Хроники Нарнии. Том 2 - Льюис Клайв Стейплз. Страница 43

— Вот это, скажу я вам, мысль! — воскликнул Эдмунд в восторге, в голосе его чувствовалось благоговейное восхищение.

— Но Страна Аслана может оказаться особой страной, — заметила Люси. — Я хочу сказать — такой страной, куда нельзя добраться по морю.

— Я много думал об этом, ваше величество, — ответил Рипишиппи. — Но я должен рассказать вам вот о чем. Когда я был еще младенцем, одна дриада пела мне такую колыбельную:

На востоке, у Края Света,
Там, где сходятся море и небо
И вздымаются сладкие волны,
Обретешь ты вечный покой.

— Я, конечно, понимаю, — продолжал Рипишиппи, — что слова эти можно истолковать и так и эдак. Я сам не знаю, что они мне предвещают. Но были в них некие чары, которые остались со мной на всю жизнь.

Наступило короткое молчание. Потом Люси спросила:

— А где мы находимся сейчас, Каспиан?

— Капитан объяснит это лучше, чем я.

Дриниан взял карту и расстелил ее на столе.

— Вот здесь мы сейчас, — он ткнул пальцем в какую-то точку на карте, — точнее, были сегодня в полдень. А если ваше величество интересует, как протекало наше плавание, то я могу сказать, что мы отплыли от Каир-Паравеля при свежем попутном ветре и, доплыв на следующий день до Гальмы, бросили якорь у ее северного побережья. В этом порту нам пришлось простоять неделю, потому что гальмианский герцог устроил в честь его величества грандиозный турнир. Его величество лично участвовали в нем и выбили из Седла многих славных рыцарей...

— Не забудьте сказать, Дриниан, что и сам я несколько раз падал из седла и получил в награду несколько славных синяков и шишек, — улыбнулся Каспиан. — Кое-какие не прошли до сих пор.

— Тем не менее ваше величество чаще выбивали из седла других, чем падали сами, — усмехнулся Дриниан. — Мы полагаем, герцогу очень хотелось выдать за его величество свою дочь. Только ничего из этого не вышло.

— Раскосая и вся в веснушках, — пояснил Каспиан.

— Бедная девочка, — вздохнула Люси.

— Когда же мы отплыли с Гальмы, — продолжил Дриниан, — то на целых два дня попали в полный штиль и шли только на веслах, пока снова не задул ветер. Из-за этого мы добрались до Теребинтов лишь на четвертый день после отплытия с Гальмы. Их король выслал нам вестника с предупреждением, что на берег высаживаться нельзя: на Теребинтах свирепствует какая-то эпидемия. Тем не менее мы обогнули мыс, зашли в небольшую бухточку, расположенную вдали от поселений, и там запаслись пресной водой. Потом, отойдя немного от берега, мы простояли трое суток, пока не поймали юго-восточный ветер, после чего поплыли к Семи Островам. На третий день нас нагнали какие-то пираты, судя по оснастке, теребинтские. Стоило нам пустить несколько метких стрел — показать, что с вооружением у нас все в порядке, — и они отстали...

— А я считаю, что нам следовало нагнать их, взять на абордаж и повесить всем в назидание, чтоб матерям впредь неповадно было растить таких сыновей, — вставил Рипишиппи.

— ...А еще через пять дней показался Муил, если вы помните, самый северный из Семи Островов. На веслах мы прошли через пролив и еще на закате бросили якорь в Красной Гавани на острове Бренн. Нас радушно встретили, устроили в честь его величества пир и вволю снабдили припасами и водой. Вот уже шесть дней, как мы покинули Красную Гавань, все время идем с хорошей скоростью при свежем попутном ветре и не позже, чем послезавтра, надеемся увидеть Уединенные Острова. В целом мы провели в море почти тридцать дней и удалились от берегов Нарнии больше, чем на четыреста лиг.

— А куда вы намерены плыть после Уединенных Островов? — поинтересовалась Люси.

— Мы еще не знаем этого, ваше величество, — ответил Дриниан. — Собираемся хорошенько расспросить местных моряков, что же там дальше, на востоке.

— Ну, в наше время они мало что могли сказать на этот счет, — заметил Эдмунд.

