Танковая атака - Воронин Андрей Николаевич. Страница 31

– Совершенно верно, – спокойно согласился Потапчук. – То есть, верно все, кроме твоего тона. Оставлять такие вещи безнаказанными мы просто не имеем права, жалованье нам платят как раз за то, чтобы ничего подобного в России не происходило. Не найдем виновных сегодня – завтра, глядишь, где-нибудь на Чукотке отыщется запасной аэродром с заметенной снегом «летающей крепостью». Энергичные представители так называемого протестного электората свистнут с забытого всеми склада одну из первых атомных бомб, поднимутся в воздух и уронят этот подарочек на миллионный город – да вот, хотя бы и на Москву. Но, если тебе этого мало, скажу еще кое-что, после чего у тебя, надеюсь, пропадет охота препираться со старшим по званию и зубоскалить. Все дело в том, Глеб Петрович, что найти людей, которые угнали танк и устроили это безобразие в Верхних Болотниках – второстепенная задача, с которой ты, надеюсь, справишься мимоходом. Меня, как, полагаю, и тебя, интересует другой персонаж. Фамилия человека, которому принадлежит полигон со всем, что там находится, Кулешов. Сергей Аркадьевич Кулешов – тебе это имя, часом, ничего не говорит?

– Кажется, должно говорить, – напрягся Глеб. – Кулешов, Кулешов… Что-то чертовски знакомое!

– Не сомневаюсь, – кивнул генерал. – За то я тебя и ценю, что ты всегда относишься к заданию с полной ответственностью и стараешься разузнать и досконально изучить все, что может иметь хотя бы косвенное отношение к делу. Ну, вспоминай! Есть такая фирма…

– Вспомнил, – сказал Глеб. – «Спецтехремонт». Частная фирма, находящаяся в подчинении у «Оборонсервиса». Кулешов – один из ее соучредителей и до последнего времени выступал в роли исполнительного директора. Женат на одной из этих холеных истеричек с карманными собачками, которыми нынешний министр обороны наводнил свой аппарат. «Амазонки Сердюкова» – так, кажется, их называют. Отсюда связи и все прочее. В том числе и крупный госзаказ на утилизацию списываемых в настоящее время устаревших танков – тех самых Т-62, которые я в количестве двадцати единиц на скорую руку переоборудовал в подводные лодки – там, в Аравийском море… Топил и жалел, что не у кого спросить, откуда они взялись: танки говорить не умеют, а Пагава мог бы сказать, но не скажет. А к господину Кулешову я, помнится, планировал присмотреться, только не знал, с какой стороны к нему подойти. Это ведь буквально лежит на поверхности!

– Что именно? – поинтересовался Федор Филиппович.

Он самостоятельно организовал для себя новую порцию чая, всыпал туда две ложки сахарного песка и стал неторопливо размешивать. Серебряная ложечка мелодично позвякивала о края чашки, периодически попадая в такт льющейся из динамиков музыки. Ветер за окном продолжал дуть, пробуя на прочность оконные стекла, и было ясно, что вскоре он принесет в Москву непогоду.

– Золотая жила, – ответил на вопрос генерала Слепой. – Корпуса танков должны пойти на переплавку, а исправные запчасти – коробки передач, торсионы… не помню, что еще, – планируется продавать. Причем желание купить их изъявили уже более двадцати стран. Схема простенькая, она напрашивается сама собой: продаем якобы разрезанный и сданный в утиль танк целиком, в бюджет кладем стоимость этого самого торсиона или пары катков, а разница, и немаленькая, оседает у нас в кармане. Вуаля! Все просто, как блин, и очень по-нашему, по-русски: чем больше и наглее воруешь, тем меньше шансов, что тебя схватят за руку. Тут главное – не забывать делиться с нужными людьми. Отстегнул кому следует, и ты действительно неуязвим… Да, этот бронетанковый дебош в райцентре случился очень своевременно – как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Вы правы, Федор Филиппович, ваш подарочек мне, пожалуй, пригодится. Мелкая милитаристская страстишка господина Кулешова для нас очень удобна, поскольку дает шанс подобраться к нему вплотную. Пагавы нет, выручка от последней сделки уплыла буквально из рук, а выручка-то ожидалась немалая!

– И? – обронил генерал.

Он сидел, откинувшись на спинку кресла, и спокойно попивал чаек. Вид у него был довольный, чуть ли не блаженный, и было непонятно, что именно доставляет ему такое удовольствие: употребляемый внутрь настой чайных листьев или ход мыслей подчиненного.

