Поиски в темноте - Тодд Чарльз. Страница 19

Хэмиш тоже подметил сходство — «сверхъестественное», как он выразился.

Ратлидж убеждал себя: это невозможно. Не может быть, чтобы две женщины были так похожи. Такое видишь, только когда ищешь, — и ничто не подсказывает сходство, если сознательно не хочешь его найти. Или надеешься?

— Они не похожи друг на друга, правда? — спросила Элизабет Нейпир. — Трудно сказать, но, что…

— Да, они не похожи друг на друга, — наконец ответил Ратлидж, — но в их… позе и взгляде есть что-то… прямо сверхъестественное… — Он бездумно употребил то же слово, какое повторял Хэмиш у него в голове. — Скорее всего, если бы они стояли рядом, никто бы ничего не заметил. Конечно, живых людей различает еще голос и манера держаться. Выражение лица… характер. Они из разных социальных слоев. Они жили совершенно разной жизнью. Вот что бросается в глаза в первую очередь.

— Не совсем понимаю, о чем вы…

Ратлидж заговорил медленно, выискивая огрехи в своих доводах:

— Если бы одна из них шла впереди вас… скажем, по лондонской Бонд-стрит, вы бы, наверное, подумали: «По-моему, это Маргарет Тарлтон». Если бы вы встретили кого-то из них в трущобах или на проселочной дороге, вы бы, наверное, прошли мимо, не оглянувшись, потому что не ожидали встретить Маргарет Тарлтон в таком месте.

— А как же платья? Стиль, манера одеваться.

— Моубрей, который решил, что видел на станции в Синглтон-Магна свою жену, мог и не знать, как она одевается сейчас, в новой жизни, за которую он заранее осудил ее. Он не искал различия, он искал сходство. — Например, розовое платье… если розовый в самом деле был ее любимым цветом.

Элизабет Нейпир немного побледнела.

— Кажется, начинаю понимать, что вы имеете в виду. Продолжайте!

— Этот человек остался жив на войне, но, вернувшись домой, оказался в пустоте. Ни работы, ни дома, ни семьи, которая могла бы поддержать его. Все чужое и незнакомое. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы женщина на станции действительно оказалась его женой. И вот наконец он находит ее. Она, естественно, отрицает, что она его Мэри, но он только злится в ответ. Ему кажется, что она его обманывает. Он хочет наказать ее — и в конце концов убивает… — Ратлидж понимал, что в его версии много слабых мест. Как ни странно, сейчас ему не хотелось о них думать.

Хэмиш злорадно спросил, как Ратлидж упустил единственный факт, бросающийся в глаза, который сводит на нет все его домыслы.

Но Ратлидж заставил себя сосредоточиться на реакции Элизабет Нейпир.

— Все мои попытки воссоздать случившееся — только догадки, — удрученно заметил он. — Пока я ничего не могу доказать.

Она смотрела сверху вниз ему в лицо; постепенно она начинала понимать, что здесь произошло, и в ее глазах явственно проступил ужас.

— Вы же не… неужели вы хотите сказать… что мертвая женщина в Синглтон-Магна может оказаться… Маргарет Тарлтон?! Тогда понятно, почему ее нет ни здесь… ни в Лондоне. Нет, я отказываюсь вам верить!

Ратлидж следил за ней и понимал: ее убежденность растет с каждой секундой. Она умная женщина…

И все же она боролась с собой. Элизабет стояла рядом с Ратлиджем, положив руку ему на плечо, и разглядывала два лица, одно в резной рамке, другое — на нечетком снимке, отпечатанном на дешевой бумаге. Хотя внутри ее происходила борьба, хотя ей стало страшно, она понимала, что такое возможно.

Потом она заговорила, и Ратлиджу стало стыдно. Из-за него она страдает. Она вынуждена думать об убийстве… Ее глаза наполнились слезами. Она выглядела необычайно хрупкой и беззащитной.

— Если все так и есть, как вы говорите… если жертва в самом деле Маргарет… значит, во всем виновата я. Ведь к Уайетам ее послала я… и еще гордилась своим планом! Все было невероятно просто, я думала, что никто не заподозрит… какая же я глупая! — Она пылко вытерла глаза салфеткой и удивленно посмотрела на нее, как будто совершенно забыла об ужине… как будто ужин остался в далеком прошлом.

