Драмы - Штейн Александр. Страница 66

Колокольников (подумав). Знаком. Двадцать лет знакомы. В главке работали вместе семь.

Малютина. И домами знакомы?

Колокольников. Бывали.

Малютина. И жены?

Колокольников. Встречались.

Малютина. А теперь?

Колокольников. Я как раз и стремился, Наталья Васильевна... из авторитетного источника разъяснение получить. И жена, собственно, в затруднении. Она в этом смысле исключительно, ну, исключительно щепетильна.

Малютина. О чем вы говорите?

Колокольников. Моя жена и жена Хлебникова были вместе в эвакуации в Кирове. Как-то на почве эвакуации, как бы вам сказать, сблизились. Письма наши с фронта друг дружке читали. И так далее. Собственно, все отсюда и пошло.

Малютина. Ваша дружба?

Колокольников. Называйте так. (Пауза). И жена, так сказать, перед дилеммой... Имеет ли она, как жена коммуниста, моральное право встречаться с его женой? Нет ли тут своеобразного двурушничества или, скажем, беспринципности? Что касается меня... Хотя я не голосовал со всеми, я воздержался... в той атмосфере это было, если хотите... Словом, я воздержался.

Малютина (внезапно вскочив). Что вы кичитесь своим воздержанием? Вы не в церковь пришли! Тут грехов не отпускают! (Спохватившись, села, уткнулась головой в папку). Извините. И... у меня больше к вам вопросов нет.

Пауза.

Колокольников (встал). Я вам больше не нужен?

Малютина, не поднимая глаз, качает головой.

Не откажите в любезности подписать пропуск.

Малютина, все так же не поднимая глаз, подписывает пропуск.

В моей жизненной позиции за последнее время, по всей вероятности, есть нечто очень раздражающее, по всем признакам, не только вас. Но тем более хотелось бы знать, как мне держаться, когда...

Малютина (зло). Устав читайте, товарищ! Читайте Устав, принятый Девятнадцатым съездом. Там все сказано, как держаться коммунисту, если... если умеете читать. (Снова, словно бы устыдившись своего гнева, потупила глаза, не глядя, подала руку Колокольников у). До свиданья. Благодарю за справку. (Пошла к дверям, открыла их). Товарищ Дергачева, вы уже здесь? Прошу вас, товарищ Дергачева.

Колокольников (идя к дверям). Какой же конкретно пункт Устава вы имеете в виду?

Малютина. Все пункты! Все до одного!

Колокольников (в полном смятении). Ага. Понятно.

Малютина подчеркнуто вежливо уступает ему дорогу. Входят Дергачева и Полудин. Колокольников, изобразив на лице официально-светскую улыбку, раскланивается со всеми, уходит.

Малютина. Садитесь, Анна Семеновна. Не ошибка ли, товарищ Полудин? Помнится, я вас не вызывала.

Полудин (улыбнулся). Оцените инициативу снизу. Сюда можно? (Садится в кресло у стола). Партийное руководство к вам, ну а я — за партийным руководством.

Малютина. Слушаю вас, товарищ Полудин.

Полудин. От Анны Семеновны слышал я, вы подбиваете итоги?

Малютина. Я готовлю дело Хлебникова к партколлегии.

Полудин. Ну да, да. Мнение, разумеется, уже сложилось? Если не секрет...

Малютинa (улыбнулась). Секрет.

Полудин. Ну да, да. Естественно. (Неторопливо растегивает молнию портфеля). Нынче я знакомил Анну Семеновну с одним документом. Пожалуй, и вам будет любопытно. (Вынул тоненькую папочку, перевязанную шнурком). Кое-какие штрихи. Однако без них портрет Дымникова будет не полон, да-да. Пожалуйста. (Отдает папку Малютиной).

Малютина. Дымникова? Я готовлю. к партколлегии дело Хлебникова.

Полудин (вынимая портсигар, задумчиво). Где Дымников, товарищ Малютина, там и Хлебников. (Зажег спичку).

Малютина. Не курите, пожалуйста, мне тут до вечера работать.