– Деньги – тоже разновидность наркотика: чем больше получаешь, тем больше хочется, и так до бесконечности, – сказал Глеб. – Кулешов остался без очередной дозы, которую уже считал своей. И мне очень хочется оказаться рядом с этим господином, когда у него начнется ломка.

– Вот и превосходно, – сказал Потапчук. Он выпрямился и поставил чашку. – Видишь, ты уже практически сочинил для себя легенду. И должен заметить, что она процентов на девяносто совпадает с той, которую придумал я. Осталось уточнить детали, и можешь приступать.

– Одна беда: в танках я разбираюсь, как воробей в аккордеонах, – вздохнул Глеб, доставая из пачки сигарету.

– Все интернет-ресурсы, в том числе и закрытые, в твоем полном распоряжении, – утешил его генерал. – Доступ в музеи, хранилища, на киностудии и в прочие места, где могут находиться… гм… наглядные пособия, тебе обеспечат в течение ближайших суток. Разберешься, невелика премудрость. Это же просто гусеничный трактор, а не компьютер! Вот там – да, настоящий темный лес. Микросхемы, печатные платы, проводки, шлейфы – это все я вижу и понимаю. А вот откуда на экране, когда клавишу нажмешь, буковки берутся, – не понимаю, хоть убей! Это мистика какая-то, черная магия. Или это я так от жизни отстал? Застрял во временах своей молодости, и ни тпру, ни ну!

Глеб понюхал сигарету, пару раз щелкнул зажигалкой, глядя на язычок пламени сквозь темные очки, но закуривать не стал. Судя по сделанному его превосходительством лирическому отступлению, тот считал вопрос решенным, а разговор законченным. В общем и целом Слепой был с ним согласен, но одна маленькая деталь все же требовала уточнения.

– Насколько далеко я волен буду зайти? – спросил он.

Потапчук ответил сразу, не раздумывая ни секунды, как будто ждал этого вопроса и заранее подготовил ответ. Впрочем, наверняка именно так и было.

– Настолько, насколько потребуется, – жестко произнес Федор Филиппович. – На Кулешова мне по большому счету плевать, но его левый бизнес, если он действительно существует, надобно прикрыть раз и навсегда.

– Слушаю и повинуюсь, мой господин, – сказал Сиверов и все-таки закурил, из вежливости отойдя к дальнему от генерала окну своей конспиративной берлоги.

Глава 8

Боясь пропустить сигнальную ракету, Белый сделал то, от чего предостерегал его охранник: проворонил Решето. Всего на мгновение оторвал взгляд от его мелькающей среди поросших жесткой лесной травой и редкими кустиками бугорков спины, а когда снова посмотрел вперед сквозь узкую щель, Решето пропал, как сквозь землю провалился.

Ракета взлетела, рассыпавшись в голубой вышине медленно угасающими зелеными искрами. Белый запустил двигатель, включил первую передачу и, положив руки на рычаги фрикционов, дал газ.

Он не имел ни малейшего представления, что станет делать, когда (и если) обнаружит укрытие Решетилова. По поводу своих мыслительных способностей он нисколько не заблуждался, самостоятельно найти выход из смертельной ловушки, в которую загнал его Решето, не рассчитывал, да и времени на раздумья не было: двигатель уже работал, глотая бензин и вместе с дымом выплевывая из выхлопной трубы драгоценные секунды и минуты, отделявшие Белого от обещанного Мордвиновым страшного конца.

Ситуация осложнялась тем, что Белый никак не мог до конца поверить в реальность происходящего. До сих пор он считал Мордвинова мировым мужиком – жестким, спора нет, но толковым и справедливым. Теперь этот мировой мужик повернулся к нему другой стороной, и увиденное Белому, мягко говоря, не понравилось. А если говорить, как есть, ничего не смягчая, Белый испугался до полусмерти. Он действительно не знал, что предпринять, и пока что просто делал то, что умел, одно за другим совершая привычные, заученные движения – пнуть стартер, выжать сцепление, включить передачу, потянуть на себя рычаг правого фрикциона, одновременно подав вперед левый… Он неплохо управлял танком, а в последнее время еще и полюбил это занятие и, пока машина просто двигалась вперед, мог ни о чем не думать и чувствовать себя почти нормально, как всегда – так, словно ничего особенного с ним и вокруг него не происходит.