Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая - Корджева Елена. Страница 44

Темнело, пора было торопиться на хутор. Янчук, потративший сегодня весь день на ювелиров, пообещал в кратчайшие сроки явиться с заявлением в суд, в очередной раз напомнил про пошлину и укатил к Лиге, а умаявшаяся от непривычных волнений четвёрка потянулась к машине. Слово «пошлина» эхом билось в голове Евы, заставляя сжиматься в тревоге её сердце. Но ничего путного на ум не приходило.

Ехали молча. В сгущающихся сумерках машина мчалась по шоссе. До самого дома никто не произнёс ни слова. Соскучившийся Ральф кинулся было навстречу, но со всего разбегу остановился, присев на лапы, придавленный настроением хозяйки. Только Марис, казалось, не терял оптимизма. Задвинув щеколду, он обернулся к спутникам, медленно раздевающимся в сенях:

– Что вы притихшие такие? Что не так?

– А будто ты не знаешь? – Ева с укоризной посмотрела на жениха, как видно, так и не понявшего, что Алексу грозит нешуточная опасность.

– Это не я не знаю, а вы – не знаете. Сейчас покажу.

Широким шагом проследовав в комнату, он закинул в остывшую за день печку горсть щепы и пару поленьев и поднёс к ним длинную спичку. Маленький огонёк легко затанцевал по щепкам, обещая тепло. Ева ждала. Прикрыв дверцей разгоравшееся пламя, он опять пошарил в корзине со щепой и выпрямился, зажав что-то в большом кулаке.

– Смотри.

На ладони переливался, играя под светом люстры, зелёный-презелёный изумруд. Окружённый множеством гранёных, сверкающих бриллиантов, он сиял, искрясь неземной глубокой зеленью.

– Ты сказала, будем бороться вместе. Вот я и подумал, что надо отложить что-то, вдруг пригодится.

Вдруг вспыхнуло воспоминание, как Марис встаёт, идёт к ней и обнимает за плечи, а она трётся щекой о его руку – нет, не руку, на плече лежал сжатый кулак. Одно слово – и мужчина её жизни принялся действовать. Ева была ошеломлена. Впрочем, Алекс с Соней испытали не меньшее потрясение:

– Ты спрятал? Ты знал? Зачем ты это сделал? Почему именно это? – вопросы посыпались со всех сторон.

Усевшись на стул верхом, Марис принялся обстоятельно отвечать: «Нет, не знал, но предположил, что все яйца в одну корзину класть нельзя. Отложил без конкретной цели – на всякий случай. Почему именно этот кулон – не знает, первое, что попалось под руку. Спрятал, потому что приехал Янчук, и незачем ему, адвокату, лишнее знать – меньше знаешь, меньше голова болит». Исчерпав аргументы, он замолчал.

Собственно, добавлять было нечего – на столе лежал инструмент для спасения Алекса. Этого было более чем достаточно.

Вопрос, где и как это можно продать или заложить долго не обсуждался – конечно, в Германии. Соня сразу же сгенерировала мысль, что у папы – нотариуса должны быть знакомства и среди антикваров. Во всяком случае, шансов на то, чтобы выручить за подвеску необходимую сумму, было куда больше.

Но не успела Ева робко поинтересоваться, как же доставить туда дорогую вещицу, как Соня, сверкая своими чёрными миндалевидными глазами, уже метнулась к сумочке, небрежно брошенной на кресло.

– Погоди-ка!

Без всяких церемоний вытряхнув на стол содержимое, она извлекла пакет с купленной сегодня бижутерией.

– Смотрите!

На столе образовалась горка из керамических бус, браслета и жуткого вида броши, созданной креативной фантазией какого-то умельца из разноцветных лент и перьев, собранных вокруг бутылочного стекла то ли бусины, то ли пуговицы.

– Иголку с ниткой давай! – Соня села на командирского конька и развила бурную деятельность.

Через минуту бутылочная бусина покатилась, безнадёжно оторванная от броши, а в середину перьев и лент с размаху воткнулся изумрудный кулон, намертво к ним пришитый. Наполовину скрытый и затенённый перьями, он практически утратил своё сияние. Но Соня не остановилась на достигнутом. Храбро отхватив от изнанки брошки изрядный кусок ленты, она собрала её вокруг серединки, совершенно скрыв бриллиантовую розетку от любого нескромного взора. Удивительно, но даже изумруд в этом окружении утратил присущий ему оттенок. Перед присутствующими лежала слегка потерявшая форму самодельная брошь с бутылочного цвета пуговицей, в которой невозможно было узнать ничто другое.

Ева вновь отметила про себя удивительное единодушие, с которым поддерживает Алекса Соня, так же как Марис безоговорочно готов поддержать её, Еву, в любых жизненных перипетиях. «Вместе мы – сила. Мы справимся». Впервые с начала всей этой бесконечной цепочки треволнений и передряг в ней появилась уверенность. Они справятся. По крайней мере, она на это надеялась.

9

В понедельник впервые за последние дни Ева осталась на хуторе одна.

Марис, отгулы которого бесповоротно закончились, умчался на работу. А Алекса с Соней вызвал завершивший работу над иском Янчук. Оказалось, она отвыкла от одиночества и теперь не знала, куда себя девать. Даже работа не помогала. Да и неудивительно: никакой детектив не шёл ни в какое сравнение с событиями, вошедшими в её жизнь. Переводить стало чудовищно скучно. Пообещав себе не брать новые переводы до полного решения семейных проблем, Ева ринулась в дебри приключений шведской писательницы.

Нехотя начатая, работа в итоге увлекла её настолько, что она совсем позабыла про дядю Оскара, приехавшего снимать с Ральфа швы.

Тот уже вовсю гудел под воротами, а она всё пыталась дописать последнее слово, на ходу попадая ногами в тапки.

– Что-то ты не торопишься, дочка! – Дядя Оскар то ли в силу возраста, то ли просто по добродушию совершенно искренне звал всю волость дочками и сынками. – Или тебе так его жилетка нравится, что снимать не хочешь?

По правде говоря, за неделю жилетка была столь изрядно замызгана и замусолена, что полностью утратила всю свою полосатую нарядность. Да и Ральф, которому она мешала чесаться, приложил немало стараний к её уничтожению. Пока Ева варила кофе, швы уже были сняты, и довольный пёс радостно драл брошенную на пол бывшую жилетку. Отобрав ветошь, Ева поинтересовалась, когда пациента можно будет выпускать на улицу.

– Так уже и можно, смотри, как солнышко припекает.

И действительно, сегодня солнце грело уже почти по-весеннему. Снег, в этом году особенно обильный, почти полностью испарился, оставив белую полоску в тени вдоль забора. В лесу его, правда, пока было много, но и вокруг деревьев ширились тёмные оттаявшие круги.

Ральф, выпущенный во двор, радостно носился кругами и метил все, что, по его мнению, в этом нуждалось.

– Ты его, дочка, на ночь пока домой позабирай-ка ещё несколько дней. Пусть парень окрепнет. Да и потеплее должно стать. А через недельку я его опять навещу. Так, на всякий случай.

На тот же самый всякий случай дядя Оскар заглянул и к козам.

– О, вы, смотрю, ремонт им сделали. А чего зимой-то?

Узнав, что пол перекрыли после того, как коза, наступив на ветхую половицу, провалилась чуть ли не по самую шею, он понимающе закивал:

– Ну да, ну да, хлев давно без ремонта стоял, Густе-то некому было чинить.

Осмотрев для порядка поцарапанную Гайду и уверившись, что она ничуть не пострадала, дядя Оскар уехал. Сейф, тщательно замаскированный Марисом под ящик для зерна, замечен не был.

Перевод, который рассчитывала получить редакция, был почти закончен. Удивившись собственной продуктивности – выкроить время для перевода последние две недели удавалось с трудом – Ева решила ударным трудом наверстать упущенное. Дело шло на удивление легко. Поглядывая время от времени в окно на обрадованного внезапной свободе Ральфа, она переводила, сопереживая героине, то и дело по воле автора попадавшей в передряги… Оказалось, что при всех захватывающих приключениях последних дней она соскучилась по своей работе и теперь с удовольствием вернулась к страницам шведского детектива.

Незаметно прошёл день. Странно, как быстро она вернулась к привычному тихому одиночеству, с его запахом кофе, надкушенным бутербродом на тарелке, шуршанием клавиш Мака и лёгкой музыкой – сегодня это был Шуберт. Как будто и не было ни дневников Густы, ни визита незнакомца, оказавшегося кузеном, ни его невесты, ни – бандитов, напугавших её чуть не до смерти… Но, в отличие от детективного сюжета Осы Ларссон, её приключения были самыми что ни на есть натуральными. И, несмотря на кажущееся спокойствие, за стенкой по-прежнему таился скрытый от посторонних взоров шкаф с дневниками Густы, в хлеву был надежно спрятан сейф с нерасшифрованными пока документами, а на столе – так и оставленная Соней брошка, где тускло сиял замаскированный под дешёвую бижутерию крупный изумруд.