Полудин (быстро взглянул на Малютину, дунул, спичка погасла). Ну да, да. (Положил папиросу обратно в портсигар, прихлопнул крышкой).

Малютина (Дергачевой). Вы протокол и решение общего собрания захватили? (Полудину). Хорошо, оставьте, я почитаю.

Полудин. Не сейчас? Я бы хотел дать некоторое пояснение.

Малютина. К сожалению, сейчас не могу. Я людей вызвала.

Полудин. И все-таки я бы хотел, чтобы при мне, важно для дела.

Малютина. Тогда подождите.

Полудин (пожав плечами). Если вам так надо... что ж. Меня вызывает министр. К часу. (Пауза). Могу подождать. (Продолжает сидеть в кресле).

Малютина (вежливо улыбаясь). Нет, там, пожалуйста.

Полудин холодно взглядывает на Малютину, поднимается.

Я вас вызову, товарищ Полудин.

Полудин уходит.

Давайте протокол и решение.

Дергачева. Сейчас. (Роется в набитом, сильно потертом портфеле). Проучить не вредно, вы правы, самолюбив, самолюбив... (Роется в портфеле). В партии нет двух дисциплин. Пожалуйста. И протокол, всё есть.

Малютина (берет документы, рассматривает). Кто вел собрание? Сколько «за», сколько «против», кто воздержался?

Дергачева. Вот тут неразборчиво. За исключение — двадцать. Против — четырнадцать. За строгий выговор — пять. Воздержался один Колокольников.

Малютина. Он не воздержался. Он по нужде отлучился. Как неаккуратно ведется у вас протокол! Ведь это важнейший партийный документ. И разве нельзя было на машинке перепечатать?

Дергачева. Критика верна. Наш недостаток, вы его подметили. Пошехонову, технолога, выдвинули мы техническим секретарем — будем снимать. А то собрание вело бюро. В целом.

Малютина. А в частности? Руководил товарищ Полудин? Вот тут Солдатов выступал, заместитель секретаря партбюро. Он что — хороший коммунист?

Дергачева. Так за ним ничего такого нет.

Малютина. АЧижов?

Дергачева. Чижов? Чижов не выступал.

Малютина. А может, слова ему не дали? Отчего он не выступал?

Дергачева. Прения прекратили.

Малютина. Какой был регламент для ораторов?

Дергачева. Не помню. Кажется, десять минут.

Малютина. А по-моему, пять. А Полудин говорил, кажется, сорок минут? По какому праву? И по какому праву вы отказали Чижову в его законных пяти минутах? (Достает из дела письмо, читает). «...Собрание велось тенденциозно, членам партии свобода мнения не обеспечивалась, всякое выступление в защиту Хлебникова расценивалось как либерализм и пособничество врагу... создалась нездоровая и непартийная атмосфера травли, при которой невозможно установить истину...» Солдатов и Чижов пишут. На имя председателя партколлегии.

Дергачева. За спиной партбюро? Это двурушничество.

Малютина. Солдатов и раньше выступал против. Чижову не дали слова. Кстати, товарищ Дергачева. Двурушничество — термин политический. Как же у вас поворачивается язык клеить этот черный ярлык честным партийцам? И только за то, что они нашли нужным заявить о неправильности решения своей партийной организации. И кому заявить — партийной коллегии Московского Комитета партии. Нехорошие нравы, товарищ Дергачева, вредные для партии.

Пауза.

Дергачева. Я не считаю и не могу считать ошибкой наше решение. Решение было правильным, принципиальным, политически острым. Я уж не говорю о Дымникове, которого Хлебников перевел в свой отдел, но и того, что человек выносит из министерства совершенно секретные материалы, — для меня лично довольно.

Малютина. Он не выносил из министерства совершенно секретные материалы, это подтасовка фактов.

Дергачева. Подтасовка? Что вы! Он сам признался, что материалы с грифом брал к себе на квартиру.

Малютина. С каким грифом? «Совершенно секретно» или «Для служебного пользования»?