Новая хозяйка собаки Баскервилей - Миронина Наталия. Страница 50
– Какой? – Юра обернулся к Але.
– Розовый. Обычный розовый тазик.
– Да, уж. И из него обливают человека. Так, простого, случайного прохожего… Действительно, только остается удивляться!
– Вот и я про это! Слушай, давай я тебя покормлю. Суп варила не я, врать не буду. Это мама специально сделала, а вот овощной плов – это мое.
– Заманчиво. Это я про овощной плов. Хотя и неожиданно. Ты вегетарианкой стала?
– Ну почему?! Просто мне захотелось тебя удивить и накормить чем-то непривычным.
– Тут ты попала в яблочко. Вегетарианский плов для меня – это точно необычно.
– Я хотела как лучше, – Аля погрустнела.
– Я понял, только еще бы хотел понять, что с тобой произошло? Ты сегодня, как вошла в эту палату, ни на минуту не закрыла рот. Нет, пойми меня правильно, я рад слышать твой голосок, но такая болтливость для тебя как вегетарианский плов – для меня. Аномалия. В чем же дело?
Аля ничего не ответила. Она все это время боролась с собой – задать вопрос, кто был с Юрой на яхте, – это было самое сильное желание на протяжении последних двенадцати часов. И был момент, когда она была уже готова произнести первую фразу, но… Но то, что когда-то было заложено Еленой Семеновной, взяло верх над эмоциями. Аля взяла себя в руки.
– Ну, не хочешь говорить, не надо. Я рад тебя видеть. Даже болтливой.
– Это правда?
– Да что б кости мои не срослись! – состроил гримасу Юра.
– Не шути так глупо.
– Хорошо, не буду. И впрямь по-идиотски получилось. Но я правда очень рад тебя видеть.
– И я.
– Очень надеюсь. Я даже не думал, что ты прилетишь так быстро.
– Я тоже не думала. Но вот прилетела и…
– Что – и?
– И, приходя к тебе, вспоминаю нашу жизнь. Я ее все время теперь вспоминаю. И мне кажется, что она была такой замечательной, такой уютной и такой интересной… Интересной для нас обоих.
– О да! Особенно уютной. И муж, и жена вечно на разных континентах.
– Но мы же встречались? – Аля застенчиво улыбнулась.
– Встречались, – кивнул Юра, а потом посмотрел на Алю и воскликнул: – Ты про Кубу вспомнила?
– Ну, не только про Кубу. Хотя сейчас про ту встречу на Кубе. – Краска залила щеки и шею Али.
– Ты взрослая замуж… извини, разведенная женщина и краснеешь, вспоминая, как тебя любил муж?!
– Ты выбрал для этого совсем необычное место!
– Умоляю, там на пляже этим занимаются все. Кто может этим заниматься. Впрочем, это не меняет дела. У нас все было так хорошо…
– Изумительно. – Аля сделалась пунцовой.
– Ты помнишь?
– Еще бы. Меня никто никогда так не целовал.
– И не поцелует…
– Вот об этом я иногда очень жалею. – Аля подошла к Юре и осторожно его обняла. – А может, чудеса все-таки бывают?
Она стояла и, касаясь лбом его колючего подбородка, осторожно поцеловала в шею.
– Алька, что ты делаешь со мной? – Юра вдруг стал говорить шепотом. – Ты же знаешь, что для меня чудеса – это раз плюнуть. А уж такое чудо!
– Я знаю и рассчитываю на это.
– Ты должна подумать.
– И ты.
– Я не буду думать. – Юра мягко отстранился от Али и сел в кресло. – Извини, присяду. Я устал. Я готов согласиться с тобой. Какое бы решение ты ни приняла. И в одном случае мне будет тяжело, но я с этим смирюсь. В другом случае я буду на седьмом небе от счастья, но этого счастья я боюсь.
– Почему?
– Оно уже однажды было. И оказалось таким… Таким…
– Каким?
– Как ртуть. Шарик ртути. Вот он перед тобой, а поймать нельзя, схватить, взять в руку нельзя. Так и наше счастье – казалось, было все – ты, я. Любовь. Возможности. Видишь, я не ханжа, понимаю, что иногда деньги могут оказать хорошую услугу. Мы могли себе позволить семью на расстоянии. А почему бы и нет – если всегда была возможность купить билет на другой конец света. Это было интересно. А в один прекрасный день ты ушла.
– Мне тогда показалось, что ты не слышишь меня.
– Моя поющая жена на минуту забыла, что ее муж тоже работает, делает карьеру. Что у него есть амбиции.
– Но…
– Аля, я все правильно понял, мои амбиции – это что-то похожее на дорогую мебель. Вроде бы красиво, дорого, престижно, но с места не сдвинешь. Тебе стало со мной неинтересно, я не менялся и не рос с такой скоростью, с какой это делала ты, восходящая звезда оперы. Я отстал. А отстав, совершил ошибку – сделал вид, что меня все устраивает.
– А разве было не так?
– Нет, конечно. Не нравилось мне все это. Были наши свидания, я их помню, и ничего лучше в моей жизни не было, но я хотел большего. Мне нужна была жена. Та, которая ворчит по утрам на кухне. С такой женой надо завоевывать мир. А ты мир уже завоевала, я ничем удивить тебя не мог.
– Так все просто? Все дело в том, что ко мне пришла известность?
– Наверное. Но скорее всего, дело в том, что я был не готов стать мужем такой женщины. Ты ведь одна такая, Аля Корсакова.
