Оберег Святого Лазаря - Тарасевич Ольга Ивановна. Страница 19

– Он явно что-то предчувствовал, – всхлипнул Иоанн, перебивая мысли Лазаря. – Накануне был у нас ужин. Иисус омыл ноги каждому из учеников своих и наказал нам любить друг друга и всех людей; так же сильно, как Он возлюбил нас. А еще сказал Он, что один из учеников предаст Его. Потом передал кусок хлеба Иуде Искариоту и прошептал ему на ухо пару слов. Иуда съел хлеб и поспешно вышел. Я подумал еще, что наказал ему Иисус что-то купить для Пасхи [17]. Прочим же ученикам Учитель посоветовал идти отдыхать. Сказал, что завтра предстоит тяжелый день и всем понадобятся силы. Сам же Учитель отправился в Гефсиманский сад, чтобы помолиться Отцу Своему Небесному. Я, а еще Петр и Иаков пошли проводить Его. После захотел Он остаться один, а нас попросил подождать неподалеку, бодрствуя. Мы же как-то для себя незаметно все втроем заснули. Иисус, увидев это, был опечален. И снова попросил нас не спать, и опять отошел молиться – а мы вновь задремали. Засыпая, я слышал, как Иисус просит Своего Отца пронести мимо чашу суровых испытаний. Однако говорил Он и о покорной готовности испить ее до дна.

– Иоанн, успокойся, – Лазарь подошел к апостолу и крепко обнял его. – Все выяснится. Произошло какое-то ужасное недоразумение. Ведь это же дикость – судить и казнить нашего Господа. Как могут люди выносить приговор Богу?!

– А потом, когда возвращались мы уже в наш лагерь, – смахнув слезы, продолжил Иоанн, – все вокруг вдруг вспыхнуло от света факелов. Это была стража, а за нею толпились фарисеи. Со стражей находился и Иуда. Один из стражников сказал, что им нужен Иисус из Назарета. «Это я, – просто сказал Господь. – Я готов идти за вами, только не причиняйте зла друзьям моим». Стражники растерялись. А Иуда вдруг бросился к Иисусу, поцеловал его. Теперь я понимаю – должно быть, хотел Господь своим поспешным признанием уберечь Иуду от его судьбы предателя. Но Иуда испугался, что не дадут ему тогда денег, обещанных за то, что укажет он на Иисуса. Деньги, деньги – из-за них у Иуды точно в голове помутилось! Однако если и думал Иуда озолотиться за счет предательства – то ничего у него из этого не вышло. Дали ему всего тридцать сребреников [18]. А после этого Иуда бросил деньги в пыль, пошел и удавился. Сам на себя руки наложил, не смог пережить предательства.

– Так ему и надо. И…

Лазарь собирался было опять успокаивать Иоанна, но все слова вдруг разом закончились.

Вдалеке показалась процессия.

Не узнать Учителя, который, пошатываясь, несет тяжеленный крест, невозможно.

Значит, все-таки – страшная правда? Приговор вынесен, и вот-вот Иисус будет распят?

– Лазарь, надо пойти за матерью Его, чтобы могла Мария попрощаться с сыном, – тихо сказал Иоанн и закусил губу. – О Боже, Он весь избит, Он еле стоит на ногах…

Кивнув, Лазарь быстро зашагал вперед, торопясь скорее уйти от отчаянного шепота апостола, от невыносимого зрелища приближающегося окровавленного Иисуса.

«Надо бы взять для Марии осла, – рассуждал он, торопясь в Вифанию. – Сегодня жарко, путь предстоит неблизкий. А еще лучше, наверное, и самому поехать на ослике. Потому что потом, когда все выяснится, Учителю будет тяжело идти пешком до нашего дома. Иисус сядет на ослика, вернется в наш дом, мои сестры омоют все раны Его и приготовят целебный отвар».

Иногда, конечно, в сердце Лазаря появлялись и сомнения. Особенно когда мать Учителя рыдала во весь голос, когда заливались слезами, узнав последние новости, Марфа и Мария. Но тогда вспоминал Лазарь слова Учителя о том, что если имеется вера всего с горчичное зернышко – то ничего невозможного и невероятного не существует. Вспоминал – и, касаясь висящего на шее оберега с мраморными рыбками, снова укреплялся в своей вере.

