Черное воскресенье (др. перевод) - Харрис Томас. Страница 75

Из командного пункта на стадионе Кабаков наблюдал, как поток зрителей вливается в юго-восточные ворота. Эти люди были так хорошо одеты, выглядели такими сытыми и ухоженными и совершенно не подозревали, сколько неприятностей они ему доставляют.

Некоторые из них ворчали, оказавшись в очереди к металлоискателю, потом стали слышаться и более громкие выражения недовольства, когда то одного, то другого болельщика просили выложить содержимое карманов на специальный пластмассовый поднос. Рядом с Кабаковым стояли ребята из группы спецназа, охраняющей восточную трибуну: десять человек в летных бронекуртках, вооруженные до зубов. Он вышел из помещения командного пункта, подальше от потрескивающих раций, и стал смотреть, как заполняется стадион. Оркестры уже наяривали вовсю. Музыка постепенно начинала звучать все менее искаженно: заполнявшие стадион зрители гасили своими телами эхо от трибун. Без четверти два большинство болельщиков уже заняли свои места. Полиция перекрыла дороги.

В двухстах пятидесяти метрах над стадионом, в гондоле дирижабля, телевизионщики переговаривались по радио с режиссером, находившимся в большом телефургоне, припаркованном позади трибун. «Спортивный репортаж Эн-би-эс» должен был начаться с панорамы стадиона, снятого сверху, с дирижабля, с наложенными на кадр логотипом компании и названием передачи. Сидевший в фургоне перед двенадцатью телеэкранами режиссер был недоволен.

— Эй, Симмонс, — сказал пилоту оператор, — ему теперь надо снять это все с другого конца, с севера, чтоб весь район Тулейна был виден на заднем плане. Можешь сделать?

— Еще бы нет!

«Пузырь» величественно поплыл к северу.

— Порядок! Хорошо. Отлично!

Оператору удалось сделать великолепный кадр: в рамке домов — стадион, увитый поверху трепещущими на ветру флагами, ярко-зеленое футбольное поле и по его берегам — восемьдесят четыре тысячи зрителей.

Ландер заметил полицейский вертолет, огромной стрекозой облетающий периметр стадиона.

— Башня вызывает Нору-один-ноль!

Симмонс взял микрофон.

— Нора один ноль. На связи.

— Транспорт в вашей зоне, в миле к северо-западу, идет к вам. Освободите ему пространство.

— Вас понял. Вижу его. Нора-один-ноль связь закончил.

Симмонс показал пальцем, и Ландер увидел военный вертолет, приближающийся к стадиону на высоте двухсот метров.

— Это президент. Шапки долой! — сказал Симмонс и повел дирижабль прочь от северного конца стадиона.

Ландер наблюдал, как растягивают на беговой дорожке полотнище посадочного знака.

— Им нужно, чтоб мы сняли посадку, — сказал ассистент кинооператора. — Можешь встать к нему боком?

— Прекрасно! — сказал оператор.

Через длиннофокусный объектив его камеры восемьдесят шесть миллионов человек увидели, как садится президентский вертолет. Президент вышел из кабины, быстро пошел к трибунам и скрылся из вида.

В телефургоне режиссер резко скомандовал: «Вторая камера!»

По всей стране, по всему миру телезрители могли видеть, как вдоль боковой линии футбольного поля президент идет к своей ложе.

Глядя вниз, Ландер еще раз смог посмотреть на президента — рослый, крепкий блондин, в окружении сопровождающих лиц, высоко поднимал обе руки, приветствуя толпы зрителей. А зрители вставали со своих мест, когда он шел мимо — словно волна за волной прокатывалась по трибунам.

Кабаков слышал восторженный гул толпы, приветствовавшей своего президента. Он никогда еще не видел американского президента воочию, и его одолевало любопытство. Однако он подавил желание пойти и взглянуть на этого человека поближе. Его место здесь — у командного пункта, где он сможет немедленно отреагировать на любой сигнал тревоги.

— Симмонс, давай-ка я его возьму, а ты посмотри начало игры, — предложил Ландер.

Они поменялись местами. Ландер уже устал, и штурвал под его рукой показался ему слишком тяжелым.

На поле игроки, специально для телезрителей, по второму разу разыгрывали ворота. Теперь команды выстроились друг против друга, готовясь к вбрасыванию мяча.

