Таких щадить нельзя (Худ. С. Марфин) - Мильчаков Владимир Андреевич. Страница 32

— Ни в жизнь, — подтвердил Запрометов. Сивоконь, огромный сутулый мужчина лет сорока, с длинными чуть не до колен руками, взъерошил начинающиеся почти от самых бровей волосы, довольно ухмыльнулся и, вытащив из кармана поллитровку, на ходу молча выбил пробку. Был он вообще немногословен и неуклюж, но силен, как горилла.

Дмитрий молча, насупившись, смотрел на своих вчерашних собутыльников. А те не замечали происшедшей в Бубенце за последние часы перемены.

— Ну, чего же ты, открывай двери, чудак, — поторопил его Рябый. — Спрыснуть надо твою удачу.

— А ты, брат, жох! — восхищенно покрутил головой Запрометов. — Ловко лягавому арапа заправил.

В глазах Дмитрия вспыхнул огонек ярости, но, крепко стиснув зубы, он, почти не шевеля губами, ответил, отворяя двери:

— Что ж, заходите. Поговорим.

Все четверо через сенцы прошли в первую комнату, бывшую одновременно кухней и столовой. Запрометов и Рябый держались неуверенно. Они первый раз вошли в дом Дмитрия. Опасаясь, что неожиданно может появиться Женя или Екатерина Васильевна, оба жулика хотели поскорее опростать поллитровку и отправиться дальше. Но Сивоконь, тяжело ступая, прошел вперед и уселся на лавку. Со стуком поставив на стол бутылку с водкой, он вопросительно взглянул на Дмитрия, ожидая закуски.

Бубенец достал с полки миску с помидорами, хлеб и солонку.

— Хватит и этого, — сурово сказал он. — Для нашего разговора хватит.

— А о чем еще говорить, чудак, — хохотнул Рябый. — Просто чекалдыкнем за твою удачу. Не всякому так удается — и дело сделать, и чистеньким выскочить.

Чувствуя, как все внутри у него закипает, Дмитрий подошел к Рябому и почти спокойно спросил:

— Значит, ты думаешь, что гвардии полковника убил я?

— А кто же другой? — искренне удивился Рябый. — Да чего ты между своими-то крутишь? Здесь стукачей… — не окончив фазы, он от сокрушительного удара в подбородок отлетел к окну и опрокинулся спиной на подоконник. Зазвенело разбитое головой стекло. Брызнула кровь из порезов. Но Рябый ничего не чувствовал, медленно сползая с подоконника на пол.

— И ты тоже, сука?.. — повернулся Бубенец к Запрометову. Тот, взглянув на него остановившимися от ужаса глазами, со всех ног кинулся из дома.

— А Лобова все же ты убил. Не отпирайся, — заговорил вдруг молчавший до сих пор Сивоконь.

— Я и с тобой за гвардии полковника разделаюсь, сволочь тюремная, — бросил в ответ Бубенец. — Во всем районе только такую гадину, как ты, можно подозревать в убийстве.

— А меня к своему делу зачем примазываешь? — сузил кабаньи глаза Сивоконь, медленно поднимаясь с места. — Я думал, из тебя толковый блатяга получится, так нет, сам увильнул, а других мажешь. На первом деле киксовать начал.

Сивоконь был на полторы головы выше Бубенца и вдвое шире в плечах. Вытянув длинную, как грабли руку, он схватил Бубенца за плечо, но тот вывернулся, оставив в кулаке Сивоконя половину рукава. Дмитрий знал, что Сивоконь одним ударом своего кулака может проломить ему череп. Но отступить, бежать его сейчас не могли бы заставить никто и ничто на свете. Знакомое каждому фронтовику хмельное чувство готовности к неизбежной схватке с врагом овладело Дмитрием. Его тело напряглось, стало твердым, как сжатая в бою пружина. Чуть пригнувшись, прикрыв голову крепко стиснутыми кулаками, он начал отходить. Как раньше, на фронте, он знал, что должен ударить первым и ударить так, чтобы враг не встал. Если первый удар окажется слабым, враг сомнет его. Отходя перед медленно наступавшим бандитом, Бубенец собрал всю свою силу для одного, но страшного, запретного удара, которому обучили его на фронте разведчики. Едва прижавший Бубенца в угол Сивоконь взмахнул двухпудовым костистым кулаком, Дмитрий средним пальцем правой руки, как долотом, ткнул его во впадину пониже горла между ключицами. Болезненно икнув, Сивоконь вначале уселся на пол, а затем растянулся на спине, скребя сапогами по полу.

