Короткие истории. Тексты (СИ) - Хлямин Леонид. Страница 17

Потом, вся церемония по длинной улице прошествовала через скотный двор, к усадьбе, к дому приемов некоего князя, или графа, который давно сдох, и оставил после себя неплохое наследство этим прихлебаям.

Я толкал в лужи шедших приятелей, они толкали меня. Вся процессия смотрела на нас с неодобрением, но воспитание не позволяло им нас выгнать.

Придя в "залы", я решил переодеть штаны, надеть сухие, но так как кроме "спортивок" у меня надеть было нечего, я надел их, тоже, кстати, мокрые.

В одной из комнат кто-то прикололся и пописал посредине ковра. То, что это был Андрей, я не сомневался. Больше нас никуда не приглашали.

(«Виталя, ты лох!»)

Макс решил досадить своему другу Виталику. Он покинул пределы своей деревни, и отправился в лес, за реку. Там, найдя высокое дерево, огромную елку, он залез на нее, - с дерева открывался замечательный обзор: была видна и деревня и поле, и здание сельсовета, и Виталик, стоящий возле своего дома.

- Виталя, ты лох! - крикнул Макс. - Виталя! Ты лооох! - орал Макс.

Виталик его естественно не мог услышать, поскольку звук растворялся в ширине воздушных потоков.

Макс слез с дерева, у него болело горло, он сильно охрип, и едва мог говорить. Придя в деревню, он подошел к Виталику и сказал: «Виталя, как я тебя круто на всю деревню опозорил!».

(Диалог с Николаем Ивановичем)

(Диалог состоялся весной этого года, после какого-то мероприятия, и следовавшего затем, типа вечернего банкета. Что предшествовало ему - не суть важно. Но в конце, вышел такой разговор почему-то...)

Николай Иванович: ...Ну а как не русские себя ведут, когда выпьют, - я даже и говорить не хочу!

Я: (насмешливо чуть) Как себя ведут?

Николай Иванович: (несколько пьяно) Ну, даже говорить не хочу! Ну, честно слово, Леонид Васильч! Ну, честное слово.

Я: Да?!

Николай Иванович: Ну такие дураки! Ну такие! Особенно цыгане! Это вообще! Ну просто! (трясет головой)

Я: Так какие? И о чем вы...

Николай Иванович: Ой, видел я их однажды... доводилось. Или не однажды! Ну, короче, и не спрашивайте, Леонид Васильч, - я даже и говорить не хочу! Ну такие дураки! (машет руками) Как понапьются - такое вытворять начинают! Ну, никуда так просто делать не годится как они! Ну никак! Совсем!

Я: (еще более насмешливо, сдерживая смешки) Так что же вам приходилось с ними вместе бывать?!

Николай Иванович: Нет, не приходилось... То есть, приходилось, конечно... Особенно цыгане! В общем, даже и говорить про них не хочу. Ну такие они дураки когда выпьют! Ну такие!

(В итоге я ничего не добился, и не понял, что он имел в виду)

(И вот мы вошли…)

И вот мы вошли в загс. Молодожены - впереди, мы - позади.

Регистраторша заговорила выверенным голосом, масленым таким (ну, понимаю, это ее работа).

- Дорогие молодожены - (там что-то), - Михаил, - и она посмотрела на Мишку, - и Надежда, - и она посмотрела после секундной паузы на Надюшку. И далее продолжила по своей схеме.

Какими мы были по счету в этом заведении? Стотысячными?

Когда им нужно было отдать кольца, регистраторша сказала мне, как я сразу понял, плохо скрываемую заученную фразу: "Не волнуйтесь, свидетель, сегодня не вы женитесь".

Сзади послышался хохоток. Все по сценарию. Все как у людей.

Мне это не понравилось. Плохая актриса эта регистраторша, тупая сцена вся эта женитьба.

Потом, когда все коллективно пошли фотографироваться на ступеньки, вбежал Серега, опоздавший на торжественную часть регистрации; где он бегал - хуй его знает, хотя он при входе стоял вместе со всеми. Одет он был в мятые джинсы, кеды, белую рубашку и мятый красный галстук, который ему, вместе с рубашкой мы нашли у Мишки дома утром. Он захотел лечь на пол, когда фотографировали, вот так, - чтоб руку под голову, - это высший шик у русского человека зачем-то лечь на пол на коллективном фото. Но лечь на пол ему не дали, - сказали, чтоб стоял.

Фотографы отрабатывали свое.

(«Невеста» и «Курочка»)

У Андрея был позывной - "Невеста", а у Савина - "Курочка". Им выдали рации. Объяснили, на какой волне принимают, как работают, и отправили обоих на задание.

Савин ждал в секрете. И делал все, как ему объяснили.

- Эт-то Курочка, прием. Я - Курочка. Прием.

Андрей отзывался:

- Невеста, слышу хорошо, прием. И голосом киноактера сказал: "Мы выдвигаемся".

Задание они провалили, так как Савин все время невпопад и не вовремя выходил на связь, их глушили помехами, и вычисляли.

Тогда им решили поменять позывные. Точнее, Андрею оставили позывной "Невеста", но дали резервный позывной - "Одиннадцатый".

А Савину поменяли позывной на "Дьволёнок". И опять отправили обоих на задание.

- Это Дьяволёнок. То есть Курочка. Прием. То есть Дьяволёнок.

- Одиннадцатый слушает, - отзывался Андрей.

В этот раз они вроде бы выполнили задание.

(Ящик коньяка)

Андрею предложили сделку. Он напишет книгу. А ему заплатят.

Глупо было такое предлагать Андрею. Очевидно, что те, кто предложил, его совсем не знали. Ну совсем.

Андрей сказал: напишу, напишу. Хотя ничего писать он, конечно же, не собирался. Ему было не до этого. Он неусидчивый. Ленивый. Он уже и забыть успел, что пообещал.

Андрей сказал:

- Часть денег вперед.

- Вы хотите аванс? - спросили.

- Да, аванс.

- Хорошо, будет вам аванс.

Андрей встретился с очкастым мужчиной, и тот передал ему деньги.

Андрей, не считая их, пошел и взял себе ящик конька сразу. Поставил его у себя в комнате.

Через две недели ему позвонили и сказали, что пора бы сдать книгу.

- Я дописываю, дописываю, - говорил Андрей, допивая последнюю бутылку из ящика.

За книгу он так и не сел.

(«Три поросенка»)

В квартиру к нам влетала тетя Таня, мать Костика, с книжкой в руках. В другой руке у нее висел сам Костик.

Вернее, она сначала звонила моей матери: «Нина, я сейчас зайду!», - истерично прокричала. Мать Костика всегда отличалась временами повышенной нервозностью, внезапной.

Она влетела в уже открытую входную дверь (бежала с восьмого этажа на седьмой), промчалась в зал, села на диван, и чуть не плача, вопя (или почти плача) начала: «Нина, представляешь, я сейчас читаю ему сказку «Три поросенка», дочитала до конца, и спрашиваю его, - Костя, ты что-нибудь запомнил, из того, что я прочитала? – И он говорит, - да, запомнил, - и отвечает мне: - крышей. Я спрашиваю: что «крышей»? – а он говорит, запомнил – «крышей», - и все! Там написано в конце: «И они жили вместе дружно под теплой крышей что-то… И он больше ничего не запомнил. Скотина! Для кого я старалась? - и заревела».

Мы, с братом были рядом, и уже угорали со смеху, а Костику было не до смеха, он, во-первых, - не понимал, за что его ругают, а во-вторых, он, видимо, плакал, и лицо его было красным.

- Вот, смотри, - продемонстрировала Таня моей маме, - Костик, что ты запомнил?

Костик, оглядев всех нас, опустил голову, и тихо повторил: «крышей». Затем улыбнулся, глядя на нас с братом.

- Ты больной, я не знаю, как тебя еще назвать, - начинала кричать Таня.

Сколько она потом раз еще дома отлупила и обозвала Костика, - я не знаю. Но, уверен, что много. Терроризировала она его все время, за все. Можно сказать каждый день. За полученные тройки, четверки, двойки, за порванные джинсы, за все «прегрешения» явные и надуманные. Может поэтому, Костян рос и в итоге вырос инфантильно-невменяемым. Такой он и до сих пор.