Роковой оберег Марины Цветаевой - Спасская Мария. Страница 34

– Тимофей Ильич, – выдавила из себя Веденеева.

– Егоров? – переспросила я, не в силах скрыть удивления.

– Егоров, – эхом откликнулась женщина. И сбивчиво пояснила: – Тимофей Ильич – мой постоянный клиент, у него подагра, и без массажа он не может обходиться. Он меня и попросил.

Представляю, как у меня вытянулось лицо. Трудно было ожидать подобной прыти от больного девяностолетнего старика. А вот поди ж ты – подбил массажистку организовать Веронике алиби. Только зачем?

– Я говорила Тимофею Ильичу, что, если копнут поглубже – все откроется, – плаксиво затянула массажистка. – Он только рукой махал – никто, говорит, не будет ничего копать. Я и согласилась.

– Много он тебе дал? – неприязненно глядя на Веденееву, протянула заместитель главврача.

– Ну, так, нормально, – смутилась женщина. – Я машину в кредит взяла, каждая копейка на счету.

– Лидия Владиславовна, – обернулась я к начальнице массажистки, – отпустите Кристину пораньше. Нужно, чтобы она повторила все следователю.

– Конечно, пусть идет, – разрешила Смирнова. – Мы тут сами без нее справимся.

В полицейском управлении свидетельница призналась в даче ложных показаний, и Валерий Львович восхищенно молвил, как только за Веденеевой закрылась дверь:

– Женя, вы удивительная девушка! Как вам удалось заставить Веденееву сказать правду?

– Я просто побеседовала с ее начальством и выяснила, была ли свидетельница в ночь убийства в городе, – пояснила я.

– Я даже предположить не мог, что Кристина врет! – повысил голос Лизяев. – У нее не было повода вводить в заблуждение следствие. А вы молодец, догадались ее проверить. Так сказать, проявили инициативу.

– Теперь ваша очередь проявить инициативу, – подхватила я, – и как следует допросить Егорова.

– Все это так, Женя, но тут мы натыкаемся на полное отсутствие логики, – поскучнел Лизяев. – Если Вероника осталась без денег, то как она смогла уговорить Тимофея Ильича подкупить массажистку, чтобы Веденеева дала показания в ее пользу?

– Понятия не имею, – честно призналась я. – Сходите к ветерану, поговорите с ним сами, может, ваш острый глаз сможет уловить что то необычное.

Получив немудреный комплимент, следователь зарделся от удовольствия и поднялся с места, одергивая пиджак.

– Ну что же, поехали, – распорядился он.

– А я вам зачем? – насторожилась я.

– Два глаза хорошо, а четыре лучше, – отозвался сотрудник следственных органов.

В доме на улице Сосновой нас не ждали. На стук в калитку долго никто не отвечал, только овчарка рвалась с цепи, заливаясь безудержным лаем. Когда собака совсем охрипла, дверь открылась, и на пороге появился Михаил в кальсонах и майке. Было заметно, что он только что со сна. Близоруко щурясь, сын Егорова стоял и смотрел на нас, всклокоченный и помятый.

– Чего надо? – буркнул он, почесывая седую грудь.

– Добрый день, полиция, следователь Лизяев, – представился Валерий Львович. И, глядя в передернувшееся лицо Мамаева, пояснил: – Нам необходимо побеседовать с Тимофеем Ильичом.

– Отец лежит, плохо себя чувствует, – широко зевнул Михаил.

– Значит, мы будем разговаривать с вами, – настаивал следователь. – Позвольте войти, чтобы не кричать из за забора.

И нас впустили в дом. На этот раз ветеран не вышел меня встречать, и нам со следователем пришлось пройти через гостиную и кухню в комнату Тимофея Ильича. В доме сохранились следы недавнего пиршества и все еще пахло сигаретным дымом. На столе стояли тарелки с объедками и окурками, лежали грязные вилки, ютились мисочки с заветрившимися закусками, а на полу выстроилась шеренга пустых бутылок из под водки. Мы пришли в тот момент, когда Михаил, сдвинув посуду в сторону и освободив часть стола, ел щи. На углу стояла щербатая тарелка с горячим варевом из кислой капусты, из которой торчала ложка. Впустив нас в дом и указав, куда идти, Михаил вернулся к прерванной трапезе. Мы подошли к комнате ветерана и постучали в дверь.

Старик лежал в кровати, по пояс укрытый одеялом.

– Добрый день, мы к вам, – с порога сообщил следователь Лизяев. – Из управления полиции.

– Чему обязан… – хмуро осведомился Тимофей Ильич, приподнимая голову.