— Во всяком случае, — заявил Рипишиппи, — мы можем быть уверены в одном: только после Уединенных Островов для нас начнутся настоящие приключения.

Каспиан предложил перед ужином осмотреть корабль, но Люси не согласилась.

— Мне кажется, надо бы навестить Юстаса... Ему, наверно, и в самом деле очень плохо. Вы сами знаете, какая скверная штука — морская болезнь. Будь со мной моя бутылочка с эликсиром, я бы его мигом вылечила.

— Но она с вами, — учтиво сказал ей Каспиан. — Совсем забыл уведомить вас об этом. Ваш подарок всегда при мне как одно из самых главных королевских сокровищ. Особенно в таком путешествии, где может приключиться все что угодно. Вы можете взять вашу бутылочку и воспользоваться ею, если действительно считаете, что стоит тратить эликсир на такой пустяк, как морская болезнь.

— Но ведь понадобится всего лишь капелька...

Каспиан нагнулся, открыл один из шкафчиков под скамьей и достал оттуда чудесную бутылочку из цельного алмаза, которую так хорошо помнила Люси.

— Возвращаю вам вашу собственность, королева.

И, покинув каюту, они все вместе вышли на залитую солнцем палубу.

Каспиан повел друзей по лесенке вниз, и они оказались в просторном помещении под палубой; здесь ровными рядами тянулись скамейки для гребцов. Царили полумрак и прохлада: свежий воздух и свет проникали с палубы через открытые люки. Лучи солнца пробивались еще и через порты для весел, это от них на низком потолке весело плясали солнечные зайчики. Разумеется, корабль Каспиана ничем не напоминал ужасные гребные галеры, где гребцами были рабы. Веслами здесь пользовались только тогда, когда не было хорошего ветра, либо для того, чтобы отойти от причала или подойти к нему. На весла садились по очереди все, кроме Рипишиппи — слишком коротенькие были у него ножки.

Пространство от одной скамьи до другой представляло собой большую яму, доходящую посередине до самого киля. Яма эта была доверху забита провизией: мешками муки, бочонками с водой и пивом, бочками со свининой, кувшинами с медом, сырами, галетами, репой и большими кусками бекона. С потолка свисали окорока, связки лука и гамаки, в которых после вахты отдыхали люди.

Каспиан повел своих гостей вдоль борта, перепрыгивая со скамьи на скамью; то есть сам-то он мог позволить себе только перешагивать, а вот у Люси получалось нечто среднее между переступанием и перепрыгиванием. Рипишиппи почти летел самыми настоящими длинными (и очень изящными) прыжками. Таким образом они добрались до переборки, в которой была дверь. Открыв ее, Каспиан ввел их в каюту хвостового отсека судна, как раз под палубной каютой на корме. Тут, конечно, было далеко не так приятно и удобно, как наверху. Потолок низкий, а ровного пола не было вовсе: борта корабля сходились под большим углом. Иллюминаторы с толстыми стеклами не открывались, потому что находились ниже поверхности моря. Как вы помните, в это время корабль шел при сильной килевой качке, и иллюминаторы попеременно то сияли золотым солнечным светом, то становились тускло-зелеными, когда оказывались под водой.

— Мы с вами устроимся здесь, Эдмунд, — сказал Каспиан. — Ваш родственник, если предпочитает, может спать на койке. А мы повесим себе пару гамаков.

— Умоляю ваше величество... — начал Дриниан.

— Нет, нет, друг мой. Ведь мы уже обо всем договорились. Вы с Ринсом (Ринс был первым помощником капитана) ведете корабль, у вас хватает дел и днем, и ночью. Причем ночью-то чаще всего и случается срочная работа. Поэтому вам нужно быть наверху, в каюте по левому борту. А мы с королем Эдмундом — просто пассажиры, и делать нам нечего, кроме как петь песни и рассказывать друг другу всякие истории. Так что нам удобнее всего устроиться здесь, внизу. И, кстати, тут очень уютно. Ну, а теперь посмотрим, как чувствует себя наш таинственный незнакомец.

Юстас лежал с позеленевшим лицом. Когда они подошли к нему, он одарил их сердитым взглядом и спросил, не предвидится ли ослабления шторма. Каспиан растерянно переспросил: