Один выстрел - Чайлд Ли. Страница 11
Глава третья
Ричер поселился в «Метрополь паласе» – в двух кварталах к востоку от Первой улицы. Зарегистрировался как Джимми Риз и заплатил наличными за одни сутки. Президентов и вице-президентов он давно исчерпал и теперь назвался именем второго бейсмена, выступавшего за «Янки». Джимми Риз довольно прилично играл половину 1930 года и довольно плохо – половину 1931-го. Он умер в Калифорнии в 92 года. И вот он ожил – в гостинице «Метрополь палас».
В «Метрополе», обветшавшем старом отеле, постояльцев было немного. Но когда-то он был шикарной гостиницей, Ричер это заметил. Его поселили в старомодном унылом номере. Матрац, похоже, сохранился еще со старых добрых времен. Ричер улегся на него, заложив руки за голову.
Он вернулся на четырнадцать с лишним лет назад, в Эль-Кувейт. У каждого города свой цвет. Тот был белым. Белая штукатурка, покрашенный в белое бетон, белый мрамор. Из-за слепящего солнца все четверо мертвецов были в больших темных очках. Каждый получил по пуле в голову, однако все очки уцелели. Просто упали. Все четыре пули были обнаружены, и это решило дело. Пули для американской снайперской винтовки сухопутного или морского пехотинца. Стреляй Барр из обычной боевой винтовки или автомата, Ричер никогда бы его не вычислил. В той операции все огнестрельное оружие, исключая снайперские винтовки, заряжалось стандартными натовскими патронами, искать стрелка было то же, что иголку в сене. Но Барр затеял стрельбу лишь затем, чтобы попробовать свою любимую снайперскую винтовку в настоящем деле. Четыре снайперские пули его и выдали.
Дело, однако, было трудное. И в конце концов след вывел на Джеймса Барра. Он во всем признался. Сразу, добровольно и полностью. Затем принялся расспрашивать о расследовании, словно его занимал сам процесс. Он, ясное дело, не думал, что его найдут. Его переполняла горечь пополам с восхищением.
Четырнадцать лет спустя он не признался.
Нынешнее дело отличалось от тогдашнего чем-то еще, но чем именно, Ричер не мог ухватить.
Григор Линский позвонил Зэку по сотовому. Он работал на Зэка. Не просто на зэка, но на Зэка с большой буквы. Того требовало уважение. Зэку было восемьдесят лет, однако он по-прежнему ломал кости при малейшем намеке на неуважение к своей персоне. Сила и норов все еще были при нем. Благодаря этой силе и этому норову он и дожил до восьмидесяти. Без них он бы загнулся в двадцать лет. Или в тридцать – примерно тогда он позабыл свое настоящее имя.
– Адвокатша вернулась к себе в контору, – сообщил Линский. – Ричер свернул с Первой на восток. Я не пошел за ним, чтоб не засветиться. Похоже, он снял комнату в «Метрополе».
Зэк молчал.
– Нужно что-нибудь предпринять? – спросил Линский.
– Нужно отбить у него охоту, – ответил Зэк. – Если он в «Метрополе», он не станет сидеть там весь вечер, а куда-нибудь выберется. Вероятно, один. Значит, может попасть в историю. Наших не привлекай. И чтоб все выглядело правдоподобно.
– Покалечить?
– Переломать кости. Может, он схлопочет по голове и попадет с комой в палату к своему дружку Джеймсу Барру.
Хелен Родин провела час у себя в кабинете. Ей звонили три раза. Первым был Франклин – он отказался от участия в деле.
– Прости, но ты проиграешь, – заявил следователь. – У меня свои дела, я не могу больше тратить время задаром.
– Никто не любит безнадежных дел, – дипломатично заметила она. – Если я раздобуду деньги, вернешься?
– Еще бы. По первому зову.
Затем позвонил ее отец. Судя по голосу, он переживал за нее:
– Напрасно ты взялась за это дело.
– По-моему, особого выбора у меня не было.
Отец промолчал и начал осторожно выспрашивать;
– Джек Ричер тебя отыскал? – Подразумевая: волноваться мне или нет?
– Отыскал, – небрежно ответила она.
– Может, поговорим о нем? – Подразумевая: расскажи, пожалуйста.
