В заоблачной стране - Дмитриев Сергей Николаевич. Страница 10

Большая, хорошая шкура зверя ценится на месте довольно дорого и идет главным образом на отделку шуб богатых тибетцев.

В горах Тибета водится еще нарядный зверь «джара". Это животное представляет что-то среднее между антилопой и козлом. Весной джара держится одиночками, в трудно доступной местности. Летом она поднимается в верхний пояс гор, до 5 км высоты над морем, и держится гребня гор. Днем она отдыхает где-либо в прохладе нависших скал, у верхнего предела леса или кустарников, с вечернею же зарею выходит на кормежку.

Поздней осенью и зимой, когда туземцы спускаются на дно ущелий, звери покидают вершины гребня и вступают в область оставленных тибетцами кочевий. Здесь нередко джара подбирается к складам сена. Она становится на дыбы и достает его. Попробовав сена раз-другой, зверь продолжает ходить почти каждую ночь, прокладывая тропинки. Подобные тропинки можно видеть по направлению к водопою.

В одну из наших стоянок мне посчастливилось добыть две кабарги [10], а моим спутникам— превосходного орла-беркута и несколько штук птичек. На следующий день погода была еще лучше. Правда, на этот раз мы не встретили ни одной кабарги, но зато зайцев было очень много. Мы убили только одного для коллекции. Мы стояли и наблюдали, как они пугливо выскакивали и осторожно пробирались среди кустарников. В вышине, среди облачков, мелькали точками снежные грифы и бородатые ягнятники [11]. Вдоль горы пролетели пара соколов и беркут. Соколы ожесточенно нападали на орла с разных сторон. Но гордый, сильный хищник спокойно следовал вперед и лишь порою опрокидывался спиною вниз.

Во время наших зимних стоянок мы довольно близко ознакомились с лхадосцами. Лхадосцы мало чем отличаются от других обитателей восточного Тибета- Они очень ленивы, грубы, лицемерны и суеверны. Подобно всем тибетцам, лхадосцы— бесцеремонные попрошайки, нм ничего не стоит протянуть руку и начать причитывать.

Знатные тибетки из Лхассы. Дочь первого министра (налево) и ее подруга (направо).

Когда им встречается почтенный лама или чиновник, лхадосцы заранее слезают с лошадей и высовывают язык. При этом они часто оттягивают правою рукою соответствующую щеку, а затем говорят:

— Здравствуй! Здравствуй!

В разговоре со старшими лицами лхадосцы молчаливо и почтительно стоят и только изредка одобрительно кивают головой:

— Да, да…

Как и у других обитателей Тибета, у лхадосцев принято встречать и провожать гостей до лошади. О всяком постороннем человеке, который приближается к их дому, дают знать своим неистовым лаем огромные злые собаки.

Земледельцы сеют из хлебов только ячмень, из которого приготовляют дзамбу, а из овощей одну лишь репу. Репу обыкновенно заготовляют для лошадей, но ее изредка едят и сами тибетцы.

И оседлые, и кочевые лхадосцы ткут для себя шерстяные материи из бараньей шерсти. Из шерстяной ткани и овчины лхадосцы шьют свои одежды.

Живут лхадосцы очень бедно. Обычная их еда — это дзамба с маслом, да и то лишь среди зажиточного населения. Бедняки же едят дзамбу без масла и без сала, а вместо чая пьют отвар из ячменной муки. Мясо у них большая редкость; даже богатые кочевники убивают свой скот лишь в исключительных случаях, и если убивают, то только старых животных. Лхадосцы едят мясо павшей скотины, а также убитых хищников, вроде лисиц, леопардов, рысей и других. Какое бы ни было мясо, лхадосцы едят его совершенно в сыром виде. Только мясо человекоподобных тварей, обезьян, они избегают употреблять в пищу.

Среди обитателей восточного Тибета встречались добрые, порядочные люди, но все они были страшно забиты произволом чиновников и лам.

Тибетцы никогда не могли удержаться от соблазна взять чужую вещь. Но таким было по большей части кочевое население. Среди же оседлых можно было встретить людей более мягких и гостеприимных.

