Убить, чтобы воскреснуть - Арсеньева Елена. Страница 44

«Запасной вариант» сидел в гостиной и, охая от восторга, смотрел по видику боевик «Без лица».

— Севка, выключай, чаек стынет, — скомандовала Валерия.

Беловолосый Всеволод Васильевич (а запасным вариантом был именно он) с видимым сожалением взмахнул пультом. Экран погас.

— Не переживай, — утешила Валерия. — Дома досмотришь. Я его, строго говоря, для тебя и купила. Забойная киношка, правда? Блокбастер, одно слово.

Альбине ужасно хотелось спросить, что это, собственно, такое, однако она скорее откусила бы себе язык. Хватит с нее на сегодня уроков!

— Ну да, — неуверенно кивнул Всеволод Васильевич. — Если блокбастер — тогда конечно… А с чего ты, скажи на милость, такая добренькая, что блокбастерами направо и налево разбрасываешься? Или я должен это воспринимать как… подношение?

— Ага, — без всякого смущения кивнула Валерия, протягивая своему бывшему любовнику чашку. — Так точно. Мы тебе блокбастер про Кейджа и Траволту. Ты нам — информацию про Хингана и господина Смольникова Кирилла Игоревича. Да еще чайком вдобавок напоим и конфетками угостим. Пирог кушай: я сама пекла. Вкусный!

— Вкусный, — с набитым ртом согласился Всеволод Васильевич и некоторое время сосредоточенно жевал, разглядывая фотографию, которую Валерия жестом карточного шулера бросила на стол.

Фотография Альбине была знакома: та самая, похищенная почти на глазах Марины Алексеевны. Денис-Наиль за рулем белого «Форда», рядом в сугробе стоят темноволосый мужчина в длинном пальто и веселая Катюшка в одном платье, но в огромной белой шапке. И, как в прошлый раз, что-то зацепило память Альбины, но тут же и отпустило, не вспомнилось.

— Забавно, — задумчиво сказал, наконец, Всеволод Васильевич, беря снимок. — Забавно, что вы связали эти два имени: Хинган и Смольников. Методом научного тыка или этому предшествовали длительные следственно-розыскные мероприятия?

— Да уж как без этого, — вздохнула Валерия. — Ты что, Сева, забыл, как я работаю?

— Вернее, я забыл, как тебе везет, — остро глянул на нее Всеволод Васильевич. — Ты можешь вообще в креслице сидеть, блокбастеры смотреть и пироги кушать. А лохи, вроде меня, будут тебе информацию в клювике приносить.

— Не могу, — хихикнула Валерия. — Пирогов много кушать не могу: растолстею так, что в кресло не помещусь. Тогда никаких лохов подманить не сумею… Только чего ты прибедняешься, Севочка? Разве ты лох? Ты… ты ветер вольности, рассеянный в печали и любви. Одной рукой ты гладил мои волосы, другой топил на море корабли. Гладил, было дело? Ну, тряхни стариной!

У него так блеснули глаза, что Альбина какую-то минуту всерьез думала, что эта парочка сейчас попросит ее выйти. Однако Всеволод Васильевич только прищурился:

— Угомонись, Клеопатра. Твой Антоний вышел в отставку. Но все равно — спасибо за стихи. Опять Кузнецов небось?

«Да, — подумала Альбина, — ничего себе! Она и впрямь могла бы быть моей матерью: мы даже стихи одни и те же любим!»

— Так вот почему я удивился, — Всеволод Васильевич отставил чашку. — Год назад гремело по Москве одно дело, может, вы даже в газетах читали. Пропала девочка — дочка этого самого Смольникова, — он пощелкал ногтем по фотографии. — Ребенку семь лет. Матушка, сами понимаете, была в отключке, отец из командировки примчался, родня из Нижнего понаехала. Дед девочки — врач по фамилии Налетов, какая-то знаменитость из Нижнего Новгорода.

— Ничего себе — какая-то! — возмутилась Альбина. — У нас даже улица Налетова есть, в Нижнем. Мы жили на этой улице, честное слово!

— Улица в честь этого врача, что ли, названа?

— Нет, его отца — он тоже знаменитым хириргом был. Знаменитейшим! Правда, когда демократия началась, пытались улицу обратно в Пыльную переименовать, говорили, мол, тот Налетов из сталинских сатрапов и все такое, но потом как-то притихли.

