Комендантский час (сборник) - Хруцкий Эдуард Анатольевич. Страница 48

— Порядок, ребята, прибыли.

В темноте остро пахло какой-то пряной травой, где-то невдалеке плескалась вода. И это показалось Муравьеву слишком мирным и спокойным, точно таким же, как прошлым летом на даче в Раздорах, когда они с Инной вечерами ходили гулять к Москве-реке.

Вокруг закипела работа. Кто разгружал самолет, кто подтаскивал свежесрубленные деревья и складывал их рядом с машиной, готовясь, видимо, замаскировать ее на день.

Только один он стоял как бы в стороне и был совершенно чужим для этих людей.

— Эй, летуны, — раздался чей-то веселый голос, — кто из ваших пассажиров Муравьев?

— А ты их сам спроси, — ответили недовольно. — Наше дело кучерское — вези, а ваше — документы проверять.

— Муравьев я! — крикнул Игорь.

— А… Коллега. Привет, привет московским сыскорям. — Навстречу Игорю шагнул высокий человек в милицейской форме. Он крепко пожал протянутую руку. — Пойдем. Тебя как зовут?

— Игорь.

— А меня Пономарев, Борис, между прочим. Пошли ко мне, там поговорим, и отдохнуть с дороги я тебя устрою.

Они пересекли поляну и свернули на еле приметную тропинку. Шли минут десять.

— Прибыли. Заходи.

Игорь увидел землянку, прямо на ее накате росли березки. Они спустились вниз по обшитым досками ступенькам.

— Подожди, — предупредил Пономарев, — здесь у нас тесновато, я сейчас свет зажгу.

Над потолком вспыхнула автомобильная фара.

— Для тебя, столичного гостя, иллюминация. Вы-то, наверное, в Москве думаете, что мы, как кроты, в щелях сидим. А у нас, видишь, электричество.

Игорь огляделся. Землянка была довольно просторной: две койки, стол посередине, сейф в углу, на стене портреты Ленина, Сталина и Дзержинского, под ними висели автоматы.

Игорь присел к столу, расстегнул полевую сумку, достал фотокарточки и бланки протокола.

— Та-ак, — протянул Пономарев, — я смотрю, дело серьезное. Значит, по всей форме допрашивать будут.

Он сел напротив. И только теперь Муравьев смог как следует разглядеть его. Скуластое лицо с крепким носом, белобрысая челка, спадающая на брови.

— Я являюсь оперативным уполномоченным одного из отделений Московского уголовного розыска, — сказал Игорь и достал из кармана удостоверение.

Пономарев взял его, внимательно поглядел и протянул обратно.

— Слушаю вас.

Голос его стал строгим, официальным.

— Товарищ Пономарев, Борис Алексеевич, я обязан допросить вас в качестве свидетеля и предъявить вам для опознания следующие фотографии.

Муравьев разложил на столе три фотокарточки, на одной из которых под номером два был изображен тот, кто проходил по делу под фамилией Шантрель.

Пономарев аккуратно, один за другим, брал снимки и очень внимательно рассматривал их, близко поднося к свету.

«Неужели не узнает, — подумал с тревогой Игорь. — Ну узнай его, узнай, пожалуйста».

— Пиши. — Пономарев положил карточки на стол. Глаза его смотрели так же спокойно, в лице ничего не дрогнуло.

«Мимо», — похолодел внутренне Муравьев. И пока он заполнял официальные данные, на душе у него было скверно. Пономарев же ровным, бесстрастным голосом диктовал:

— На фотографии под номером два мной опознан…

Он посмотрел на Игоря, чуть заметно усмехнулся краешком рта:

— Ну что ты на меня уставился? Пиши. Итак, мной опознан особо опасный преступник Генрих Карлович Гоппе, 1899 года рождения, уроженец Харьковской области, из немецких колонистов. Социальное положение — сын крупного землевладельца. В 1925 году вступил в открытую борьбу с советской властью. Находился в банде Смурого, после ее ликвидации из нескольких ушедших бандитов организовал группу, которая совершала вооруженные налеты на ювелирные мастерские в Харькове, Одессе, Киеве. Дважды судим. Последний раз, в 1940 году, приговорен заочно к смертной казни. Из-под стражи бежал. Так… Что еще?.. Да, фамилию немецкую Гоппе изменил в 1930 году. Стал Гоппа Геннадий Кузьмич. Впрочем, фамилий у него было много. В наркомате его дело есть, там и поглядите. Все, что ли?

Пономарев улыбнулся и стал прежним веселым и радушным хозяином:

— Ну, давай подпишу.

— Прочти. — Муравьев пододвинул бумагу.

— Ладно, верю. Слушай, да на тебе лица нет.

— Месяц твоего Гоппе ловим. Он у тебя сбежал, а мы ловим.

— Так давай меняться. Ты здесь оставайся, а я в Москву Генриха Карловича ловить поеду.

— Нет уж, каждому свое.

— Это точно. Но я тебе, Игорь, не завидую. Нет, не завидую, — повторил Пономарев. — Я эту сволочь Гоппе распрекрасно знаю. Я еще опером совсем молодым был в Киеве, брали его на Подоле, ушел он тогда, а плечо мне продырявил. Ты учти, он стреляет как бог.

— Что-то я в тире богов не встречал.

— Ну ладно, как снайпер. В общем, с ним надо чуть что — и… — Пономарев щелкнул пальцами. — Понял? Ну, ложись поспи. У тебя целый день в запасе. Отоспись малость.

Муравьев заснул сразу, едва коснувшись головой подушки.

…Проснулся он с ощущением необычайной легкости. Так бывало раньше, в первые дни летних каникул, когда экзамены позади, лето кажется длинным и каждое утро обещает что-то приятное и новое.

— Ну, наконец, а я-то думал, что ты экзамен на пожарного сдаешь, — раздался веселый голос Пономарева.

— Это как же? — Игорь сладко потянулся и сел, свесив с кровати босые ноги. В низкую дверь пробивался узкий луч солнца и приятно пригревал влажные от тепла пальцы.

— Это у нас так раньше говорили. Я родом-то из Липецка. Там до революции пожарная часть была. Так пожарники весь день спали. А потом по городу шатались опухшие. У нас смеялись: проспишь день на одном боку, значит, экзамен на пожарного сдал.

— Я-то, видно, не готов в липецкую команду.

— Ничего, война кончится, отоспимся. Ну, обувайся, пошли мыться.

— У тебя горячей воды нет?

— Есть. А зачем тебе?

— Побриться хочу. Как-никак столица.

— Сейчас принесу.

Быстро побрившись, Игорь вышел из землянки умыться и наконец-то рассмотрел лагерь. Прямо между деревьями виднелись накаты землянок, несколько шалашей приткнулись у кромки леса. Мимо него ходили какие-то люди в штатском, но с оружием; прислонясь спиной к телеге, глядела на Игоря высокая девушка в гимнастерке. Невдалеке горели костры.

— Мы пищу днем готовим, — пояснил Пономарев, — ночью нельзя. Немцы летают, обнаружить могут.

— А днем по дыму?

— А где он, дым-то?

Действительно, костры почти не дымили.

— Мы березовые дрова специально сушим. Они быстро горят, жарко и без дыма.

Игорь вытерся жестким вафельным полотенцем и еще раз огляделся.

— Потом посмотришь, пошли обедать.

— Как — обедать?

— Очень просто. Завтрак ты, дорогой мой, проспал.

После обеда Пономарев показывал ему лагерь. Они заходили в землянки, посмотрели оружейную мастерскую, склад трофейного оружия, госпиталь.

Игорь знакомился с самыми разными людьми: рядовыми партизанами, командирами и даже с комиссаром бригады. Его очень удивило, что в лагере много девушек, причем большинство из них были москвички, окончившие специальные школы.

Когда начало смеркаться, Пономарев сказал:

— Пора собираться. Пойдем заправимся на дорогу.

В землянке собралось несколько человек, как понял Игорь, все работники Харьковского управления НКВД. Один из них быстро разлил по кружкам что-то пахучее из круглой бутылки.

— Ром, трофейный. Ну, давай, ребята. За нас всех, оперативников.

Игорь глотнул, и у него перехватило дыхание. Ром был необыкновенно крепким.

— Ты не удивляйся, — сказал ему Пономарев. — Это мы только по поводу твоего отъезда. А так у нас очень строго с этим делом.

Потом, когда пили чай, он наклонился к Игорю и смущенно прошептал:

— Ты мне отлей своего одеколона немного. Понимаешь, девушка одна просила…

— Да я тебе весь отдам, и мыло, и лезвия, если хочешь. У меня в Москве еще есть. — Игорь обрадовался, что хоть чем-то может отблагодарить доброго человека за заботу.