Таких щадить нельзя (Худ. С. Марфин) - Мильчаков Владимир Андреевич. Страница 33

«Кто это так рано выбрался в поле? — подумал Дмитрий и, вглядевшись, узнал идущего к нему навстречу. — А, это Абдукадыр Мерген. На охоту, видать, направился».

Но Мерген шел не на охоту. Поравнявшись с Дмитрием, он внимательно посмотрел на него и спросил:

— Зачем ты уходишь из «Счастливого»?

— Так надо, отец, — ответил Дмитрий. — Ухожу.

— Семен знает? Твоя жена знает об этом? — требовательным тоном допытывался Мерген.

— Знают, — кивнул Дмитрий и, видя недоверие на лице старого охотника, добавил: — В город, к майору Кретову иду, помогать искать убийцу гвардии полковника. Только прошу тебя, молчи об этом.

Лицо Мергена посветлело.

— Правильно делаешь, — одобрительно кивнул он головой. — Ты шофер, иди узнай, какой шофер привозил черных людей в «Счастливое» в ночь гибели Искандера. След машины видел?

— Нет. Где он? — спросил Дмитрий.

— Ты идешь помогать чекистам, а оставляешь здесь начало следа врагов. Пойдем, я тебе покажу.

Старик прямо через поля провел Дмитрия к месту, которое осматривал с Кретовым. След еще сохранился.

— Видишь? — указал он на отпечаток покрышек машин. — Сюда приезжали и отсюда уезжали на машине с таким колесом убийцы Искандера.

— Ловко разобрались, — удивился Дмитрий. — Да вы, отец, настоящий разведчик.

— Я охотник, — поправил Бубенца Мерген. — Сейчас охочусь за теми, кто убил Искандера.

— След приметный. Пойду в город пешком. Если машина свернула с шоссе, пойду по следу, — пообещал Бубенец.

— Передай от меня привет молодому чекисту, приезжавшему сюда. Скажи ему: Абдукадыр не забыл своего обещания.

— Обязательно передам, — заверил Дмитрий, прощаясь со стариком. — Ну, я пошел, отец.

— Иди. А мне надо к Семену. Сейчас Семке очень тяжело. В его доме убили Искандера.

10. МАШИНУ ВЕЛ ГАНИ РУСТАМОВ

На рассвете девять сильно запыленных грузовых машин остановились на самом въезде в город перед полосатым железнодорожным шлагбаумом. Две пары рельс, тускло поблескивая, с одной стороны уходили в бесконечную даль, с другой, отлого изгибаясь, скрывались в пригородных садах. Оттуда, из-за поворота, слышалось надсадное дыхание паровоза и гул приближавшегося тяжело груженного состава.

Шофер головной полуторки, пожилой коренастый мужчина, распахнув дверцу, встал на подножку и пересчитал взглядом выстроившиеся в одну ленту грузовики. Недоумевающе пожав плечами, он окликнул шофера последней машины:

— Генка! Карауловская машина не догоняла?

— Не видал! — прокричал в ответ звонкий голос. — Они, Карп Иванович, как отстали вначале, так и не показывались.

Карп Иванович недовольно сплюнул, еще раз вгляделся в даль пустынного в этот ранний час шоссе и, тяжело опустившись на сидение, стал закуривать. Через переезд, громыхая, медленно потянулся бесконечный состав товарных вагонов.

— Может, им, дядя Карп, левая работенка подвернулась, — высказал догадку сидевший рядом с Карпом Ивановичем ученик, измазанный в пыли и масле юноша.

— Чепуху городишь, — сердито буркнул старый шофер. — Иван Семенович на левую не кинется. К тому же с ним механик.

— Что же, механик, так, значит, и святой? Святые в тюрьму не попадают.

— Помолчи, пацан! — прикрикнул на своего ученика Карп Иванович. — Не с твоим умом судить! — Затем, сам недовольный сорвавшейся с губ грубостью, рассудительно объяснил:

— Гани сидел не за жульничество. Авария у него была. Это со всяким может случиться. Опять же освободили Гани из тюрьмы досрочно.

Но характер ученика был не из покладистых. Помолчав немного, он шмыгнул носом и, как бы между прочим, добавил:

— Освобожден, но не реабилитирован.

— Ну да, амнистирован, — согласился Карп Иванович.

— Вот и я про это говорю, — усмехнулся паренек. — Амнистирован — это значит был виноват, осужден правильно, сидел за дело, а освобожден потому, что ему простили.