Ландер взглянул на Симмонса. Тот смотрел вниз, высунув голову в иллюминатор. Ландер потянулся вперед и нажал рычажок регулятора горючей смеси, подающейся в левый двигатель. Он изменил состав смеси, обеднив ее ровно настолько, чтобы это вызвало перегрев двигателя.

Через несколько минут стрелка указателя температуры двигателя вползла на красное поле. Ландер отпустил рычажок, вернув регулятор смеси в нормальное положение.

— Джентльмены, — произнес он, — у нас небольшая проблема.

Симмонс тотчас же оказался рядом с Ландером и постучал по стеклу указателя.

— Что за черт! — пробормотал он. Пробравшись к левому борту гондолы, он пристально смотрел на двигатель из-за спин телевизионщиков. — Масло вроде не течет.

— А что такое? — спросил оператор.

— Левый двигатель перегрелся, — объяснил Симмонс. — Дайте-ка мне мимо вас протиснуться.

Он дотянулся до хвостового отсека и вытащил огнетушитель.

— Слушай, мы ведь не горим, нет? — Оператор и его ассистент стали вдруг очень серьезными. Именно на это Ландер и рассчитывал.

— Да ни черта подобного, — ответил Симмонс. — Просто мы обязаны приготовить огнетушитель. Это СПП — стандартное правило проведения полетов.

Ландер зафлюгировал [52] левый винт. Теперь он вел дирижабль прочь от стадиона, на северо-восток, к аэропорту.

— Пусть Викерс глянет на это дело, — сказал он.

— А ты ему уже сообщил?

— Пока ты в хвост лазил.

Ландер и правда пробормотал что-то в микрофон, только на кнопку передатчика не нажал.

Он летел над федеральным шоссе номер 10, внизу, с правого борта, ему был виден «Супердом», а с левого — ярмарочная площадь с обнимающим ее овалом беговой дорожки. Против ветра да с одним мотором «пузырь» плыл ужасно медленно. Что ж, для обратного пути это даже хорошо, подумал Ландер. Он вел дирижабль уже над полем для игры в гольф близ озера Понтчартрейн; впереди открывался аэродром. А вон и грузовик приближается к воротам аэропорта. Молодчина Далия, все сделала как надо.

Из кабины грузовика Далия увидела приближающийся воздушный корабль. Она приехала на несколько секунд раньше, чем они планировали. У ворот стоял полицейский. Она протянула в окно голубой пропуск на машину, и он махнул ей рукой — проезжай, мол. Она медленно двинулась по дороге вдоль летного поля.

Наземная бригада увидела дирижабль. Техники засуетились, забегали вокруг автобуса и тягача с трейлером. Ландеру именно это и было нужно — чтобы началась суета. На высоте около ста метров он нажал кнопку микрофона:

— Порядок, я снижаюсь, освободите пространство.

— Нора-один-ноль, в чем дело? Почему не сообщили, что возвращаетесь, Майк? — Это разволновался Викерс.

— Я сообщил, — сказал Майкл. Пусть-ка он над этим голову поломает. Наземная бригада бросилась стоять по местам. — Я подхожу к мачте против ветра, и мне надо, чтобы под колесо подставили башмак. Не дай «пузырю» развернуться по ветру, Викерс. У меня тут небольшая проблема с левым двигателем, небольшая проблема. Ничего особенного, но мне надо, чтобы левый двигатель оказался с подветренной стороны по отношению к кораблю. И чтобы никакой паники. Это понятно?

Это Викерсу было понятно. Ландер не хотел, чтобы аварийки под вой сирен мчались к кораблю через летное поле.

Далия Айад ждала, пока можно будет пересечь взлетно-посадочную полосу. Диспетчер в башне долго держал ее перед светофором. Она видела, как садился дирижабль — коснулся земли, подпрыгнул и снова опустился на землю. Наземная бригада схватилась за гайдропы, свисавшие с носа корабля. Теперь они могли с ним справиться.

Красный свет сменился зеленым. Далия пересекла полосу и остановилась за тягачом-трейлером так, что наземная бригада, суетившаяся вокруг «пузыря», не могла ее видеть. В одну секунду Далия опустила задний борт, установила на место трап. Схватила бумажный пакет с револьвером и кусачками и, обежав тягач, бросилась к дирижаблю. Техники из наземной бригады не обратили на нее никакого внимания. Викерс открывал кожух левого двигателя. Далия передала пакет в окно гондолы и бросилась назад, к грузовику.