Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая - Корджева Елена. Страница 46

– Не волнуйтесь, мы это уладим.

Алекса переместили в другую комнату, где стояли не табуретки, а стулья и даже предложили воды. Выпив одним махом пластиковую бутылку, он сидел, положив руки на гладкую покрытую пластиком столешницу и ждал, что будет дальше.

Долго ждать не пришлось. Вскоре человек в форме впустил в дверь адвоката. В костюме, с портфелем дорогой кожи, тот выглядел очень и очень официально. Подождав, пока дверь закрылась, Янчук протянул узнику руку.

– Сейчас расскажу, что происходит, ты сильно удивишься.

Враги – уже никто не сомневался, что против Алекса действуют сильные, умные, а главное, не стесняющиеся в средствах враги – сделали новый неожиданный ход. Каким образом в правоохранительные органы была запущена дезинформация, предстояло разобраться. Но по данным, попавшим в распоряжение латвийской полиции, Алекс Берзин был совсем не Александром Берзиным, а – мошенником международного уровня Алексом Крюгером, давно и безуспешно разыскиваемым Интерполом.

– Ну как ты думаешь, могла наша полиция не отличиться и не использовать шанс поймать птицу такого полёта? Конечно, они ухватились за это и стали просматривать возможные базы данных. А тут вдруг такой подарок – Александр Берзин регистрируется на рейс. Вот тебя и взяли.

– Но мы же вдвоём с Соней регистрировались! Кстати, что с ней? Её, надеюсь, не арестовали?

– Полный порядок с твоей Соней, она – молодец, увидела, как тебя повели, тут же мне позвонила. Я сказал, чтобы летела в Гамбург и подавала документы, раз уж они у неё. Ждать точно уже нечего. Кстати, Соню они и не собирались брать – решили, что это просто уловка, что-то вроде прикрытия. Кстати, ты ведь с хутора регистрировался? Так это тоже как великую хитрость расценили – мол, такой предусмотрительный, за сто километров уехал, чтобы не засекли.

– И теперь что?

– Ну что, капитан очень расстроился. Он, кстати, неплохой мужик, как оказалось, этот капитан Круминьш, вменяемый вполне. Но расстроился сильно – хотел как лучше, а получилось… Теперь ему надо всё правильно оформить и в бумагах не запутаться. Ты же гражданин России?

Алекс кивнул.

– Ну, видишь, теперь надо посольство извещать, оттуда представителя ждать… Там одной бумажной волокиты будет немеряно… Так что какое-то время ты под стражей посидишь, для порядка. Но это даже к лучшему – пока ты здесь, ты – в безопасности, а твоим Шварцам будет очень неожиданно получить повестку из суда Германии, пока ты здесь. Мы с герром Готлибом уже сегодня поработаем над доверенностью, чтобы в твоё отсутствие немецкий адвокат мог тебя защищать.

Точно! Он с этим арестом совсем забыл, что в Германии его тоже ждут вовсе не оркестр и красная ковровая дорожка, а – позорный суд, где ему придётся отстаивать своё доброе имя человека и учёного.

Как хорошо, что есть Соня, которая – он был в этом уверен – сделает все возможное и невозможное, чтобы отстоять его интересы.

Дверь открылась, впуская капитана Круминьша.

Вид он теперь имел хоть и по-прежнему бравый, но с налетом некоторой растерянности… Включив магнитофон, он приступил к допросу, теперь уже на русском, на котором говорил совершенно свободно, хоть и с лёгким акцентом. Адвокат внимательно следил, чтобы Алекс не сказал чего-нибудь лишнего.

После формальностей, в которых выяснилось, что Алекс не кто иной, как всё-таки Александр Берзин, и цель его визита в Латвию – вопросы семейные, а не какие-нибудь там аферы или чем там занимаются международные мошенники, перешли к вопросам практическим. От которых присутствующие, включая капитана, сильно загрустили: и бумажной и всякой прочей волокиты предстояло немало.

Нужно было известить посольство России, как-никак, а Алекс – российский гражданин. А от информации о том, что в Германии готовится суд по миллионному иску в отношении авторских прав задержанного, капитан и вовсе опечалился.

Короче, каша заварилась крутая.

И пока юристы будут строчить всевозможные бумаги, Алексу придётся «отдыхать» в камере. Таков порядок.

