Лихая гастроль - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 37

– Княжна, – сконфузился Евдоким. – Вы уж покорнейше меня извините.

– Ничего страшного, – отмахнулась Марианна. – Вам это идет. Настоящий мужчина должен быть немного неуклюжим, как раз именно таким, без всех этих светских условностей. Я так устала от всего этого светского лицемерия, когда люди думают одно, а говорят совершенно другое. А вы настоящий, такой как есть! Уверена, вы вскружили голову очень многим хорошеньким девушкам, – погрозила она пальчиком.

– Ежели что и было, так это теперь в далеком прошлом, настоящая моя симпатия – это вы!

– Ах, какой вы, право, непосредственный! – восторгалась княжна Глинская. – В наше время таких мужчин не встретишь. Знаете, я буквально сегодня приехала из Петербурга, виделась с самой императрицей…

– Мне рассказывал об этом Кондрат Егорович.

– Вы даже не представляете, сколько там фальши и зависти! Никакого благородства, все умерло! В этом море лицемерия и фальши совершенно искренни только друзья.

– Соглашусь с вами, княжна.

– Давайте на правах хозяйки я познакомлю вас с присутствующими господами. Знакомьтесь, – показала она на высокого мужчину средних лет, с редкими волосами, зачесанными назад. – Это барон Розенберг Алексей Михайлович.

Мужчина учтиво поклонился.

– Премного рад, Евдоким… Филиппович, – произнес Ануфриев, продолжая топтаться на месте. Как вести себя в подобных случаях, он не представлял (публика уж слишком напыщенная) и с надеждой поглядывал на графа Демидова, но тот, как назло, был увлечен разговором с вошедшей в комнату горничной.

– Светлейший князь Салтыков Петр Николаевич, – произнесла княгиня, показывая на плотного и низкого, будто тумба, человека. И многозначительно добавила: – Из тех самых князей Салтыковых.

Что означала эта заговорщицкая интонация княгини, Евдоким не знал, но на всякий случай сделал восхищенное лицо и даже выдавил из себя несколько звуков, весьма напоминающих сдержанное ликование.

А княгиня уже повернулась к третьему гостю, розовощекому, как наливное яблоко:

– А это мой гость из Петербурга обер-гофмейстер граф Апраксин.

– Ишь ты! – не сумел удержаться от восхищения купец. – Кажись, я слышал о вас.

– Нисколько не сомневаюсь, молодой человек, – басовито проговорил граф Апраксин. – Мой род очень древний. Марфа Апраксина была женой Федора Алексеевича.

– Неужто?!

– Уж не думаете ли, что я вас обманываю? – сдержанно улыбнулся граф.

– Вовсе нет, граф!

– В моем роду были и генерал-фельдмаршалы, и адмиралы.

– Эко куда я попал! Приеду к себе в Чистополь, расскажу, где побывал, так мне никто и не поверит. Вы бы мне записочку какую-нибудь написали… Засвидетельствовали, что с вами общался.

– Непременно, – охотно сказал обер-гофмейстер.

Взяв на столе блокнот, граф выдернул из него лист бумаги и коротко написал: «От обер-гофмейстера Его императорского двора графа Апраксина. Уверяю, что я лично знаком с купцом второй гильдии Евдокимом Ануфриевым» – и, широко расписавшись, протянул Евдокиму.

– Как это мило, – произнесла княжна. Повернувшись к молодому человеку приятной наружности, продолжила: – А это еще один мой друг, он только вчера прибыл из Германии. Принц Гессен-Гомбургский. Его предки служили при Петре Первом, продолжают служить и сейчас нашему императору.

Тот лишь сдержанно поклонился.

– Вот оно как… Никогда прежде принцев не видывал. Вот разве только на картинках, – восхищенно произнес купец, разглядывая молодого человека.

– Мне княгиня о вас много рассказывала, – сочным голосом произнес принц, – весьма рад нашему знакомству.

– И еще один самый верный мой друг, – показала княгиня на крупного мужчину лет шестидесяти, с длинными седыми волосами, – и мой родственник, князь Куракин Никита Петрович. Он, как и я, из рода Гедиминовичей.

– Да-да, – охотно подхватил князь. – Мой предок Андрей Петрович Булгаков по прозвищу Курака положил начало роду Куракиных. Весьма рад знакомству, молодой человек, – поклонился князь.

– Премного благодарен. А уж я как рад такому знакомству!

