Разбитое сердце королевы Марго - Лесина Екатерина. Страница 35

– Нет… пока нет. Мне хочется с ней повидаться, но это веская причина не возвращаться домой. – Далматов указал на кресло. – Садись. Кофе здесь неплохой. Надеюсь, готовят тоже прилично. Я, честно говоря, проголодался…

– Тебе удалось что-нибудь выяснить?

– Что-нибудь… садись, заказывай, и совместим приятное с полезным.

Он ел и говорил, пытаясь быть веселым.

Избавляться надо.

Не отстанет ведь. И пусть сама не убивала, не настолько она умна, чтобы провернуть три убийства и выйти сухой из воды… но девочка привыкла, что все получается легко.

Слишком легко.

Саломея говорила и выглядела расстроенной, хотя Далматов причин для расстройства не видел.

– Знаешь, – призналась она. – Мне ее жаль.

– Жаль?!

– Она ведь не так много и хочет…

– Ну да, корону на голову и полцарства в придачу.

– Да, но…

– Рыжая, не разочаровывай меня. Давай всплакни о том, что у девочки тяжелая жизнь была.

– А разве нет?

Она насупилась и, кажется, еще немного, ответит ему резко, зло. Не хватало еще поругаться из-за этой Варвары, чтоб ее черти взяли…

– Тяжелая жизнь – не самое лучшее оправдание. Она со многими приключается. И да, людей меняет, но это их, и только их выбор, насколько измениться. Кто-то остается человеком, а кто-то становится сволочью…

– Как ты?

– Как я. – Он широко улыбнулся. – Но я-то, рыжая, не жду к себе жалости или снисхождения. И не плачусь тебе о том, что на самом деле где-то в глубине души я белый и пушистый, просто обстоятельства не сложились… нет. Твоя дорогая сестрица раз за разом сознательно подчиняла людей.

– Подчиняла?

– Привораживала. Лишала права выбора. Назови как хочешь. Смотри, ее первый муж бросил невесту, которая до сих пор оправиться не способна. А до этого был одноклассник, которого вообще посадили. Второй супруг слетел с катушек, впрочем, как и первый. У третьего семью разбила. Почему? А красивой жизни хотелось.

– Ты себе противоречишь.

– В чем?

– Ты сам говорил, что она не хищница. – Саломея вцепилась в стол. – А теперь…

– Не хищница… не настолько хищница, чтобы начать думать. Она не убивает. Она их к себе привязывает. Только поймать добычу – одно, а распорядиться ею – совсем иное. И на это твоя сестрица уже не способна. Но ей глубоко плевать на чувства других. Ей важно то, чего хочет она, и точка. Или думаешь, она от меня отстанет?

– Я ее просила.

– Давай поженимся.

– Что? – К такому предложению Саломея, похоже, готова не была.

– Поженимся, говорю, давай.

– Зачем?

– Чтобы жить в мире и согласии до самой моей смерти.

– Почему твоей?

– Ладно, до чьей-нибудь смерти. В мире и согласии.

– Ты издеваешься. – Она отстранилась и смерила Далматова настороженным взглядом.

– Нет. Я предлагаю поставить эксперимент. Мы поженимся. Вернемся. И скажем, что наконец осознали всю глубину чувств друг к другу. Я даже разрешу тебе ночевать в своей постели.

– Больно надо…

– Увидишь, Варвару это не остановит. Ей плевать на тебя. На меня. На всех, кроме нее самой. Так что?

Подумалось: откажется. Она и собиралась отказать, только в последний момент почему-то ответила:

– Идет. Но если ты не прав…

– Тогда что?

– Тогда ты больше не будешь исчезать вот так…

Наверное, следовало бы извиниться, да только извиняться Далматов не умел.

– Идет. – Он поманил официанта. – Доедай и пойдем жениться.

– Сейчас?!

– А когда?

Она сошла с ума.

Сегодня в частности и вообще, наверное. Иначе почему она согласилась? Эксперимент… но возникает ощущение, что ставят его над Саломеей.

Местный загс серый, скучный. Все-таки вторник – не самый популярный день для бракосочетаний. И Далматов исчез, ушел договариваться. И ведь главное, договорится, в этом сомнений нет. Выходит, Саломее надобно… что надобно?

Волноваться, как приличной невесте…

Привести себя в порядок?

Накраситься?

