Белоэмигранты между звездой и свастикой. Судьбы белогвардейцев - Гончаренко Олег Геннадьевич. Страница 3

Изъятие у Русской армии оружия оправдывалось французскими союзниками тем непомерным бременем содержания сравнительно большой Русской армии. Французы утверждали, что ими ожидалось всего лишь до полутора десятка тысяч человек. В действительности численность прибывших русских частей оказалась почти в десять раз больше. Места размещения русских войск были согласованы Врангелем с Турцией и союзным командованием, однако, едва ли Главнокомандующий мог представлять себе заранее, какими на самом деле окажутся отведенные его частям территории. Что это будут за места, где его войскам предстояло сойти на берег и расположиться походным порядком, в палатках, под открытым небом, без доступа к городским инфраструктурам и элементарным бытовым удобствам.

Лишь со временем станет все более очевидным, что со многими недавними героями борьбы с большевизмом, ступившим на эти безжизненные, Богом забытые галлиполийские камни, произошли перемены, сделав их совсем другими людьми. Злой наблюдатель свидетельствовал, что населявшие лагеря солдаты и офицеры, под воздействием внешних неблагоприятных факторов, перенесенных бедствий и утратив веру в благополучный исход своей судьбы, «превратившись из „спасителей Отчества“ в несчастную беженскую орду, из милости принятую на французские хлеба…, как бы в виде насмешки, на чужбине были водворены в таких пунктах, где земная поверхность еще носила на себе следы недавних великих битв и где неудачным воякам отводилась роль сторожей знаменитых исторических кладбищ».¹²

Галлиполи, где расквартировывались дроздовцы, корниловцы, алексеевцы и марковцы, было известно, как место захоронений британских и французских солдат и офицеров, погибших при неудачном десанте и попытке захватить проливы у Турции в 1915 году. Остров Лемнос, куда был направлен Кубанский корпус генерала М.А. Фостикова и остатки корпуса генерал-лейтенанта Андрея Григорьевича Шкуро, еще недавно был лишь временной базой союзнических флотов, действовавших против Германии и ее союзницы Турции, в Эгейском море. Донской корпус оказался на Чаталджинских высотах. Там, где еще семь-восемь лет назад шли бои с переменным успехом двух враждующих армий — болгарской и турецкой. Схватки эти проходили на пути болгар к столице Оттоманской империи, и именно там болгарские войска были остановлены неистовым сопротивлением янычар, потопивших своих противников в крови.

Отдельная бригада генерал-лейтенанта Александра Петровича Фицхелатурова, состоявшая из подразделения калмыков и 18-го Донского Георгиевского полка была отведена на север, на станцию Кабакаджа, оставив в селении Чилингир 3-ю Донскую дивизию генерал-лейтенанта Адриана Константиновича Гусельщикова, с которой он впоследствии перебрался в королевство СХС.

«Для жительства казакам… отвели несколько громадных скотских хлевов и сараев, в которых разводят шелковичных червей… Тысячи людей валялись прямо на грязных улицах отвратительной восточной деревни. Кое-где горели костры. Возле них лежали или бродили измученные и истерзанные казаки, и офицеры самых различных частей и учреждений».¹³

В Галлиполи командованием было принято решение о размещении пехотных частей и артиллерии по левому берегу горного ручья, а правый было решено предоставить кавалерийским частям. У самого моря наметили место для батальона беженцев. В городке предполагалось размещение штаба корпуса, офицерского собрания, технического полка, школы артиллеристов и эвакуированных военных училищ. Кроме них там же должны были расположиться интендантские учреждения, гауптвахта и военная комендатура. Для командующего корпусом генерала-от-инфантерии Кутепова был оставлен небольшой дом, стоявший на морском берегу. Начальник его штаба генерал-лейтенант Евгений Исаакович Доставалов устроился в бараке галлиполийского лагеря, откуда мог наблюдать и быть свидетелем новых тягот армейской жизни в изгнании: «Жизнь в лагере монотонная, скучная, наполненная с утра до вечера сплетнями, воспоминаниями, ожесточенной борьбой за паек и пособие и безумными, исступленными надеждами и мечтами на будущее… Появились маньяки и сумасшедшие. Число их быстро растет… Развелось бесчисленное количество спиритов.

Главными медиумами являлись бывший нововременец Гофштетер, два половника, один художник и контрразведчик с подходящей фамилией Жохов. По ночам они собирались в пустых заброшенных бараках и вертели столы до утра. Ежедневно освежали лагерь новостями из потустороннего мира… Безумие и отчаянье надвигаются на забытый, заброшенный лагерь, где собрались изломанные, все потерявшие, беспомощные и озлобленные осколки старой России».¹⁴

