Хроники Нарнии. Том 2 - Льюис Клайв Стейплз. Страница 51

Обрадовавшись, они попросили его рассказать об этом поподробнее. Но он ответил, что слышал об этом от своего отца, а сам больше ничего не знает.

Что касается Берна, то о своих шести товарищах он знал лишь то, что с Уединенных Островов лорды поплыли прямо на восток; с тех пор он о них больше не слышал. Когда они с Каспианом стояли на самом высоком из холмов Авры и смотрели на океан, простиравшийся к востоку до самого горизонта, Берн задумчиво произнес:

— Когда они уплыли, я часто приходил сюда по утрам, чтобы посмотреть, как поднимается из-за моря солнце. Порой мне казалось, что до него не больше двух миль. Я спрашивал себя, где теперь мои друзья, далеко ли они успели проплыть туда, за горизонт, и что их там поджидало... Скорее всего, там больше ничего нет, кроме моря и солнца, но мне всегда было стыдно, что я остался здесь. Что касается вашего величества, то, я считаю, вам не следует плыть дальше. Ваша помощь нужна нам. Закрытие рынка рабов переполошит весь мир, и самое меньшее, чего следует опасаться, — это война с Калорменом. Сир, прошу вас, подумайте еще раз.

— Ваши доводы убедительны, герцог, — ответил Каспиан, — но я дал клятву. И, кроме того, как я смогу глядеть в глаза Рипишиппи?

Глава пятая

БУРЯ И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Спустя три недели после высадки на Уединенных Островах буксирные лодки потащили “Утреннюю зарю” к выходу из Узкой Гавани. Чтобы проводить путешественников, на берегу собралась огромная толпа. Перед отплытием произносились торжественные прощальные речи. Когда же Каспиан обратился с ответным словом, жители Уединенных Островов пролили много слез и напутствовали его самыми добрыми пожеланиями. Наконец Каспиан простился с герцогом и его семейством. Корабль с праздно обвисшим пурпурным парусом заскользил вдоль пролива. Крики на берегу становились все тише и тише и наконец совсем смолкли. Корабль поймал ветер, парус надулся, лодочники на буксирах поспешно отвязали канаты и повернули назад. Набежала первая настоящая волна, подхватила “Утреннюю зарю”, задрала ее нос, и парусник ожил. Первую вахту на корме нес Дриниан, и ведомый им корабль поплыл на восток, огибая с юга Авру. Те, кто был свободен от вахты, сошли вниз.

Следующие несколько дней стояла чудесная погода. Люси казалось, что она самая счастливая девочка на свете. Просыпаясь утром первое, что она видела, — потолок каюты, на котором плясали солнечные зайчики, отбрасываемые волнами. Повернувшись на бок, она рассматривала разложенные на полу и по скамейкам чудесные новые вещи, купленные на Уединенных Островах: морские сапоги, сандалии, плащ, курточки и шарфики. Потом она вставала, выходила на палубу и, поднявшись на мостик, смотрела на море. Казалось, с каждым утром оно становилось все ярче и синее, а воздух, который так жадно вдыхала Люси, — все теплей. После этого она завтракала с таким отменным аппетитом, какой бывает только на море.

Большую часть дня Люси проводила, сидя на маленькой скамеечке на корме и играя в шахматы с Рипишиппи. Предводитель Мышей при этом представлял трогательное и забавное зрелище, особенно когда надо было передвинуть на доске пешку или другую фигурку. Так как они были слишком велики для него, Рипишиппи брался за них обеими лапками, встав на цыпочки и нагнувшись над доской, и делал свой ход. Игроком он был отменным и, если не забывал о том, что делает, то обычно выигрывал. Но чаще выигрывала Люси, потому что Рипишиппи то и дело совершат прямо-таки смехотворные промахи. Например, делал такой ход конем, после которого под ударом сразу оказывались и его ферзь, и ладья; или ход слоном, после которого лучшие его фигуры оказывались скованными.

Не следует подозревать благородного Предводителя Мышей в том, что он позволял себе поддаваться королеве. К сожалению, сделав удачный ход, заставляющий Люси призадуматься, он вообще забывал, что играет в шахматы. Мысленно он переносился на настоящее поле боя и следующим ходом заставлял коней делать то, что они делают в настоящем бою. Ибо Рипишиппи всю жизнь мечтал умереть либо в отчаянной атаке, либо отбиваясь от десятикратно превосходящего противника. Но так как в последней большой войне эти его надежды не сбылись, а новой не предвиделось, он старался наверстать упущенное хотя бы в таком слабом подобии битвы, каким является шахматная игра.