– Позвольте, мы присядем, – пробормотал следователь, бесцеремонно устремляясь к креслу у окна. Мне оставался жесткий стул за изголовьем кровати, куда я и присела, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания ветерана. Я подозревала, что, узнав меня, Тимофей Ильич тут же начнет расспрашивать об обещанной статье про Леди и, не услышав ничего утешительного, не захочет беседовать с Лизяевым.

– На прошлой неделе в ночь с четверга на пятницу была убита Марьяна Колесникова, – начал Валерий Львович. – В деле имеются показания свидетельницы Веденеевой, от которых она в настоящий момент отказывается. Веденеева уверяет, что вы, Тимофей Ильич, заплатили за то, чтобы она соврала полиции и рассказала, будто видела Веронику Полянски гуляющей с собакой в начале третьего утра и будто выглядела Полянски сильно замерзшей.

– Кто заплатил? Я? – удивился хозяин. – Зачем мне это?

– Но вы ведь знаете Кристину Веденееву? – настаивал следователь.

– Массажистку из поликлиники? Конечно, знаю. Она ходит ко мне последние два года, потому что сам я далеко ходить не могу. Стар стал для походов, и подагра мучит.

– А с Вероникой Полянски вы знакомы?

– Впервые слышу это имя, – отозвался старик.

– И вы хотите сказать, что не просили вашу массажистку устроить Веронике Николаевне алиби?

– Разумеется, нет. Я понятия не имею, кто она такая. Зачем бы я стал за нее просить, да еще за деньги, которых у пенсионера не так уж и много?

– Может, Полянски вам угрожала? – допытывался следователь.

– Кому? Мне? – насупился дед. – Чем она могла мне угрожать?

– Тогда подкупила.

– Глупости говорите, – сурово сдвинул седые брови хозяин. – Я в КГБ всю жизнь прослужил, как вы думаете, меня можно запугать или подкупить? Работал в разведшколе, преподавал стрельбу из пистолета, лично знал выдающуюся разведчицу Леди.

Во время разговора я не сводила глаз с застекленной фотографии, висевшей прямо перед моими глазами на противоположной от кровати стене. Под фотографией лежал молоток и стояла ржавая банка из под кофе, в которой, вероятно, хранились гвозди. Неубранные инструменты наводили на мысль о том, что гвоздь для снимка вбили в стену совсем недавно. Рассматривая черно белую фотографию, я все больше укреплялась во мнении, что фото повесили после интервью, которое я брала у ветерана Егорова. Снимок располагался таким образом, чтобы лежащий на кровати мог видеть со своего места запечатленную на нем группу девушек, снятых на фоне длинного кирпичного корпуса, белеющего среди сосен. Между улыбающихся девичьих лиц выделялось породистое лицо старой дамы, смотревшей в камеру с легким лукавством. Я этот снимок отлично помнила, ибо видела точно такой же во Франции в доме Вероники. Сама она стояла по правую руку от лукавой старушки и, когда я листала альбом, Вероника пояснила, что это лесная школа для детей, больных туберкулезом, где она доучивалась девятый и десятый классы, потому что в детстве у нее имелась предрасположенность к этому заболеванию. А старушка – ее любимая учительница. Я глазами указала следователю на снимок, и он меня понял без слов.

– Не подскажете, Тимофей Ильич, кто это на снимке? Какая интересная женщина и симпатичные девицы!

– Девицы самые обыкновенные, так, ничего особенного, – отмахнулся старик. – Кстати, интересная дама – это как раз она, Леди. Можете увидеть разницу в породе. Наставница значительно старше, можно сказать, им в бабушки годится, но сразу видно аристократку среди этих маленьких клуш!

И старик, оседлав любимого конька, пустился в пространные воспоминания о службе в разведшколе. Не подавая вида, что узнала Веронику, я продолжала наблюдать, как Лизяев без особого успеха пытается сменить тему разговора и вытянуть хоть что нибудь из ветерана относительно алиби Вероники. Надо заметить, что из них двоих старик Егоров держался гораздо увереннее следователя, гнул свою линию и ни за что не хотел менять показания. Веронику Полянски не знает, массажистку ни о чем не просил, и точка! В ответ на угрозу привезти Веденееву на очную ставку он только усмехнулся, с вызовом сообщив, что всегда рад видеть хорошенькую женщину. Понимая, что от старика толку не добьешься, Лизяев отправился к сыну хозяина, а я осталась сидеть в комнате ветерана. Мне было видно через приоткрытую дверь, что Михаил доел щи и теперь пьет чай с баранками.