Непосредственность Евдокима Филипповича вызвала у присутствующих понимающие улыбки.

– А теперь расскажите мне о себе, – посадила княжна рядом с собой Ануфриева. – Я даже не думала, что вы такой ладный и видный.

В горле у Евдокима запершило: видать, от доставленного удовольствия.

– В своем жизнеописании…

– Я читала, Евдоким, ничего, если я буду называть вас просто по имени? И даже прочитала ваш стих. Он весьма хорош, у вас есть определенные способности к стихосложению.

– Лестно слышать, княжна.

– Но мне бы хотелось все это услышать от вас.

– Кхм… я даже не подозревал, что вы такая… божественная, – произнес Евдоким фразу, услышанную накануне. – Ну, ежели вы желаете… Я купец второй гильдии, имею деревообрабатывающий завод, батюшка мне оставил, сейчас рыболовный промысел осваиваю… Ежели подсчитать со всеми акциями и доходными домами, так думаю, что мои капиталы под миллион потянут.

– Ого, вы весьма состоятельны, у вас все есть!

– Хозяйки не хватает.

– Вы такой галантный. Вы способны вскружить голову любой барышне.

– Мне любой не надобно. Мне бы вот такую, как вы, – веско проговорил Ануфриев. – Ежели скажу, что такая барышня, как вы, мне снилась, вы мне поверите?

– Вы меня вгоняете в краску, Евдоким. – Ануфриев внимательно всмотрелся, но не увидел никакой краски. Притронувшись ладошками к щекам, она произнесла. – Боже мой, кажется, я вся горю! Я вам и в самом деле очень нравлюсь?

– Княгиня, – приложил Ануфриев руки к груди, – да ежели…

– А как вы мне это докажете?

– Да ради вас, княгиня, – не на шутку распалялся Ануфриев, – я хоть звезду с неба достану, а то и жар-птицу приволоку. Вы только прикажите!

– Хорошо, я вам верю. А не могли бы вы сделать для меня нечто более земное?

– Готов служить вам, княгиня.

– Понимаете, ко мне приехали гости, – показала она на примолкших мужчин, – как-то все очень неожиданно получилось… Ведь именно в этот день семь лет назад меня представили как фрейлину императорского двора. Так уж повелось, что я его всегда отмечаю.

– Поздравляю вас, сударыня.

– Благодарю, – Марианна слегка зарумянилась. – А мне нечем угостить своих гостей, потому что в настоящее время я испытываю денежные затруднения.

– Дело поправимое. Чего же вы желаете?

Глаза княжны неожиданно вспыхнули:

– Принесите с дюжину бутылок французского вина. Мои гости до него особенно охотливы. Затем форель среднего посолу. Здесь на углу продают прекрасную рыбу! Мяса, запеченного в фольге, вырезки свиной, – бойко перечисляла она. – Напротив через дорогу имеется кондитерский магазин, – княжеский носик капризно поморщился. – Мне бы очень хотелось шоколадные конфеты. Они так вкусны с коньяком!… Ну и еще чего-нибудь на ваше собственное усмотрение.

Евдоким Филиппович поднялся.

– Вы даже оглянуться не успеете, как я уже все прикуплю, – пообещал Евдоким.

– Мы вас будем ждать с большим нетерпением, – княжна подарила столь ласкающий взгляд, что у Евдокима невольно свело в желудке.

– Не оплошаю, госпожа.

В течение получаса Евдоким Филиппович объехал все магазины в радиусе трех кварталов. Кроме трех корзин вина, прикупил с дюжину сортов мяса, не позабыл взять вырезки, балычка, шейки и целую кадку черной икры, до которой, как ему доводилось слышать, господа большие любители. А в ювелирном магазине к торжественному случаю купил золотой медальон в виде сердца, на обратной стороне которого заказал граверу сделать надпись: «С любовью любезной моему сердцу княжне Марианне от ценителя ее небесной красоты Евдокима Филипповича Ануфриева».

И весьма довольный собой, наняв пролетку, отвез провизию к дому княгини.

Ануфриева ждали с большим нетерпением, что было видно по вспыхнувшим глазам гостей, а барон Розенберг, разглядев в корзинах марочное французское вино, не скрывая удовольствия, потер ладони. Князья с графьями вели себя посдержаннее, но свежий копченый дух, исходивший от окорока, заставил Кондрата Егоровича сглотнуть, а принц и вовсе закрыл глаза от удовольствия, после чего он шумно вздохнул и произнес с аппетитом: