермана, распространяемые в рукописных и самиздатовских вариантах. Многие из них были посвящены алкогольной тематике.

Динамика пьянства резко возрастала в периоды забастовок. Работники бастующих предприятий делились на три категории: забастовщики, штрейкбрехеры и шпикбрехеры. В то время, когда первые бастовали, а вторые пытались продолжить работу, третьи погружались в массовый запой [872].

В народе получили распространение различные анекдоты и частушки о трезвенничестве Горбачева. Народный стихотворный фольклор отражал отношение к затеваемым реформам:

В действительности Горбачев трезвенником отнюдь не являлся. Он и не мог быть таковым ввиду советской номенклатурной традиции решать вопросы за бутылкой водки. По воспоминаниям его личного повара Анатолия Галкина: «Водочку президент мог себе позволить после работы – чтобы расслабиться. Например, готовится пленум. Горбачев и восемь-десять его помощников работают на даче, а под конец он мне говорит: Давай-ка под водочку грибов маринованных, селедки, чеснока молодого, – глянет на помощников и добавит: «Только чеснок едим все!»» [873].

Алкоголизм был личной драмой генерального секретаря. Некоторые из его близких родственников имели хроническое пристрастие к спиртному. Сильно пил, к примеру, брат генсека Александр Сергеевич, умерший в возрасте 56 лет. В народе ходили слухи о том, что Горбачева вынудила пойти на организацию непродуманной антиалкогольной кампании его супруга Раиса Максимовна. Таким образом она якобы пыталась спасти от алкоголизма своего родного брата – писателя Евгения Титаренко. Ученику Льва Кассиля, входившему в близкий круг таких представителей творческой элиты, как Василий Шукшин, Олжас Сулейменов, Николай Рубцов, Гавриил Троепольский, предсказывали большое будущее. Но его талант был погублен алкоголем. Даже попытки генерального секретаря ЦК КПСС заставить писателя бросить пить не имели успеха. Диагноз врачей установил белую горячку. В конечном итоге Е. Титаренко оказался в психиатрической клинике.

Получила распространение версия, что таким образом Горбачев расправился с диссидентствующим родственником. «Судьбу Евгения Титаренко, – сообщала газета «Жизнь», – талантливого писателя, по масштабам не уступающего Солженицыну, сломали именно в ту пору, когда Михаил Сергеевич стал секретарем ЦК КПСС… Евгения Титаренко затравили, загнали в угол. В московских издательствах уничтожили два уже набранных романа. А писателя упрятали в психушку… Евгений Максимович жив, но вряд ли его нынешнее существование можно назвать жизнью. Последние двадцать лет он числится пациентом психиатрической больницы в поселке Орловка под Воронежем. Брат Раисы Максимовны доживает свой век. Одинокий. Забытый всеми. И забывший все… Михаил Сергеевич Горбачев может спать спокойно. Брат его жены не напишет больше ни одной строчки. Евгений Титаренко никогда не глянет в его глаза с укором. Не спросит тихо: «Мишка, что же вы сделали с Россией?» Писателя-бунтаря, борца за правду и справедливость больше нет. Есть лысый несчастный старик, заколотый психотропными препаратами. Робкое существо, которого соседи по палате бьют из-за стакана компота… Евгений Титаренко не может защитить себя» [874].

Что стояло за мифом о диссидентстве бывшего писателя, рассказывал «Парламентский вестник»: «Все чаще Титаренко пытался найти утешение на дне стакана и, естественно, находил лишь пустоту. Оглушавшую мозги и душу… Пирушки затянули бесконечным хмельным водоворотом. В писательской среде поводов для этого всегда хватало: удача или провал. Вышедшая книжка или прочитанная гениальная строка. А то и просто за знакомство, за автора, за редактора. Его жизнь таяла. Женя на глазах превращался в немощного, изнуренного всякими хворобами человека. Друзья упросили его пойти к врачу. Диагноз был удручающим – белая горячка, алкоголизм. Он лечился. Семья, конечно же, пыталась вызволить его из беды. Просили одуматься, лечили. Многие годы его опекала старшая сестра – Раиса Максимовна. Женина беда была для Горбачевых большим горем. Они тоже пытались его лечить в Москве, но опять тщетно. Он запросился обратно в Воронеж. Здесь то ли по велению свыше, то ли по собственной инициативе Титаренко взяли под присмотр спецслужбы: кому понравятся крамольные речи у водочных магазинов? А через некоторые время его доставили в областную психиатрическую больницу с диагнозом «органическое поражение мозга».» [875].

Е. Титаренко действительно дискредитировал своим поведением правящую чету. «Первые признаки психических отклонений, – утверждает «Комсомольская правда», – начали появляться у Евгения Максимовича в середине 1980-х годов – как раз в то время, когда Михаил Сергеевич Горбачев затеял в стране перестройку. По воспоминаниям близко знавших его людей, Титаренко частенько прилюдно на чем свет стоит ругал своего шурина за нововведения. «Помню, когда Горбачев ввел «сухой закон», Женя пришел ко мне домой и говорит: «Вить, давай выпьем», – рассказывает воронежский прозаик Виктор Панкратов. – Я объяснил ему, что нигде в округе мы не сможем купить спиртного. «Вот, Мишка, сволочь, что наделал!..» – тяжело вздохнул Женя. В то время без бутылки он себе жизни уже не представлял. Например, Евгений частенько приходил к винно-водочному магазину задолго до его открытия и вешал свою фотографию на дверях, тем самым давая понять, что он – первый в очереди» [876].

Не ушел от ответа на вопрос о судьбе шурина и сам Михаил Сергеевич: «Знаю: меня обвиняют в том, что я отправил Женю в психлечебницу. Что могу сказать… Тридцать лет Раиса Максимовна и я боремся за жизнь этого человека. Это самый близкий человек в семье для Раисы Максимовны. Был… И все, что мы могли для него делать, – делали. И когда еще на Ставрополье находились, и потом. Из-за этого столько конфликтов прибавилось. Но тем не менее мы его не бросали. У него алкоголизм – отсюда и результат, болезни… Он уже не может без специального лечения, без контроля. Причем мы столько усилий приложили, вы можете себе представить, чтобы как-то поставить его на ноги. Из-за этого он считал, что мы лезем в его жизнь, и пошли вы… И в результате даже хуже стало… Даже перестал общаться. Не хотел. Ничего… Алкоголизм, это же, знаете, такая беда…» [877].