Белый камень - Николе Жиль. Страница 23

— Что это такое? — спросил Бенжамен, разжимая кулак.

Большой монах не дал ему времени рассмотреть находку, схватил маленький белый шар и поднес его к глазам.

— Это мрамор. Шарик из белого мрамора, — произнес он неуверенно, возвращая Бенжамену его трофей. — Да, не далеко же мы продвинулись! Но не стоит гневить Бога, по крайней мере мы возвращаемся не с пустыми руками! Сколько времени? — вдруг озабоченно спросил он.

— Слишком поздно, — ответил послушник, даже не потрудившись взглянуть на часы.

Для того чтобы выпутаться из почти безвыходного положения, в которое они попали, потребовались все хладнокровие и смекалка брата Бенедикта.

Описываемые ниже события заняли всего несколько секунд.

Закрыв гробницу отца де Карлюса, заговорщики буквально взлетели в келью, служившую кладовкой отцу Антонию. Они не обмолвились ни словом, мысленно взывая ко всем им известным святым и мученикам, чтобы настоятель где-нибудь задержался. Брат Бенедикт первым выглянул из-за занавески, отделявшей кладовку от кабинета, и радостно подмигнул своему спутнику.

Чудо свершилось: отец Антоний еще не вернулся. Сообщники пересекли большую комнату и, тяжело дыша, остановились перед дверью, чтобы убедиться, что путь свободен.

Но путь не был свободен.

На лестнице раздавались шаги отца Антония, поднимавшегося к себе в кабинет.

Выйти незамеченными не было никакой возможности.

Брат Бенедикт оттолкнул Бенжамена в сторону и решительно шагнул в коридор, успев шепнуть, что берет настоятеля на себя.

Бенжамену оставалось только потеть от страха, прижавшись ухом к замочной скважине.

Выйдя из кабинета, брат Бенедикт буквально набросился на бедного аббата, не дав тому и рта раскрыть.

— Так вот вы где, отец мой! А я вас повсюду ищу! Идемте, идемте скорее, я просто обязан вам все показать! — почти закричал он, схватив старика под руку.

Ошарашенный отец Антоний дал себя увести, словно провинившийся ребенок. По выражению лица брата-строителя, которого никак нельзя было заподозрить в лицедействе, настоятель понял, что речь идет о вещах настолько серьезных, что тут уж не до споров, и даже не поинтересовался, куда его тащат.

Бенжамен, застывший за тяжелой деревянной дверью, едва не потерял сознание от страха, но быстро пришел в себя, положил ключ на стол и бросился прочь от кабинета, даже не подумав оглянуться.

Едва пробило шесть, как послушник уже стоял перед алтарем церкви: пришло время собраться с мыслями, возблагодарить Господа и помолиться о брате Бенедикте.

Чем же таким большой монах мог отвлечь отца Антония? Ответ на свой вопрос Бенжамен смог получить только на следующий день.

В тот вечер, появившись в назначенный час в келье брата Бенедикта, Бенжамен нашел товарища по рискованному приключению в прекрасном расположении духа и по его веселому виду понял, что напарник весьма горд собой и тем, что собирался ему поведать.

— Не знаю, с чего начать… — заговорил брат Бенедикт. — Бедный отец Антоний! Поскольку нельзя было допустить, чтобы он вошел в кабинет, а преградить ему вход в его собственную келью я не мог, моим первым движением было увести его куда-нибудь подальше. Но для этого надо было срочно придумать повод, какую-нибудь безотлагательную надобность! И вот, состроив подходящую случаю физиономию, я потащил его за собой, всем видом давая понять, что случилась катастрофа. Поначалу все шло великолепно. Видели бы вы его лицо! Мой вид так напугал старика, что в течение нескольких драгоценных секунд он и рта не мог раскрыть. Как вы догадываетесь, проблема заключалась в том, что я понятия не имел, о какой катастрофе ему рассказывать и что показывать! К счастью, пока мы с ним шагали по бесконечным лестницам, мне в голову пришла спасительная мысль.

