Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая - Корджева Елена. Страница 62

Роль рассказчицы взяла на себя Ева.

И постаралась не ударить в грязь лицом, не впадая при этом в крайности, вроде скандинавского эпоса. Судя по тому, с каким интересом впитывали информацию слушатели, рассказ удался. Тем более что присутствующие здесь участники время от времени вставляли свои «пять копеек» в нужных местах, невольно подчеркивая драматичность недавних событий. А уж когда Марис с тайной гордостью изобретателя продемонстрировал вполне современный, но замаскированный «под старину» установленный в хлеву сейф, даже Алексей Артурович, до этого старательно демонстрировавший легкий скептицизм, не смог удержаться от того, чтобы потрогать руками странное сооружение.

И уж, разумеется, настоящий фурор произвела шкатулка, немедленно оттуда извлеченная. Каждый посчитал своим долгом прикоснуться руками к вместилищу родовых тайн. Артуру Артуровичу, как сыну Густы, а стало быть, по общепризнанному мнению имеющему несколько большие права, нежели остальные присутствующие, доверили открыть ее небольшим ключиком.

«Хорошо, что драгоценностей тут больше нет», – мелькнула у Евы мысль, которой она немедленно устыдилась. Хотя сама понимала, что стыдиться ей нечего, но отчего-то неловкость не проходила. Вывел её из этого состояния Марис, очень своевременно положивший на плечо свою большую и такую уверенную руку. «Всё в порядке, – казалось, говорила эта рука. – Ты всё делаешь правильно». И Ева тут же успокоилась.

Свидетельства о рождении лежали сверху.

Конечно же, с них давно были сняты и нотариально заверены копии, которые вся семья Берзиных увидела бы уже завтра, но кто бы не захотел подержать в руках подлинные документы. Особенно пристального внимания они удостоились со стороны Марии Витольдовны. Сам же Артур Артурович отнесся к их появлению куда более спокойно, чем к сейфу или шкатулке. Как видно, бумаги волновали его куда меньше предметов.

Но кто бы стал придираться к старику, на которого свалилось так много новой и необычной для него информации. Да и день, по правде говоря, уже давно закончился. И хотя майские вечерние сумерки вовсе не кажутся тёмными, давным-давно пора было спать – завтра предстоял новый очень насыщенный день.

4

Утром Марис всё на том же бусике отвез их в Ригу.

И завертелась бумажная круговерть.

В сущности, неизвестно, кому досталось больше, – гостям, ни слова не понимавшим по-латышски и вынужденным полагаться на переводы, или юристам, которым по совместительству пришлось стать заодно и толмачами. Но надо отдать собравшимся должное, испытание с честью выдержали все. Несколько раз, поднимая глаза от бумаг, Ева отмечала про себя, с каким мужеством и любовью опекает мужа Мария Витольдовна. От неё, в отличие от Артура Артуровича, не требовалось ни подписей, ни согласий. Зато она отлично умела поддержать и внушить спокойствие.

Алексею Артуровичу поддержка не требовалась, он, судя по всему, был весьма уверен в себе и самодостаточен, как и подобает учёному. Алекс же, которому после его недавних испытаний, казалось бы, уже никакой черт не страшен, тем не менее, с удовольствием демонстрировал невесте свое волнение, а Соня, под пристальным наблюдением будущей свекрови, преданно его успокаивала.

Но, как говорил царь Соломон: «Всё проходит, и это пройдет».

К обеду бумажный конвейер, наконец, иссяк.

Вот тут-то Марис, который со свойственным ему спокойствием терпеливо ждал окончания этой вакханалии бумаготворчества, вновь взял управление на себя:

– Вы проголодались, небось. Поехали, я обещал вам настоящий латышский крогс показать.

И они поехали.

Деревянный сруб, дощатые столы и широкие лавки, вкуснейшие отбивные, толстым одеялом покрывавшие ломтики деревенского, обжаренного с чесноком картофеля и свежее нефильтрованное пиво покорили гостей. Даже Алина Матвеевна, поначалу скептически поджавшая губы, быстро сменила скепсис на выражение восторженного изумления. Несколько нервно отреагировали россияне на хлебный суп – десерт из настоящего ржаного хлеба и цвет имел темный, ржаной. Но с первой же ложки мнение радикально изменилось.

