Пятый квадрат - Гончар Анатолий Михайлович. Страница 41

– ФСБ, «Антитеррор», проверка, – объявил выскочившему на порог врачу шедший первым. – Не беспокойтесь, мы ненадолго! – Для говорившего это была уже четвёртая по счёту больница за сегодняшний день, и ничего особенного от этой он не ждал. Они вошли в одну палату с какими-то старухами, в другую, где лежали дети, проследовали в третью. Сопровождающий их доктор, хоть этого от него и не требовали, без конца пояснял, кто и с чем лежит, когда и какое оборудование завезли, а потом из его уст полилась бесконечная жалоба на необеспеченность, на нехватку персонала, на низкую зарплату.

Наконец оперативнику это надоело, и он резко повернулся к врачу:

– Вы можете идти молча?

Тот кивнул и, неожиданно для оперативника, и впрямь заткнулся.

В третьей палате лежали трое: молодой парнишка, из-под чьей задранной вверх пижамы виднелся залепленный пластырем шов от вырезанного аппендицита, старик с загипсованной ногой и рыжий, возможно, излишне бледный гражданин среднего возраста без внешних признаков болезни. Аккуратно подстриженный, гладко выбритый, причем по степени загара было ясно, что бреется он регулярно, а это, в свою очередь, говорило о том, что данный чеченец к ваххабитам не имеет никакого отношения. Он улыбнулся вошедшим кривой от слабости улыбкой и таким же слабым голосом на совершенно чистом русском произнёс:

– Здравствуйте!

– Здравствуйте! – отозвался вошедший первым, и, окинув взглядом палату, поморщился от витающего здесь запаха.

– Дизентерия, – кивнув на рыжего, объявил доктор.

– Ясно… – буркнул оперативник и развернулся, чтобы уйти. Но, уже подойдя к двери, оглянулся и бросил ещё один взгляд на «дизентерийщика». Что-то в нём было не так. Оперативник замедлил шаг и, словно бы в задумчивости, повернулся и пошел вправо по кругу, обходя комнату. Что-то он упустил. В ориентировке было… возможно… возможно, глаза разного цвета. У столь обрадовавшегося их появлению чеченца глаза были разные. Особенно это стало заметно сейчас, когда взгляды оперативника и больного встретились.

«Нет, это не он! – отчётливо представил себе виденную им фотографию оперативник. – На портрете был совершенно другой человек, и цвет волос… Но волосы можно перекрасить, а лицо… пластическая операция… и всё же, всё же… А если это не он? Взять, а потом разобраться? Сколько будет воя… Нет, это все не то… Ведь что-то указывает на… что-то, кроме глаз… Что сказал врач? Дизентерия, точно! Вот он, ответ! Такой больной рядом с прооперированными пациентами. Может, в больнице не хватает мест?»

– Простите, – обратился к доктору оперативник. – Почему в одной палате с прооперированными… – Он ещё не договорил, а всё понявший Стивенсон сунул руку под матрац.

Шедший крайним капитан из «тяжелых» фээсбэшников был слишком опытным, чтобы не заметить этого движения. Ральф рванул лежавшее под матрасом оружие, но поздно. Твердые, как стальные клещи, руки обхватили его запястье, скручивая немилосердным изломом. Кость хрустнула, заставив взвыть инструктора, привыкшего причинять боль другим и не получать её самому. Пистолет с грохотом выпал из руки на пол. На пижаме Стивенсона, брызнув из-под потревоженной повязки, проступила кровь. Кинувшийся на помощь пациенту доктор мгновенно был сбит с ног.

– Вот и всё! – довольно процедил старший команды – подполковник ФСБ, чьи звёздочки, как и всех прочих присутствующих на задержании, были скрыты под бронежилетами. – Забираем этого и уходим.

– А врач? – спросил кто-то из «рядовых» бойцов.

– Что толку? Ты думаешь, его завтра же не отпустят? – Старший едва сдержался, чтобы не плюнуть на больничный пол. – Изложим в рапорте, и пусть местные сами разбираются! Тридцать секунд, уходим…

Эпилог

Разложенные на столе награды – орден Мужества, медаль «За отвагу», медаль Суворова, еще парочка министерских медалей – взгляд прапорщика, заместителя командира разведывательной группы специального назначения, скользил по ним, переходя с одной на другую. Здесь должна была бы лежать ещё одна заработанная им награда, но её не было – не пришла… «Ну и пусть, – подумалось прапорщику, – главное, что командир остался жив. Правда, капитана Морина мучили головные боли, но доктора обещали, что это пройдёт… Киреев обзавёлся протезами и, добившись разрешения, остался в армии контрактником, занимаясь чем-то по тыловому обеспечению. Петренко до сих пор колесил по госпиталям. Отказавшись от заманчивого предложения «ампутировать ступню и не мучиться», он уже перенёс десяток операций по восстановлению кости и готовился к следующей. Но дело успешно шло к поправке. Петренко даже обещался через несколько месяцев приехать без костылей. Дай Бог, дай Бог!», – подумал прапорщик, начиная укладывать в коробочки свои награды. За окном общежития шумел ветер, в глазах стояла беспросветная грусть…

Старая война закончилась, а отблески другой, новой, уже искрили на его горизонте…