— Сталинских сатрапов? — присвистнул Всеволод Васильевич. — Кра-си-во! Уж и не знаю, що краще: сталинские сатрапы или цепные псы демократии… Ну, хрен с ними со всеми. Итак, Налетов тряхнул родовыми связями, всех тут на уши поставили и в три дня нашли девчушку. У меня друг вел это дело, потому я более или менее в курсе. Увы, поздно нашли… А еще через три дня нашли и ее мучителей. Два приятеля, мелкие фраерки, а точнее, сявки: Антон Мазурков и Макс Рассохин. Наркота, конечно, вообще парни без тормозов, хотя и студентики из разбогатевших семей. У них был задушевный друг, наставник, мать его так и разэтак, — из битых, крепкий мужик, хоть и молодой — тридцати еще нет. А по имени он Сергей Цимбал, а по прозвищу Хинган.

— Хинган! — возбужденно повторила Валерия. — Хинган…

— К этому самому Хингану и раньше приглядывались за развратные действия в отношении несовершеннолетних, однако все как-то сходило ему с рук. А тут на радостях взяли его драть во все дырки, простите за грубое слово. Эксперты, однако, конкретного ответа не давали: все-таки девочка три дня была мертвая с тех пор, как…

Всеволод Васильевич глянул на побелевшие лица своих слушательниц и махнул рукой:

— Ладно. Опуская жуткие подробности насчет анализов крови и… спермы, скажу, что равным образом можно было обвинять и Хингана, и одного из приятелей: Антона. И хоть, конечно, ребяткам этим тоже стоило понавешать круто, все усилия следствия были направлены в сторону Хингана. И вдруг… и вдруг Антон с Максом, которые до этого солому на допросах жевали, начали четко и ясно брать вину на себя. Голоски у обоих прорезались, да так связно языками молотили! Хинган в этом деле, получалось, ни ухом, ни ху… простите, барышни! Ни при чем, словом, Хинган. Чист, аки агнец божий. Да еще адвокатишку он себе подобрал зубастенького. Отбился, одним словом. А пацанов посадили. Срока дали им так себе: восемь лет и пять, однако в колонии не строго режима, а общего; кстати, где-то все там же, на Нижегородчине.

— А Хинган? — звонким от слез голосом спросила Альбина. — Ему что-то было?

— Ничего. Хинган сидел тихо, не высовывался. Слухи доходили, будто в кулуарах и публично он выражал всяческое сожаление о том, как гнусно повели себя его бывшие дружки, как жаль ему Дашеньку Смольни… Что с вами? — быстро повернулся он к Альбине, которая вдруг уронила на колени чашку — по счастью, уже пустую.

Она только головой покачала, стряхивая с юбки брызги.

— Интересный ты человек, Сева, — зло сказала Валерия. — Такие вещи рассказываешь и хочешь, чтоб мы просто глазками хлопали. Тут не только чашку, тут… Ну ладно, что там дальше про Хингана-то?

— Нет, это я вас хочу спросить, что там дальше про Хингана-то? — Всеволод Петрович с подчеркнутой осторожностью водрузил свою чашку на низенький столик. — Видите? Посуде вашей ничего не грозит, поэтому можете говорить прямо: откуда вы вдруг выкопали этого Хингана?

— То есть как — выкопали? — Валерия на всякий случай тоже избавилась от чашки.

— Вам виднее, — пожал плечами Всеволод Васильевич. — Не исключено, что в прямом смысле. Потому что приблизительно через полгода после случая с Дашенькой Смольниковой, — он покосился на Альбину, однако та не шелохнулась, — Хинган исчез… при таких обстоятельствах, которые позволяют предположить, что исчезал он не по своей воле.

— А если проще?

— В разгар дружеской попойки на собственной даче нырнул в бассейн — и не вынырнул.

— Утонул, что ли?

— Нет, не утонул. Ни живым, ни мертвым его никто больше не видел.

— Ну да, просочился в канализацию, — догадливо кивнула Валерия. — Или нет, погодите: там, в бассейне, сидел крокодил, как в том старом сериале, помните, — она нетерпеливо пощелкала пальцами, — «Возвращение в Эдем», и этот крокодил…

— Не было крокодила, — устало покачал головой Всеволод Васильевич.

— Может, пираньи?

— Не было ни пираний, ни кого-либо другого из флоры и фауны. Остается предположить, что Хинган либо распался на микроэлементы и растворился в ароматизированной бассейновой водичке, либо…

— Либо сбежал!

— Голый? Оставив деньги, все имущество? Уникальную коллекцию перстней? Кассеты, благодаря которым он держал в руках… Ладно, это не интересно. Сбежал, ни разу за год не прикоснувшись к счету? Да нет, абсурд. Так вот: либо он был похищен, да столь хитро, что и следов его не возникало, и слухов никаких… до сегодняшнего дня, когда вы, красавицы, вдруг напомнили мне об этой гнуси.