Все тибетское население отличалось крайней подозрительностью и недоверием. Чтобы избавиться от своего врага, тибетцы часто прибегали к яду, который незаметно подсыпали в еду и питье.

Тибетец мог вступить в дружбу не иначе, как исполнив известный обряд «братанья". Этот обряд заключался в том. что тибетец давал клятвы перед бурханом [12].

Когда наша экспедиция проходила близ монастыря Мюзоцзэ-гомба, ламы поднялись на кровлю монастырского храма и стали махать в нашу сторону черными флагами и трубить в берцовые человеческие кости. Они не скрывали своей ненависти к пришельцам.

Один из сопровождавших нас лхадосцев заметил:

— В вас ламы видят своих врагов. Недалеко то будущее, когда вы и подобные вам люди уничтожат власть этих дармоедов. Тогда мы, простые люди, свободно вздохнем.

В Тибете, в глухих местностях, кочевники и до сих пор еще занимаются грабежами. Они делают набеги на соседние округа, а иногда выходят даже на большую дорогу. Для грабежей кочевники собираются по 40–50 человек. Такие партии нередко поджидают торговые караваны китайцев, тибетцев и грабят их.

Но вот наш караван начал спускаться в очаровательную теснину речки Цатим. Какое здесь было богатство растительного и животного мира! Наш путь по этой теснине затруднялся, с одной стороны, зарослями могучих елей и лиственниц, с другой — высокими отвесными боками ущелья.

В подобную теснину солнечные лучи редко заглядывали Здесь царили вечный мрак и холодная, пронизывающая сырость. По счастью, в этой теснине мы ни с кем не встретились, иначе я не знаю, как бы мы раз'ехались. Но самым большим несчастьем, которое могло обрушиться на случайных путников, был ливень. Он в течение нескольких минут обращал небольшую речку в могучий поток и сносил все на своем пути.

От туземцев мы узнали, что в Чамдо [13] ведут две дороги к что обе они идут по берегам Ному-чю. Мы узнали, что по правом берегу дорога удобнее и что в пяти километрах ниже по реке существует мост, по которому можно переправиться на противоположный берег и оттуда пройти в Чамдо.

Мы направились вниз по Ному-чю в сопровождении старшины. Все шло благополучно, пока мы двигались по левому берегу до моста. Но лишь только мы хотели вступить на него, как из оврага выскочили тибетцы. Они быстро подбежали к мосту и навели на нас свои ружья.

— В чем дело? — спросил я у них через проводника.

— За этим мостом лежат лхасские владения. Лхасскими властями не приказано пускать вас.

Я попытался вызвать к себе начальника стражи и об’ясниться с ним, но напрасно. На наш зов никто не явился.

Я знал, что по левому берегу также существует дорога в Чамдо. Я оставил в покое тибетцев и направился дальше.

Не знаю, за что сочли туземцы эту нашу уступку, но думаю, что не за великодушие, а за слабость.

На другой день перед селением Согторо перед нами неожиданно встали вооруженные тибетцы. Начальник отряда Нинда-Гунчюк поднял саблю и крикнул:

— Стой! Ни шагу дальше!.. Выслать переводчика

Пока велись переговоры, тибетцы то и дело бросали на сошки свои длинные фитильные ружья и прицеливались в нас. Наконец, Гунчюк отпустил переводчика и стал охорашиваться. Потом он стал прохаживаться перед своими подчиненными и ободрять их.

— Они приготовились гнать вас огнем своих ружей, — сказал мне наш переводчик.

Тогда я велел сказать переводчику, кто мы, какие у нас паспорта и куда мы идем.

Гунчюк ничего не ответил и только гордо отвернулся от переводчика.

Тем временем наш караван стянулся в одно место. Гренадер Шадриков, который сопровождал первый эшелон, подошел ко мне и взволнованно проговорил:

— По дороге тибетцы бросали в нас каменьями, смеялись и злобно показывали рукою вперед, по направлению к засаде тибетцев.