Вы знаете, что в мои обязанности входит следить за состоянием зданий и строительными работами. Так вот, несколько дней тому назад, проверяя колокольню, стоящую, как всем известно, не так вертикально, как следует, я обнаружил несколько трещин, которые уже раз сто заделывали, но которые, несмотря на это, становились все шире и шире. На первый взгляд в них нет ничего страшного, но я все-таки собирался поговорить о них с настоятелем, чтобы он если и не распорядился незамедлительно приступить к ремонтным работам, то по крайней мере начал бы откладывать на это деньги. Вы же знаете, как все здесь происходит! Пока стена не рухнет, никто и пальцем не шевельнет. Короче, я бегом потащил его к колокольне и предъявил мои драгоценные трещины прежде, чем отец Антоний успел хоть о чем-то меня спросить.

К счастью, наш настоятель, обладая обширными познаниями в других областях, ничего не смыслит в строительстве. Но уж тут, поверьте мне на слово, он понял, что не зря проделал этот путь! Я устроил такую сцену, друг мой! О-го-го! Вы могли бы мной гордиться!

И от души посмеяться! Самым строгим тоном, на который я только способен, я заявил, что так больше продолжаться не может, что наша неосторожность переходит все границы, что пора прекратить прятать голову в песок, что колокольня может рухнуть при малейшем дуновении ветерка и это вопрос даже не недель, но дней и часов. Тыча ему под нос своими любимыми дырами, я сказал, что сидеть сложа руки — все равно что желать смерти ближнему, что жизнь братии в опасности и что если произойдет катастрофа — а она не за горами, — то я предупреждал. Под конец я заявил, что такие работы мне одному не по силам и что если немедленно не обратиться в строительную фирму, чтобы они все здесь укрепили, то я снимаю с себя всякую ответственность.

Я излагаю вам сокращенную версию, ибо, поверьте, отец-настоятель здорово напугался! Он даже стал тревожно поглядывать вверх, опасаясь, как бы мои предсказания не сбылись раньше времени! И сам предложил мне продолжить наш разговор у себя в кабинете!

Мы поднялись наверх, и он принялся меня успокаивать, потому что, наверное, я был красный как рак. Поблагодарил меня за бдительность и уверил, что немедленно примет меры.

И знаете что? Сегодня приезжал эксперт из фирмы, чтобы оценить масштабы ущерба. Угадайте, к каким выводам он пришел? Формальный запрет кому бы то ни было появляться на колокольне! Смертельная опасность! Понимаете? В чем мне теперь исповедоваться? В том, что я самым постыдным образом обманывал настоятеля или в том, что так некстати спас жизни людей?

Бенжамен чуть не задохнулся от смеха.

Удивленно улыбаясь, оба молча смотрели друг на друга, тихо радуясь столь удачному стечению обстоятельств.

Главное, все кончилось хорошо.

Оставалась только тайна…

Бенжамен чувствовал свою ответственность за рискованную авантюру, едва не закончившуюся полным фиаско. Мысль о манускрипте, спрятанном в могиле отца Амори, родилась из его слишком вольного перевода завещания. И хотя его напарник тоже считал эту гипотезу правдоподобной, основная вина лежала на нем.

Молодой человек решил объясниться.

— Это было бы слишком просто! Вот что бывает, когда видишь только то, что хочешь увидеть. Я повел себя как дурак.

— Мы повели себя, мой мальчик, — уточнил брат Бенедикт. — Я был согласен с вашими выводами и до сих пор не уверен, что мы ошибались. Не стоит забывать и то, что мы вернулись не с пустыми руками. Даже если отец Амори не оставил письменного завещания, теперь нам известно кое-что из того, о чем он мог в нем упомянуть…

— Вы имеете в виду сожженного настоятеля, отца де Карлюса?

— Черт побери! Не знаю, что еще он мог от нас скрывать, но об этом-то он точно умолчал. Невозможно себе представить, что он был не в курсе, но мы первые и единственные, помимо него, кто узнал обо всем. Эта урна не сама там появилась, мой мальчик! Кто, кроме отца Амори, мог принести ее туда и положить внутрь загадочный шар? Кто, я спрашиваю? Вот его главная тайна. По крайней мере финал всей истории, потому что нам пока неизвестно, по какой причине тело отца де Карлюса было сожжено. Почему, как выдумаете? Вы, конечно, знаете, что в то время кремировали не слишком часто. Насколько мне известно, это делалось только в двух случаях.