Отдавая должное наблюдательности генерала Доставалова, точно схватившего ситуации и образы галлиполийского лагеря, тем не менее, стоит не забывать того, что, несмотря на общее настроение безысходности и подавленности, свойственное в те месяцы многим беженцам и чинам вывезенной Русской армии, работа над боеспособностью вооруженных сил не прекращалась ни на один день. Замыслы, относительно будущего формирования современной ударной армии, рождавшиеся еще в переходе через бездну Черного моря, именно здесь, на турецких берегах, находили свое прямое воплощение. Свыше 25 тысяч человек еще оставались на службе после того, как по частям был оглашен приказ Главнокомандующего, разрешавший покинуть армию престарелым и раненым офицерам, а также всем штаб-офицерам, которым после сведения частей не осталось строевых должностей. Право на увольнение из рядов Русской армии предоставлялось и офицерам, имеющим высшее образование. Эти 25 тысяч людей и предстояло еще организовать в новое соединение. В него на правах полков были влиты Алексеевская, Корниловская, Марковская и Дроздовская дивизии и Отдельный Гвардейский батальон. Оставшихся без подчиненного личного состава офицеров направляли в формировавшиеся офицерские батальоны. Из шести артиллерийских дивизионов была создана бригада под командованием будущего героя Кастелиано-Арагонского легиона в Испанской войне генерал-майора Анатолия Владимировича фон Фока. Старый артиллерист был назначен Кутеповым генерал-инспектором артиллерии 1-го армейского корпуса и по совместительству заведующим делами Сергеевского артиллерийского училища. Отдельным поручением Кутепова Анатолию Владимировичу фон Фоку, известному в армии своей увлеченностью гимнастикой, было вменено в обязанность руководство спортивной жизнью армии и организация физкультурных соревнований, в том числе и «товарищеских» футбольных матчей. Во главе образованной из различных частей Кавалерийской дивизии, Кутеповым был поставлен генерал-лейтенант Иван Гаврилович Барбович, а двое других легендарных кавалерийских генерала — Федор Федорович Абрамов и Михаил Архипович Фостиков возглавили соответственно Донской и Кубанские корпуса. Командование всеми пехотными полками, которые были сведены в 1-ю пехотную дивизию, поручалось генерал-лейтенанту Виктору Константиновичу Витковскому. Его начальником штаба был назначен произведенный в скором времени в чин генерал-майора Федор Эмильевич фон Бредов. Марковский полк дополнил отряд в 100 человек, состоявший из гренадеров и офицеров Северной армии Е.К. Миллера, Бог знает как оказавшихся на турецких берегах. Кавалером ордена Св. Николая Чудотворца генерал-майором Михаилом Алексеевичем Пешней вновь образованный полк был принят под свое командование. «Началась уставная лагерная жизнь и занятия. Устроена церковь, театр, баня. Составился струнный оркестр из самодельных инструментов, драматическая труппа, хор „Братьев Зайцевых“… С началом тепла и сухой погоды образовались разные спортивные команды. Принимались меры к составлению полкового духового оркестра».¹⁵

Командиром Корниловского полка Кутепов назначил молодого генерал-майора Николая Владимировича Скоблина. Начальник корниловцев лишь недавно вернулся в строй после ранения, полученного им еще на недавних фронтах борьбы с большевизмом, под Роганчиком. Вскоре приказом по корпусу генерал Кутепов приказал представить к наградам и производству в чины всех отличившихся в последних боях в Крыму. В Гвардейском кавалерийском полку к чину корнета были представлены немало унтер-офицеров и даже рядовых-кирасир, кавалергардов и эстандарт-юнкеров. Особо отличившиеся унтер-офицеры, показавшие в Крыму примеры исключительной доблести, были награждены орденами Св. Николая Чудотворца. В день своего Полкового праздника, командир кирасирского эскадрона полковник Михаил Евграфович Ковалевский, не имея на празднование казенных средств, продал турецким спекулянтам ордена своего покойного отца и на эти деньги начал подготовку к празднованию. В день Полка кирасирский эскадрон был построен в 3 девятиразрядных взвода на плацу, перед палатками. На правом фланге построения был помещен приглашенный оркестр Алексеевского пехотного полка. «После молебна командир полка поздравил эскадрон и поднял чарку за Кирасир Его Величества; затем эскадрон прошел церемониальным маршем. После парада состоялся обед. Кирасиры имели своими гостями всех кавалергардов, своих постоянных друзей от Галлиполи до Нового Сада — последнего этапа… Праздник удался на славу. Пели песенники, кирасиры качали своих офицеров, и чувствовалась тесная и дружная связь между всеми».¹⁶ В июле 1921 года приказом Главнокомандующего Гвардейская кавалерия была выделена в Галлиполи в отдельный дивизион под командованием полковника Константина Валерьяновича Апухтина, Улана Ее Величества. Баронесса Врангель, приехавшая к гвардейским кавалеристам, привезла с собой одежду, одеяла и белье. «Дивизион стал приодеваться. Построили бескозырки, побелили ремешки, выкрасили в синий цвет рейтузы, сшитые из одеял. Вместо сапог надели американские высокие брезентовые гетры, выкрашенные в черный цвет. В строю вид был очень пристойный. На всех парадах и смотрах Кирасиры Его Величества принимали участие».¹⁷ На эскадрон кирасир были возложены и церемониальные караулы при лагерном театре: у входа, около рампы и ложи начальника дивизии выставлялись парные часовые. Духовная жизнь Белого воинства в Галлиполи началась почти сразу после того, как греческий митрополит Константин предоставил один из местных храмов для проведения православных богослужений. Митрополит не только открыл возможность русскому духовенству совершать в нем ежедневные службы, но призвал свою паству оказывать посильную помощь русским. Постепенно стали создаваться полковые храмы и в иных лагерях. «Из готового материала для них были только бараки, а все остальное делалось самым примитивным образом из консервных банок. Богослужебные книги и иконы писались и рисовались на местах. Так, икона Божьей Матери в церкви Корниловского ударного полка написана сестрой милосердия Левитовой».¹⁸