Обхватив себя за плечи, она продолжала:

— Плакать нет смысла. Я всегда первая так говорю! «Не плачь!» Я часто общаюсь с женщинами, которые живут в трущобах, и говорю им: «Слезами горю не поможешь!» Но иногда слезы немного облегчают боль, правда?

Осторожно сложив объявление, она вернула его Ратлиджу вместе с фотографией в серебряной рамке.

— Возьмите, она вам, наверное, пригодится. Кстати, вам лучше зайти, — продолжала она. — Вы ужинали? Нет? Вот и хорошо, сейчас мне очень нужна компания. Попробуем хоть что-нибудь съесть. Потом я переоденусь и поеду с вами в Синглтон-Магна. Я хочу видеть ту женщину… или ее уже похоронили?

— Нет, не похоронили. Но она не… у нее сильно изуродовано лицо. Не знаю, сумеете ли вы… опознать ее.

Лицо Элизабет Нейпир побелело; Ратлиджу показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Но она встряхнулась и велела:

— Ничего не говорите, пока я чего-нибудь не съем! Пойдемте со мной!

Ратлидж вместе с ней вернулся в холл. Она повела его в просторную столовую с высоким сводчатым потолком. За столом свободно могли уместиться двадцать с лишним человек, но ужин накрыли только на одного. Элизабет взяла серебряный колокольчик, стоявший рядом с тарелкой, и громко позвонила. Когда пришла горничная, она сказала:

— Пожалуйста, принесите еще один прибор для инспектора. И передайте кухарке, что я хочу еще супу. — Подождав, когда горничная унесет остывший суп на кухню, она указала Ратлиджу на стул справа от себя. Он сел.

Элизабет Нейпир судорожно вздохнула, ненадолго закрыла глаза, словно отодвигая от себя то, с чем ей вскоре предстояло столкнуться, и стала мелкими глотками пить вино, как будто вино способно было дать ей силы, которых она лишилась.

— Вы… уверены, что… жертву, кем бы она ни оказалась, убил тот человек, Моубрей? Его вина доказана?

— Нет. У нас еще остаются сомнения. Но он публично угрожал своей жене. А потом мы нашли… тело. Подозревать кого-то другого у нас пока нет оснований. Во всяком случае, сейчас он находится под арестом.

— Спасибо, — ответила она, — теперь у меня на душе полегчало… и совесть спокойнее.

— Почему? — спросил Ратлидж, глядя на нее в упор. Но Элизабет Нейпир, опустив голову, аккуратно расстилала на коленях салфетку, поэтому он не видел ее глаз.

Вместо ответа она покачала головой.

— Если вам что-то известно, — продолжал Ратлидж, — если женщина из Синглтон-Магна — Маргарет Тарлтон, а не Мэри Моубрей…

— Нет! — воскликнула она. — Я не стану никого обвинять и науськивать полицейских на невинного человека. Это безнравственно!

— Тогда почему у вас вообще возникла такая мысль?

Горничная принесла на подносе две тарелки с нежно-зеленым супом, судя по аромату — фасолевым с бараниной. У Ратлиджа забурчало в животе. С бутербродами, приготовленными Пег, он расправился уже давно. Горничная поставила тарелку перед хозяйкой, а затем перед гостем и налила ему вина. Затем, шурша накрахмаленными юбками, она ушла на кухню.

— Понимаете… Маргарет не из тех, кто наживает себе врагов. Она сама зарабатывала себе на жизнь, поэтому ей невольно приходилось всем угождать. Если бы я знала, что через пять минут попаду на Страшный суд, я бы не знала, что ответить там… Не представляю, кто мог бы желать Маргарет зла! — Она взяла ложку и притворилась, будто ест.

Но и Ратлидж умел неплохо играть в ту же игру.

— Возможно. А если кто-то решил таким образом… через Маргарет… причинить зло вам? Как вы понимаете, я всего лишь предполагаю…

Она ошеломленно посмотрела на него. В ее глазах мелькнуло что-то еще. Ратлидж не сразу понял, что именно. Ревность.

— Да, инспектор, вы всего лишь предполагаете.

И больше ему ничего не удалось из нее вытянуть.

И все же он понимал, на кого намекает его собеседница. На протяжении всего ужина невысказанные слова стояли между ними, отравляя атмосферу. Мисс Нейпир имела в виду Аврору Уайет.

Впервые с тех пор, как она вышла к нему в холл, Ратлидж не мог бы с уверенностью сказать, говорит мисс Нейпир правду или лжет.