Против Ordnungа возразить было нечего. Есть процедуры, и им необходимо следовать. Поэтому после подписания всего необходимого и прощания с Янчуком, пообещавшим постараться завершить формальности как можно быстрее, Алекса в полицейском бусике перевезли в настоящую тюрьму. Возможно, это была вовсе не тюрьма, а какое-то другое учреждение, но сути дела это не меняло – он оказался в самой настоящей камере с натуральными железными решётками и койкой, прикрученной к стене. Обращались с ним вежливо, но тем не менее отняли и ремень и шнурки. Загребая шаркавшими по полу, лишёнными шнурков сапогами, Алекс обошёл свои новые владения. Койка, стол, за небольшой стеночкой – унитаз и умывальник. С комфортом разместиться нельзя, но переночевать – можно.

После ужина, довольно сытного, хоть и не слишком вкусного, Алекс умылся и улёгся на койку, оказавшуюся узкой, но вполне приличной.

Он лежал, положив голову на руки, глядел в потолок, освещаемый тусклой лампочкой, и чувствовал, как его «отпускает».

Он даже не сознавал, какой цепкой хваткой держало его нервное напряжение все эти дни с момента нападения на хутор. Сейчас казалось, что это было очень давно, хотя прошла всего неделя с небольшим, и до сих пор болели ребра, да и фиолетовые гематомы на лице едва успели пожелтеть, что явно не придавало ему респектабельности. События, в которые Алекс совершенно неожиданно оказался вовлечён, мчались сплошным вихрем – нападение на хутор, шкатулка, документы, неопровержимо свидетельствовавшие, что он – потомок рода фон Дистелрой, потом – второе дно и хранящиеся там драгоценности, оценённые в невероятную, просто гигантскую сумму. Затем – иск, отнимавший у него право на его собственные, кровные изобретения, и Соня, кромсающая брошку, чтобы перевезти через границу не что-нибудь, а – страшно подумать – контрабанду. А теперь ещё и этот арест…

Слишком много, слишком быстро, слишком опасно.

В то же время какой-то частью ума, способной мыслить аналитически, он словно глазами стороннего наблюдателя оценивал происходящее и изумлялся дьявольской логике и изобретательности герра Шварца: не было ни малейшего сомнения, что за всеми нападениями стоит именно он, Шварц-старший, ибо младшему – Рудольфу – не хватило бы ни ума, ни железной хватки, чтобы удерживать этот план. Он вспоминал, как Густа описывала маленького Конрада – вредного, но умного. Этот враг умел добиваться своего, расчётливо наступая по всем фронтам.

Второе, чего не мог не отметить молодой учёный, – это слаженная работа команды, казалось бы, случайно создавшейся за это невероятно короткое время: он, Соня и Ева с Марисом.

С некоторой горечью он признавался себе, что слабым звеном в этой команде был, пожалуй, он сам с его идеализмом и прямотой. Именно он привёз на хвосте все те неприятности, что с такой силой обрушились на хутор. Но вместо того, чтобы ополчиться на него, Ева – совершенно ему незнакомая женщина – немедленно признала в нем «своего». Ведь она могла просто-напросто не пустить его в дом, могла не показать дневники Густы. И тогда все, что он знал бы о своих предках, это сказки фон Шварца-старшего. Но девушка легко, словно только так и должно быть, приняла его в семью… Алекс, положа руку на сердце, не мог ответить честно даже самому себе, смог ли бы он поступить так же.

И – Марис. Вот уж кого, точно, невозможно было понять. Да если бы он, Алекс, увидел, что само присутствие какого-то гостя-пришельца угрожает безопасности Сони, он, ни минуты не сомневаясь, выставил бы из дома источник опасности и не побеспокоился бы о нем. А этот здоровяк, безусловно преданный своей невесте, тем не менее, – Алекс чувствовал это – взял под свою защиту и его, и вообще чужачку Соню. Ведь в любой момент он мог вмешаться в ход событий. Да в конце концов, кто ему мешал открывать второе дно шкатулки за закрытой дверью? Так нет же, открыл при всех, ни словом не возразил против решения Евы поделиться, да ещё и спрятал тот зелёный – Алекс так и не разобрался, из какого камня – кулон, или что это там было, для спасения его, Алекса.