Карп Иванович сердито повернулся к ученику. Ершистая самостоятельность суждений паренька нравилась ему, и стычки, подобные этой, нередко происходили в кабине его полуторки. Но сейчас он, нахмурившись, посмотрел на юношу и укоризненно сказал:

— Эх, ты, прокурор чумазый. Государство простило Гани его аварию, народ простил, а ты все не прощаешь. Тоже мне, цаца сверхбдительная.

— Да я ничего, дядя Карп, — смутился юноша. — Я против Гани Рустамовича ничего не имею. Механик он толковый, знающий, и человек душевный.

— Ну то-то! — проворчал Карп Иванович, включая скорость. Полосатая жердь шлагбаума медленно поползла вверх. Переезд освободился.

— Я, может быть, и сам на такую аварию пошел бы, — словно размышляя, заговорил Карп Иванович, когда переезд остался позади. — У Гани выбора не было. Машина с полным грузом, скорость большая, а тормоза отказали. Впереди же, посреди шоссе, полуторка с детьми разворачивалась. Либо в полуторку врезаться, либо в столб телеграфный. Гани выбрал столб. Конечно, авария, грузчик один погиб… об землю убился, когда с машины сбросило. Так ведь Гани и сам пострадал. Целый месяц в больнице лежал. Но ведь опять таки впереди на полуторке человек двадцать детишек сидело. Что было бы, если Гани своей трехтонкой по ребятишкам ударил? Подумать страшно. Если по-нашему, по-шоферски, рассудить, то Гани правильно поступил.

— Так за что же его посадили? — недоумевающе спросил ученик.

— Правильно посадили, — сурово отрезал Карл Иванович. — Шофер всегда виноват, если машина неисправна. Гани не имел права выезжать в рейс, если тормоза ненадежны. Они его и подвели.

…Через полчаса автоколонна въезжала в широкие ворота дома, украшенного вывеской: «Красно-Октябрьский райпотребсоюз». Ее встретил сам завгар, пожилой мужчина, лет сорока с хвостиком.

— Ну вот и хорошо, — удовлетворенно заговорил он, ощупывая взглядом каждую машину.

— Вовремя вернулись. Без вас, как без рук. Форменный застой. Погодите-ка, а где же машина Караулова?

Карп Иванович выскочил из кабины и, поздоровавшись с завгаром, доложил:

— Только выехали из колхоза, у Караулова мотор барахлить начал. Товарищ Рустамов велел колонне ехать вперед, а сам остался с Карауловым. Надо думать, через полчаса приедут.

Но ни через полчаса, ни через час машина Караулова не вернулась. В гараже начали тревожиться. Подумав и посоветовавшись с людьми, завгар решил послать Карпа Ивановича навстречу Караулову. Более чем трехчасовое отсутствие отставшей от колонны машины могло означать только одно — серьезную аварию. Солнце стояло уже высоко, когда вымытая и заправленная машина Карпа Ивановича покатилась к выезду. Но в этот момент в ворота гаража вошел Иван Семенович Караулов, шофер пропавшей машины. Карп Иванович остановил машину и кинулся навстречу пропавшему без вести.

— Иван Семенович! Почему пешком? Где машина?

Рядом с рано поседевшим, изжеванным войною Карпом Ивановичем Караулов выглядел значительно моложе, хотя они были однолетками. Был он чуть выше среднего роста, подтянут и суховат. Галифе и гимнастерка особенно подчеркивали собранность его фигуры. Он походил на офицера-строевика, уволенного в запас. Из-под высокого, перечеркнутого глубокими морщинами лба пристально смотрели внимательные карие глаза. Он болезненно улыбнулся, и тогда только Карп Иванович заметил, что кисть левой руки Караулова забинтована свежим, еще снежно-белым бинтом.

— Что с тобой? Авария? — участливо спросил старый шофер.

— Пойдем к завгару, Карп Иванович. Все сразу расскажу, — устало ответил Караулов.

Он шел, тяжело переставляя ноги, как человек, у которого болит каждая косточка. Карп Иванович подхватил Караулова под руку. Около двери в диспетчерскую стояла бочка с водой и несколько вкопанных в землю скамеек — «курилка». Караулов опустился на одну из этих скамеек. А из диспетчерской уже спешил к нему навстречу заведующий гаражом.

— Что с тобой? Где механик? Где машина?! — выпалил он на ходу целую очередь вопросов.

— Машина потерпела аварию, товарищ завгар, — по-военному коротко сказал Караулов и даже встал, хотя лицо его искривилось от боли.