– Конечно, скоро поговорим. Когда придет время.
Они договорились вместе поужинать и кончили разговор. Хелен улыбнулась. Она ему не лгала, даже не блефовала. Но чувствовала, что выступила достойным противником. Судебный процесс – игра и, как любая игра, имеет психологическую составляющую.
Третьей позвонила из больницы Розмари Барр:
– Джеймс выходит из комы. Врачи считают, может заговорить завтра.
Через час Ричер вышел из «Метрополя» и направился на север, к дешевым магазинам, которые он видел недалеко от здания суда. Нужно было одеться по-местному.
Он купил брюки, серо-коричневые, как утверждала этикетка, но он бы назвал их желто-коричневыми. Подобрал фланелевую рубашку под цвет почти один к одному. Еще он купил нижнее белье и пару носков. Переоделся в примерочной, а старую одежду выбросил в мусорный бак тут же в магазине.
Выйдя на улицу, он пошел на запад, куда клонилось солнце. В плотной рубашке было жарко, но отсюда он подумывал податься в Сиэтл. Для Сиэтла она была в самый раз.
Фонтан на площади опять заработал. Стараясь не помять цветы, он прошел к низкой стенке и уселся лицом к многоэтажной автостоянке. Посмотрел налево и увидел вход в здание ОТС. Посмотрел направо и увидел автомобили на эстакаде. Их было не слишком много, хотя на Первой улице уже начинался вечерний час пик. Потом он снова посмотрел налево и увидел Хелен. Она переводила дыхание.
– Бежала по лестнице, боялась вас упустить. Полчаса назад кончила обзванивать все гостиницы в городе, везде отвечали, что вы не у них. Джеймс Барр приходит в себя. Завтра может заговорить.
– А может, и нет.
– Мне нужно, чтобы вы оценили улики.
– Для этого у вас есть Франклин.
Она отрицательно покачала головой:
– У Франклина слишком тесные связи со старыми дружками из полицейского управления. Он не сможет судить объективно.
– А я смогу? Не забудьте, я хочу утопить Барра.
– Вот именно. Вам нужно убедиться, что доказательства неопровержимые, после чего вы успокоитесь и уедете из города.
– Франклин отказался участвовать в процессе?
Она помолчала, затем кивнула:
– Я-то служу обществу, а Франклину приходится о собственном деле заботиться.
– Поэтому он не станет работать бесплатно, а вот я стану, так?
– Вы же перфекционист. Вам хочется уехать от нас с уверенностью, что, по вашим меркам, все в полном ажуре.
Ричер молчал.
– Поэтому вы основательно во все вникните.
Основательно вникну. Успокоюсь и уеду из города.
– О'кей, – сказал Ричер.
– Пройдете четыре квартала на восток и один на юг, – объяснила она, – выйдете к ПУ. А я позвоню Эмерсону.
– Прямо сейчас?
– Джеймс Барр выходит из комы. Мне нужно поскорее с этим закончить. Завтра весь день буду искать психиатра, который согласится работать бесплатно. Психиатрическая экспертиза остается нашей главной надеждой.
Ричер прошел четыре квартала на восток и один на юг и вышел под эстакадой на перекресток. Полицейское управление занимало здание из коричневого глазурованного кирпича.
Эмерсон ждал его. Ричер его узнал – Эмерсона показали в субботу в утреннем выпуске теленовостей. Тот самый – бледнолицый, спокойный, компетентный, не большой и не маленький. Живой Эмерсон выглядел так, словно родился полицейским. Он излучал это каждой клеточкой своего тела.
– Добро пожаловать в Индиану, – произнес он.
Ричер в ответ промолчал.
– Я не шучу, честное слово, – сказал он. – Мы обожаем, когда старые приятели обвиняемых появляются, чтобы не оставить камня на камне от нашей работы.
– Я пришел от его адвоката, – возразил Ричер.
Эмерсон кивнул.
– Я введу вас в курс дела, – сказал он, – а мой криминалист, обследовавший место преступления, посвятит в детали.
Ричер улыбнулся. Слова Эмерсона и его манера говорили о многом. В частности, о том, что полицейский был втайне рад любым придиркам, так как не сомневался – он располагает надежными неопровержимыми уликами.