– А если я попрошу тебя…
– Да? Съесть фасолевый суп? С удовольствием. А насчет плова ничего не могу обещать.
– Я не шучу. Может, мы попробуем? – Аля подошла к Юре и заглянула в глаза. – Мне кажется, что я… Я могу попробовать. И у меня получится.
– Аля, – Юра увидел перед собой ее огромные темные глаза, – ты это сейчас говоришь не из-за того, что…
– Из-за того, что с тобой произошло?
– Ну, приблизительно так…
– Нет. Я говорю так, потому что думала об этом всю дорогу. Не спрашивай, почему так вдруг. Но я говорю правду.
– Я ни о чем не буду спрашивать. – Юра неожиданно крепко обнял Алю и поцеловал в губы. Поцелуй был долгим, таким, что у Али потемнело в глазах, перехватило дыхание, и она почувствовала, что оторваться от Юры не может.
– Юрий Алексеевич, вам пора… – в палату зашла медсестра Олеся. – Извините, можно потом…
Олеся исчезла, а Юра и Аля наконец оторвались друг от друга.
– Вот и чудеса, да? – Аля посмотрела на бывшего мужа, словно пробуя свои чары. Словно хотела убедиться, что все сказанное сегодня он запомнил, что слова, произнесенные сейчас, вполне могут быть клятвой, и никто больше не возникнет между ними. Ни обстоятельства, ни работа, ни люди.
Аля вышла из больницы в том состоянии, которое в старинных романах определялось как «смятение чувств». Лихорадочность, с которой стала устраиваться личная жизнь, вдруг испугала ее. Спешность событий, разговоров, переживаний, сменяющих друг друга, всколыхнули другое, немного подзабытое прошлое – любовь, страсть, развод, разлуку, расстояния и невольное отчуждение. «Все это время он меня не «отпускал», не позволял увеличиваться дистанции, как бы подчеркивая тем самым, что дверь в прошлое всегда открыта, и сейчас я опираюсь на его опыт, на его шаги. Да, он мне дорог, случившееся обнажило ту любовь, которая была во мне, но что же делать с этим сложным прошлым?!» – спрашивала себя Аля. Она вдруг испугалась, поняла, что попала в западню собственных заблуждений. И… ревности.
«И что же получается? Надо вот так просто взять и отпустить?! И даже не попытаться вернуться в ту нашу жизнь? И тогда он, который так меня любил и любит, который не мог и дня прожить, чтобы не услышать мой голос, который был готов сделать для меня абсолютно все, он, этот мужчина, уйдет к другой. К той, которая не знает его так, как знаю я. У которой не было прошлого с ним, такого замечательного, красивого прошлого. Не было такой любви». Аля шла по летним улицам и пыталась бороться с пустотой и растерянностью, вдруг воцарившимися в ее душе. Оказалось, что вся ее энергия куда-то испарилась. Осталось утомление, как после нудной бессмысленной работы. Она шла, пытаясь привести в порядок чувства и мысли. И казалось, движение помогает ей обрести силу.
Миусская площадь была по-летнему нарядна – кучерявые клумбы в петуньях, приглаженные кустарники и четкие дорожки. Оказавшись у ограды сквера, Аля резко остановилась. Она обвела взглядом площадь и здание Дома детского творчества, которое выходило прямо в сквер. Вот это место, где начиналась ее удивительная история. Сюда она приходила петь в детском хоре, здесь ее увидел и услышал старший брат Юры Вадим. Здесь состоялся тот самый разговор, в результате которого она уехала учиться петь. Аля посмотрела на открытые окна: «Наверное, и Вадим так стоял. Под окнами. И услышал мой голос». Але стало хорошо и грустно одновременно – обычно так люди умиляются прошлому. «И что делать? Что делать мне сейчас? Смогу ли я…» Аля вздохнула. Вот, оказывается, самый главный вопрос, на который она должна ответить. Сможет ли она жить с Юрой? Что будет главным в ее жизни – любовь, привязанность, семья, работа, творчество? Семейная жизнь и творчество – как это совместить? «У других получается. И очень неплохо. Мне всегда тяжело было делить свое время и силы между пением и остальной жизнью. Это, наверное, плохо. Но по-другому, боюсь, не получится. А если не получится, значит, я сделаю Юру несчастным». Она присела на скамейку. В этот вечерний час уже не хотелось никуда спешить. Вокруг Али бегали дети, которых мамы и бабушки уже торопили домой, появились первые собачники с истосковавшимися по воле питомцами. Было еще светло, но в некоторых домах уже зажглись огни. У всех были дела, и кто-то кого-то ждал, но Але сейчас спешить было некуда. «Дома – мама. Но мама – это та постоянная величина, о которой помним всегда, даже когда немного забываем. Кроме мамы, меня никто не ждет. А Юра? Нет. Он ждет совсем не меня. Он ждет ту, которую когда-то знал. Он не ждет меня теперешнюю. Он даже ее не знает». Аля наконец поднялась и пошла в сторону Тверской – там ее должен был встретить водитель. На углу она вдруг остановилась – ее взгляд упал на окно. Высокое окно первого этажа было ярко освещено – в комнате зажгли большую настольную лампу, и даже через стекло был виден яркий круг желтого света. На подоконнике стоял цветок, а рядом сидела кошка. Аля не мигая смотрела на кошку в окне. Та ответила ей внимательным взглядом, потом беззвучно открыла маленькую пасть и исчезла. Аля еще немного постояла, посмотрела на опустевшее окно и пошла к своей машине.