«Вкусно», – таков был общий вердикт.

Дальше в планах стояла Юрмала. Море и солнце.

И хоть это солнце уже давным-давно покинуло зенит и проделало изрядный путь к кромке моря, проложив на нем блестящую золотую дорожку, дела это не меняло. Пахло морем, соснами и скорым летом.

Ева первая подала пример и вскоре уже вся компания, невзирая на возраст, разулась. Они неторопливо шли вдоль берега по белому сыпучему юрмальскому песку, теплому сверху и прохладному и чуть влажному у самой воды, там, где море щедро насыпало великое множество маленьких, размером с ноготь, белых и розовых ракушек.

Вороны, на всякий случай настороженно косясь на гуляющих, деловито что-то искали в выброшенных на берег водорослях, а чайки время от времени оглашали окрестности резкими криками.

Вода лениво шуршала и с тихим шелестом накатывала на берег.

И лёгкий ветерок нес с собой смолистый аромат сосен, покрывавших прибрежные дюны.

И казалось, можно бесконечно идти и идти вдоль берега, подсвеченного вечерним оранжевым солнцем.

5

Закончилась и эта прогулка.

Утром самолёт улетел, увезя с собой родителей Алекса, его бабушку и деда – Георга фон Дистелроя, всю жизнь прожившего под именем Артура Берзина и впервые узнавшего о своей истории.

Несмотря на непродолжительность знакомства, прощание вышло трогательным.

На хутор они вернулись вчетвером.

По хорошему, Соне тоже давно пора было сидеть дома, в Гамбурге, и готовиться к защите дипломной работы. Но всё, что связано с Алексом и событиями, вихрем закрутившими всех четверых этой зимой, казалось куда важнее и интересней давным-давно уже написанного диплома.

Потому у печки, затопленной по случаю дождика, они вновь сидели в полном составе. Кофе, тихо звучащий Вивальди и уютное потрескивание поленьев с заданием не справлялись – умиротворённого настроения так и не возникло. Слишком много животрепещущих вопросов до сих пор оставались нерешёнными.

Восстановление фамильного имени, в которое они так оголтело ввязались, обещало быть затяжным, хоть и не безнадёжным. Оба немецких адвоката, возможно, впервые в жизни игравшие в столь крупную игру, горели энтузиазмом и грозились восстановить не только фамилию, но и права собственности на имущество прадеда фон Дистелроя – на акции того самого концерна, в котором работал Алекс.

Ева временами задумывалась, а нужна ли ей вся эта суматоха? Вроде бы и так неплохо. Есть профессия, есть дом, а с недавних пор – и целое состояние в виде фамильных драгоценностей, с которым, в общем-то, пока тоже непонятно, что делать.

Но стоило ей взглянуть на жениха и кузена, азартно обсуждавших планы будущего «покорения мира», которое непременно произойдёт, едва только будут восстановлены права наследников, как малодушие тут же отступало. И есть Густа… В конце концов, для того ли её прабабка хранила тайну, чтобы она – любимая правнучка – просто так, от лени и душевной сумятицы отказалась от всего, чего добились предки.

К тому же Ева понимала точно: враг – а в том, что Рудольф Шварц именно враг, никто не сомневался, – не остановится. И чем слабее будут они, тем больше вероятность, что враг нападёт. Сильный пожирает слабого – этот закон природы любому хуторянину известен с детства. Не хочешь, чтобы тебя топтали – будь сильным. А делать вид, что ничего не произошло, и продолжать тихую хуторскую жизнь… Уж очень похоже на детскую игру, когда малыш закрывает лицо руками и искренне считает, что он спрятался только потому, что ничего не видит. Нет! Этого допустить нельзя. Она перевела достаточно детективов, чтобы знать: если есть враг, он непременно атакует, и лучше бы быть к этому готовым.

Уйдя в свои мысли, на какой-то момент она отвлеклась от обсуждения, которое, как оказалось, идёт полным ходом. Марис уже сидел вплотную к будущему свояку, пристроив большую руку на спинке его стула, а Алекс с невероятной скоростью печатал план того, что по мнению этих двоих срочно требовалось воплотить в жизнь.