Глупость какая… в огромных зеркалах, помимо старой елки, которую только поставили и нарядить даже не успели, отражается она, растрепанная, рыжая. Влажные волосы. Веснушки.

Куртка нараспашку.

Свитер.

Мечта, а не невеста. Но… все ведь невзаправду. Ей бы хотелось верить, что все невзаправду…

– Ну что, не передумала? – Далматов непривычно бледен. Нет, он всегда бледен, а ночью еще и приступ случился, но Саломее хочется думать, что нынешняя его бледность – исключительно от волнения.

– Нет. А ты?

– Не дождешься.

– Далматов… тебе не кажется, что мы несколько… спешим?

– Спешим? – Он провел рукой по влажным волосам. – Помнится, ты сама предлагала мне руку и сердце.

– Не в себе была.

– А теперь в себе, значит?

– Нет. Но…

– Идем. Кстати, тетенька нас потом на чай позвала. Я торт обещал свадебный, пока схожу, посплетничаете. Женщина с женщиной общий язык всегда найдет.

– О чем?

– Обо всем. Она здесь последние десять лет работает. И свадьбы все сама проводит…

– Далматов, ты…

– Совмещаю приятное с полезным. И полезного будет больше. – Он щелкнул ее по носу. – Невеста, изобрази улыбку. Невесты должны выглядеть счастливыми.

Кому должны? Но улыбку Саломея изобразила, хотя и подозревала, что эта улыбка вряд ли способствует иллюзии счастливого вида.

Брак регистрировала мрачного вида тетенька в шерстяном костюме с атласными лацканами. Она говорила хорошо поставленным голосом о роли семьи как ячейки общества, но при том хитровато поглядывала на Далматова.

Интересно, что он соврал?

А ведь соврал… и потому, поставив подпись в книге регистраций, поспешил откланяться за тортом. Эта же тетенька, несколько растеряв наведенный лоск, поманила Саломею за собой.

– Ой, беда-беда. – Голос ее зычный заполнял крохотную комнатушку, в которой кое-как поместились старый письменный стол да пара стульев. – Садись, дорогая… не стой… небось голова кружится?

Голова не кружилась, но Саломея кивнула: не стоило разочаровывать собеседницу.

Та же суетилась.

И на столе появились розовые, украшенные голубками и сердечками, чашки, блюдце с кусковым сахаром, маленький электрочайник.

– У моей дочки постоянно голова кружилась. И в обмороки падала… врачи-то говорят, мол, ничего страшного. Здоровая она. А где здоровая? Один раз на улице сомлела, так хорошо, нашелся добрый человек, вызвал «Скорую». Потом-то Алешка от нее не отходил… охламон, конечно… я ей говорила, не спеши ты замуж. Успеется оно. Так нет, чуть школу закончила, поступила и нате… жизнь устраивает… а я тут гляжу на этих вот устроителей. Сегодня они женятся, а месяц-другой пройдет и летят разводиться. Где ж это видано?

– Да уж, – нейтрально заметила Саломея, присев на обшарпанный стул. С виду тот был хилым, доверия не внушающим, но вес выдержал.

– А она… беременная, мол… тьфу… и хорошо, что Алешка не сбег, как некоторые… уж я-то на регистрации всякого повидала. Помню, как пришла работать, так это было редкость, чтоб мать-одиночка. Теперь вон… сил никаких нет. И глядишь, девки-то молоденькие, только-только жить начали, а уже… не подумай, что я против деток…

Тетка выразительно уставилась на живот Саломеи.

Вот скотина!

Нет, не она, а Далматов с его не в меру буйной фантазией. Пусть только появится… жених несчастный.

– Не против совсем, но детки должны появляться в семье. И когда эта семья состоится. Оно ведь как бывает? Встречаются. Любовь крутят… я тебе чайку травяного заварю, с ромашечкой, очень хорошо нервы успокаивает.

Саломея кивнула: ее нервы определенно нуждались в успокоении.

– Так вот, крутят и крутят… оно-то по нынешним временам и не грех вовсе. А потом женятся, что тоже хорошо… только вот поженившись, поживя месяцок-другой бок о бок, понимать начинают, что не все розовое. Он храпит, носки свои стирать не желает. И требует рубашек чистых, обедов-ужинов. А ей цветов охота да сюрпризов, чтоб как раньше. Или вон с подружками посидеть, языки почесать. Уборкой же заниматься некогда, еще денег нет… на семью-то много надо… вот и начинают ссориться, выяснять, кто правей. А не дело это.