Но столь приятное время быстро кончилось. Был уже вечер, когда Люси, задумчиво разглядывая длинную борозду воды, тянувшуюся вслед за кораблем (моряки называют ее кильватером), заметила огромные серые тучи. Они торопливо наплывали одна на другую и быстро затягивали всю западную часть горизонта. С поразительной быстротой они заполонили все вокруг. Потом в их сплошной круговерти образовался разрыв, сквозь него на море и на корабль хлынули лучи золотого заката. Волны за кормой, как показалось Люси, приняли необычные формы, а море стало тускло-коричневым и желтовато-бурым, вроде грязного холста. Мгновенно похолодало. Корабль как будто потерял уверенность и начал двигаться неуклюже, словно чувствовал нагоняющую его сзади опасность и не знал, как себя вести. Парус то вяло обвисал, то надувался так, что чуть не лопался. Пока Люси подмечала все эти перемены, удивлялась, как они быстро происходят, и вслушивалась в разбойный посвист ветра, выкрикивающего какие-то угрозы на невнятном своем языке, команда взялась за работу. Дриниан крикнул:

— Все на палубу!

И палуба закипела от бурной и, на первый взгляд, совершенно беспорядочной суеты. Люки были задраены, огонь в камбузе погашен, люди взобрались вверх по снастям и спешили взять парус в рифы. Но не успели — разыгрался шторм. Люси показалось, что прямо перед кораблем в море раскрылась огромная пропасть, и они разом рухнули в нее с немыслимой высоты. Она была уверена, что корабль летит прямо на дно. Навстречу им уже мчались огромные серые водяные горы, верхушки которых пенились где-то очень высоко над мачтой. Люси решила, что пришел последний миг. Но волны подхватили корабль и взметнули его вверх, чуть ли не до самого неба. Потом судно завертелось на месте, как веретено, а на палубу обрушился настоящий водопад. Лишь корма и мостик остались крохотными островками в сплошном бушующем море.

Где-то наверху моряки отчаянно цеплялись за реи, стараясь совладать с парусом. Порванные канаты и тросы, отнесенные в сторону ветром, торчали так прямо и жестко, как будто были сплошными железными прутьями.

— Прошу вас, сойдите вниз, ваше величество, — закричал ей Дриниан.

И Люси, понимая, что сухопутные пассажиры в такое время лишь помеха для экипажа, послушалась. Но выполнить приказ оказалось не так-то легко. “Утренняя заря” сильно накренилась на правый борт, и идти по палубе было все равно, что по крутой крыше, вдобавок еще и мокрой.

С трудом девочка доковыляла до лестницы, схватилась за перила и остановилась, пропуская двух матросов, бегущих снизу на палубу. Потом, как могла, начала спускаться вниз. Хорошо, что она сумела крепко ухватиться за перила. По палубе с грохотом прокатилась новая волна, захлестнувшая ее по самые плечи. Еще раньше она промокла почти насквозь от морских брызг и дождя, но от этого купания Люси совсем замерзла.

Улучив мгновение, она стремительно перебежала от лестницы к двери каюты и, вбежав в нее, хотя бы на несколько минут оградила себя от тошнотворного ощущения головокружительной скорости, с которой они неслись во мраке неведомо куда. Но нельзя было отгородиться от жуткого концерта из скрипов, треска и стонов, исходивших от корабля, каких-то резких толчков, щелчков, стука, рева, грохота, воя и мычания; более того, здесь, внизу, все это звучало намного страшнее, чем на палубе, ведь там она была рядом с другими людьми.

Так прошли ночь, следующий день, еще одна ночь и еще один день. А потом уже никто не мог припомнить, сколько времени прошло с тех пор, как все это началось. У румпеля на корме постоянно находились три человека — иначе при таком ветре не управиться со штурвалом. И все время кто-то работал помпой. Вряд ли кому-нибудь удалось улучить минуту для отдыха. Разумеется, камбуз все это время бездействовал, ничего не готовилось, поэтому негде было даже обогреться, выпить чего-нибудь горячего или просушить одежду. За все это время ни разу не выглянуло солнце. Все обошлось более или менее благополучно, правда, одного моряка смыло за борт.