– Их трое распятых. Но моего мальчика нет среди них, – прошептала Мария, приближаясь к Голгофе. – Лазарь, отойди чуть вбок. Мне кажется, я точно не вижу Иисуса! Как хорошо! Наверное, его уже освободили!

Ведущий под узду двух ослов (и того, на котором сидела Мария, и того, который предназначался для Учителя), Лазарь сделал полшага в сторону, потом посмотрел вперед. И сердце его сжалось.

Теперь, когда на Иисусе не осталось ничего, кроме повязки на бедрах, видно, как жестоко истерзана плоть Его. Вся кожа иссечена ударами, тело покрыто высохшей на обжигающем солнце кровяной коркой, а вместо глаз наливаются нехорошей чернотой синяки.

Какая мать узнает в окровавленном куске плоти сына своего?..

– Я могу различить уже и надпись на табличке, – растерянно прошептала женщина, отводя от лица концы трепещущего на ветру черного платка. – Там написано: Иисус из Назарета, царь иудейский…

«Свершилось, – застучало в висках Лазаря оглушительной болью. – Он распят, как самый жалкий преступник. Боль, зной, презрительные насмешки. Не спасла Его ни наша любовь, ни наша вера».

Почувствовав приближение Марии, Иисус вдруг открыл глаза, облизнул запекшиеся губы и, поведя головой в сторону Иоанна, прошептал:

– Мать, вот сын твой. Сын, вот мать твоя.

Апостол легонько кивнул, давая понять, что обязательно исполнит последнюю волю Иисуса.

Из кистей и голеней Господа, прибитых к кресту, снова потекли ручейки крови. От их вида в голове у Лазаря все точно помутилось. И вроде бы он прекрасно понимал, что присутствует на казни Иисуса. И даже слышит, как переговариваются рядом Иоанн и один добрый христианин, Иосиф. Толкуют они о том, что завтра Пасха, поэтому надобно забрать тело Иисуса сегодня и положить его в гробницу, что принадлежит Иосифу.

Есть эти негромкие печальные разговоры.

Есть кресты и изнывающий под обжигающим солнцем Учитель.

И есть страшная пустота в душе.

Вот и все.

Конец.

Учитель так много говорил о силе веры, о Боге.

У всех учеников была сильная вера. Но где был Бог? Где Он теперь?..

Когда Лазарь уже смахивал слезы, стараясь сдержать рвущиеся из груди рыдания, где-то совсем рядом раздался голос Иисуса.

– Любишь ли ты меня, Лазарь? – поинтересовался Господь, кажется, даже немного насмешливым тоном.

Лазарь упал на колени и перекрестился:

– Конечно, люблю, Господи!

– Тогда заботься о моих овцах. Что бы ни происходило, в каком бы отчаянии ни изнывало твое сердце – заботься о моих овцах.

Раздававшийся голос Иисуса звучал отчетливо и громко. Однако находящиеся рядом люди не слышали его.

Лазарь посмотрел на Иисуса. Глаза Его были закрыты, губы не шевелились. Но над всем миром неслось повелительное:

– Заботься же о моих овцах, Лазарь! Пришел и твой час покинуть дом. Не дадут тебе остаться в Вифании, убьют. Не простят фарисеи того, кто силой Господа был поднят из могилы. Беги, мой друг! И где бы ты ни был – проповедуй там слово Божие, заботься о моих овцах.

Лазарь притронулся к висевшим на груди мраморным рыбкам и кивнул:

– Да будет на все Твоя воля, Господи…

Опускаю стекло, стараюсь говорить уверенно:

– Привет, Денис! Как хорошо, что вы оказались поблизости. А у меня машина не заводится. Какой-то звук странный, не могу понять, он из салона или из-под капота…

Продолжаю что-то жалко лепетать про кнопку отключения сигнализации, расположенную возле педалей. Несу полную ахинею.

Надо же мне как-то объяснить, почему я чуть ли не залезла под сиденье! Признаваться, что отчаянно пряталась от судьбы, – глупо…

– Запустите двигатель.

Он пару секунд слушает отчаянный визг, потом указывает рукой вперед:

– Мне кажется, у вас аккумулятор сел. Давайте я подъеду, прикурю вас!

– Давайте! И что, мой джипик заведется?

– Конечно!

У красивого мальчика, естественно, соответствующая пижонская машина.

«Nissan Juke», ярко-алый, – через пару минут он излишне резко тормозит возле «тушкана», оставляя в воздухе запах жженой резины.

Денис улыбается: