Хроники Нарнии. Том 2 - Льюис Клайв Стейплз. Страница 52

Когда наконец все кончилось, Юстас смог снова взяться за свой дневник. И вот что он там написал:

“3 сентября. Прошла целая вечность с тех пор, как я последний раз брался за перо. Сегодня — первый день, когда я в состоянии что-то написать. Ураган нес нас вперед ровно тринадцать дней и ночей. Я-то знаю, что тринадцать, потому что не прекращал вести самый тщательный счет, но остальные утверждают, что их было всего двенадцать. Да, очень приятно плыть по океану с народом, который не способен даже правильно сосчитать дни. Я пережил ужасное время: корабль мотало вверх и вниз по огромным волнам, вдобавок я был насквозь промокший. Никому и в голову не пришло организовать для нас нормальное питание.

Само собою разумеется, что на этом корабле нет ни радио, ни даже сигнальных ракет, так что нет никакой возможности попросить помощи. Все это доказывает, каким безумием было пуститься в плавание на таком дрянном утлом суденышке. Я не переставал об этом твердить, но они от меня только отмахивались. Положение было бы не таким скверным, если бы мои спутники были нормальными людьми (если только нормальным людям вообще может придти в голову мысль отправиться в море на этом мерзком ушате); но меня окружали сущие звери и дьяволы в человеческом облике. Каспиан и Эдмунд обращаются со мною просто по-скотски. В ту ночь, когда у нас сломалась мачта (от нее остался только пень), они заставили меня выйти на палубу и работать, как какого-нибудь раба, хотя я и говорил им, что чувствую себя неважно. Люси тоже хороша — делала вид, что ворочает свое весло, и сказала мне, что даже Рипишиппи хотел грести, просто рвался, но у него ничего не получилось. Он, понимаете ли, слишком для этого маленький. Меня удивляет, как это

Л. до сих пор не поймет: все, что делает этот зверюга, он делает лишь для того, чтобы пустить пыль в глаза. Конечно, Л. еще малявка, но даже в ее годы пора бы иметь побольше здравого смысла.

Но сегодня эта чертова посудина идет более или менее ровно. Проглянуло солнце, и наконец можно поговорить о том, что нам делать дальше. У нас еще есть еда, всякая дрянь, которая больше подошла бы для скотины, чем для людей, но и ее нам хватит дней на шестнадцать. Жалко, что вся птица смыта за борт — теперь не будет яичницы с беконом. (Впрочем, мне говорят, что если б куры и уцелели, то из-за шторма все равно перестали бы нестись со страха). Но с водой — настоящая беда. Говорят, что два бочонка разбились и вытекли (чувствуется сноровка — не могли даже закрепить получше бочки на случай такого шторма). Если сократить порции и выдавать полпинты в день на человека, то хватит дней на двенадцать. Правда, на корабле много вина и рома, но даже нарнианцы понимают, что от такого пойла жажда только усиливается.

Самое разумное в таком положении было бы, конечно, взять обратный курс на запад и вернуться на Уединенные Острова. Но капитан с командой считают, что не смогут этого сделать, потому что от того места, где мы теперь находимся, до Островов нужно плыть восемнадцать дней. Да и то при условии, что будем нестись как сумасшедшие и к нашим услугам будет примерно такая же буря, чтоб подгонять нас с востока на запад. Сейчас же нет никаких признаков восточного ветра. Значит, придется идти на веслах, что несравнимо дольше.

Каспиан утверждает, что люди просто не смогут грести, получая всего полпинты воды в день. Я совершенно уверен, что это не так, и пытался объяснить, что от усилий на теле гребцов будет выступать испарина и охлаждать их, следовательно, занявшись делом, матросы выпьют воды даже меньше, чем обычно. Но Каспиан сделал вид, будто не понял, о чем я ему говорю. Я уже заметил, что он ведет себя так со мной всякий раз, когда не хочет утруждать себя поиском разумного решения. Остальные проголосовали за то, чтобы идти дальше на восток в надежде отыскать хоть какую-нибудь сушу.

Я понял: мой долг состоит в том, чтобы объяснить, насколько рискованно это решение. Ведь мы даже не знаем, есть ли там впереди земля, Я пытался доказать, что самое опасное — это желаемое принимать за действительное. Вместо того, чтобы выработать лучший план действий, меня имели наглость спросить, что я сам предлагаю. Тогда я постарался объяснить, совсем возможным спокойствием и хладнокровием, что я — несовершеннолетний, что меня похитили и без моего согласия вовлекли в это идиотское плавание, поэтому я совсем не обязан вытаскивать их из ямы, в которую эти авантюристы угодили по собственной глупости.

4 сентября. По-прежнему полный штиль. За обедом крохотные порции, и мне, конечно, дали меньше всех. Каспиан очень хитро все устроил за столом и воображает, будто я ничего не видел. Люси почему-то пыталась всучить мне часть своей порции, но этот педант Эдмунд, который везде сует свой нос, ей не разрешил. Страшно печет солнце, и весь вечер хочется пить.

5 сентября. По-прежнему штиль, к которому добавилась выматывающая жара. Погано чувствовал себя целый день. Убежден, что у меня температура. Конечно, им не пришло в голову прихватить на корабль хотя бы один градусник.

6 сентября. Жуткий день. Проснулся ночью и понял, что у меня лихорадка и надо обязательно напиться воды! Любой врач подтвердит, что мне это совершенно необходимо. Небо свидетель, что я менее, чем кто-либо другой здесь, способен на бесчестный поступок... Но мне и во сне не могло присниться, что нормирование воды распространяется и на больных. Конечно, если говорить честно, мне следовало разбудить кого-нибудь и попросить хоть кружку воды, но я тогда подумал, что за день все устали и просто эгоистично будить их из-за такого пустяка. Поэтому, тихонько поднявшись, я взял свою чашку и на цыпочках, соблюдая величайшую осторожность, выбрался из этой темной поры. Я изо всех сил старался не потревожить Каспиана и Эдмунда: у них очень тяжелый сон с тех пор, как началась жара и уменьшились порции воды. Я ведь всегда стараюсь войти в положение остальных, независимо от того, нравятся они мне или нет.

Мне удалось благополучно пробраться в то большое помещение — если тут только применимо слово "помещение", — где находятся скамьи для гребцов и навалены всякие грузы. Бочки с водой стоят в самом дальнем углу. Я мгновенно огляделся там, и все бы прекрасно обошлось, но не успел я даже зачерпнуть чашку,

как меня схватили. И кто бы мог подумать, что там ошивается этот маленький шпион Рипи! Я попытался втолковать ему, что вышел на палубу всего лишь подышать свежим воздухом (объяснять, как я болен и как мне нужна вода, было бы совершенно бесполезно). Но он меня совсем не слушал и все спрашивал, для чего это у меня с собой чашка, а потом поднял такой визг, что разбудил весь корабль. Тогда я спросил, почему сам Рипишиппи шныряет возле бочек с водой посреди ночи. Народ, мгновенно сбежавшийся со всех сторон, устроил мне форменный скандал. А этот негодяй при всех заявил, если уж он так мал, что от него никакой пользы ни на палубе, ни на веслах, то он возлагает на себя обязанность, с которой может справиться, несмотря на свои размеры — это обязанность ночного часового. Видите ли, благодаря тому, что он сторожит воду, лишний человек может поспать ночью и восстановить силы после тяжкой дневной работы. Тут-то я и испытал на себе всю их подлую несправедливость! Все поверили не мне, а ему. Каково это выносить?

Конечно, мне пришлось перед ним извиниться, иначе зверюга уже был готов наброситься на меня со своей шпагой. Каспиан наконец-то показал свое подлинное лицо тирана, заявив во всеуслышание:

— Кто еще раз попробует украсть воду — получит две дюжины горячих.

Я не сразу понял, что он имел в виду, тогда Эдмунд, гнусно ухмыляясь, объяснил мне. Он-то в таких вещах разбирается, о них пишется в этих глупых книжках, которыми зачитываются малыши Певенси.

Однако после этой подлой угрозы Каспиан счел нужным переменить тон и заговорил со мною снисходительно и покровительственно. Заявил, что ему жалко меня, но каждый на борту испытывает такое же лихорадочное состояние, как и я, поэтому все мы должны вести себя хорошо, и так далее, и тому подобное! Гнусный, самодовольный педант!