Когда Женя, встревоженная долгим отсутствием мужа, вошла во двор, Дмитрий тащил через порог домика тяжелое тело все еще икавшего и плевавшего кровью полубесчувственного Сивоконя. Сидя у протекавшего через двор арычка, Жорка Рябый, скуля и матерясь, смывал кровь с лица.

— Боже мой! — испуганно закричала Женя. — Митя, что ты делаешь?!

— Грязь выволакиваю, — хмуро ответил Бубенец. — Мне она ни к чему.

— Кто это их? — боязливо оглядывая брошенного Дмитрием посреди дворика Сивоконя и изрезанное стеклами лицо Рябого, спросила Женя.

— Сами себя. Они такие… Характер у них тяжелый. Подрались между собою, — хмуро ответил Бубенец.

Но рубашка Дмитрия с оторванным рукавом красноречиво говорила о происшедшем. Убедившись, что ее ненаглядный Митя не ранен, Женя забежала в дом и взяла свежую рубашку для мужа. Затем, накинув на плечи Дмитрия дождевик, она потянула его за собой.

— Пойдем, Митя. Поживем пока у мамы.

Дмитрий не сопротивлялся. Заперев домик на замок, он пошел следом за Женей, бросив на прощание немного очухавшимся Сивоконю и Рябому:

— Чтобы вы мне больше на глаза не попадались, гады! Лучше всего катитесь из колхоза, а то все равно со света сживу. Запомнили?

— Запомним. Хорошо запомним, — угрожающе сверкнув глазами, прохрипел Сивоконь. — Сам про это не забудь.

Много передумали и переговорили Дмитрий и Женя в этот первый после убийства Лобова вечер. Екатерина Васильевна не мешала им. Она понимала, что молодых супругов лучше всего оставить одних, и занялась домашними делами. В окно Дмитрий видел, как вернулся домой Семен Андрианович, но не решился выйти ему навстречу. Всего час-два назад без колебания схватившийся с бандитами, Дмитрий сейчас не нашел в себе силы посмотреть в затуманенные горем глаза тестя. Он снова помрачнел и стал молчалив. Молчала и Женя. Прижавшись головой к плечу мужа, она задумалась.

— Что же мы дальше будем делать, Женечка? — нарушил наконец молчание Бубенец. — Уезжать нам придется.

— Не надо уезжать, Митя, — еще крепче прижалась к мужу Женя. — Некуда нам уезжать.

— А жить как будем? Не верят мне. От тоски повесишься.

— Я верю. Мама верит.

— Ты — это еще не все, — печально улыбнулся Дмитрий.

— Ну вот, ты всем и докажи, — подняла голову Женя, — всему народу. Дмитрий ничего не ответил.

— Слушай, Митя, — горячо, вполголоса проговорила Женя, — ведь ты у меня смелый, сильный. Сегодня вон как двух этих захребетников отделал. Но такими делами ты народу ничего не докажешь. А вот если найдешь, кто убил Александра Даниловича, тогда другое дело.

— Как же я разыщу? — неуверенно спросил Дмитрий.

— А ты иди в город, — не сдавалась Женя. — Иди к тому майору, который тебя допрашивал. Помоги ему.

— Чем?

— Ай, какой ты недогадливый! — начала горячиться Женя. — Абдукадыр Мерген смотрел следы. Он говорит, что убийцы — не наши люди. На машине приезжали. А кто их привез сюда? Ты шофер, вот и помоги чекистам разыскать шофера, который привозил в наш колхоз бандитов.

— Ладно! Я пойду в город к майору, — после долгого молчания согласился Дмитрий. — Нужна ли будет моя помощь, не знаю. Но если нужна, то я себя не пожалею.

…Солнце еще не встало, а Дмитрий уже шагал по обочине полевой дороги, ведущей к шоссе. Он шел налегке. В вещевом мешке, закинутом за спину, лежала сунутая туда Женей смена белья и офицерский костюм, в котором Дмитрий был в злополучный день убийства Лобова. Навстречу Бубенцу, размахнувшись на половину неба, сияла чистыми радостными красками утренняя заря. Ночная прохлада, столкнувшись с теплым дыханием наступающего дня, побежденная, упала на траву и хлопковые поля обильной росой. Все кругом серебрилось от росы, и только за Дмитрием по траве тянулся темный след.

Дмитрий шагал, полной грудью вдыхая прохладный утренний воздух.

Угнетенное настроение сменилось бодростью, уверенностью в себе, в своих силах, в правильности принятого решения.

Впереди на дороге показался человек.