Убить, чтобы воскреснуть - Арсеньева Елена. Страница 47
— А ему плевать! — мрачно кивнула девица, бросая выразительный взгляд на английского потребителя бифштексов.
Понятливый Герман вновь наполнил кружечку. На сей раз девушка обошлась без «Спрайта» и продолжала жаловаться точно с того места, на котором остановилась:
— …и плевать с высокой башни! Вчера ночью столкнул меня в бассейн, а ведь знает, что я и плавать не умею и воды боюсь панически! И вообще — в апреле купаться?!
— Бассейн на улице? — посочувствовал Герман.
— А где же! И хоть вода подогретая, так воздух не подогретый же! А в полночь это вообще только для моржей…
Девушка всхлипнула от жалости к себе и принялась оглядывать руки-ноги на предмет нанесенного ущерба. Ущерб обнаружился незамедлительно: чулки стали ажурными, сквозь дырки виднелись разбитая коленка и длинная ссадина, плащ покрылся грязными пятнами, а главное, сломались два алых ногтя. Глядя на укоротившиеся пальцы, девушка снова обиженно завыла, как если бы это была самая большая беда.
— И за что, главное? — тоскливо воззрилась она на Германа. — Я всего-то и сказала ему, что фамилию, конечно, можно на любую другую поменять, хоть из «Бархатной книги», хоть из «Гербовника», и титул купить не проблема, однако все равно предки твои как были Цимбалами, так и останутся!
У Германа глаза на лоб полезли:
— Твой парень хочет купить себе титул? Вот уж правда: дураков не сеют, не пашут, они сами родятся. Денег некуда девать, что ли?
Серый глаз подозрительно заблестел:
— А ты кто такой, деньги в чужих карманах считать?
Оказывается, она не так уж и пьяна. И ее обида на Хингана совсем не означает, что она автоматически выложит каждому встречному-поперечному все секреты своего пусть и жестокого, однако весьма щедрого (стоит только взглянуть на коллекцию бриллиантов на ее пальцах!) любовника.
— Да плевать я на них хотел, — сказал Герман со всей возможной прямотой. — И на тебя, кстати, тоже. Ты, я вижу, оклемалась? Ну, тогда вали отсюда, а то мне ехать пора.
Лексику и интонации такого рода девушка понимала мгновенно. Хорошенькая замурзанная мордашка озабоченно вытянулась.
— Ой, нет! — сказала она испуганно. — Ты меня подвези, ладно? — Пошарила по карманам. — Б-блин… Все деньги остались в сумке, а сумка у этого хрена в машине. Слушай, если уж ты смертельно хочешь, я тебе быстренько дам или минет могу, как скажешь, но ты меня подвези на Таганку, а? Понимаешь, если я не появлюсь там, Хинган точно возьмет к себе Лидку, а мне тогда только в эскортницы подаваться!
— А на Таганке — там что? — уточнил Герман, послушно трогая джип с места и игнорируя предложение о предоплате.
— Один хитрый кабак. Ты не знаешь, конечно, но я покажу.
— Но как же ты… в таком виде? Может, где-то переоденешься? — заикнулся он, деликатно косясь на разбитую коленку, выглядывавшую из лопнувшего чулка.
— Да ну, чепуха, ты что, думаешь, там ресторан «Планета Голливуд»? — хихикнула девица. — Сойдет и так. Один раз я вообще приехала в разрезанном платье… Что, не веришь?! — смертельно обиделась вдруг она, поймав взгляд Германа. — Хинган взял и разрезал — спереди, точно посередине: стал такой халатик без пуговиц. — Она опять хихикнула. — А ничего, никто не помер. Там и не такое видали. Да поехали скорей!
— Ну, как посмотрю, жизнь у тебя — на грани фола, — посочувствовал Герман. — Платья режут, купаться по ночам заставляют…
— Ой, не говори! — Девица охотно свернула на тропу своих обид. — Главное дело, ровно в полночь купаться, ты представляешь? Особенно любит при гостях выдрючиваться. Надоел до чертиков! Раньше все ходили на него смотреть, а теперь он в бассейн — и никто даже головы не повернет, сидят, пьют, в телик пялятся или еще что-нибудь. Ну, Хинган злится, конечно, а все равно форс держит. Этот чокнутый где-то вычитал, будто один из тех графов, хрен знает каких, фамилию которых он намерен взять, купался в любую погоду, зимой и летом, ровно в полночь — и дожил до ста лет. Я ему говорю: «Хинган, ты все равно не доживешь, зачем зря мучиться?» Он мне ка-ак дал!
Девушка привычно всхлипнула.
— Почему же он не доживет? — исключительно из вежливости поинтересовался Герман.
Больше не хотелось поддерживать беседу. Даже мороз по коже бежал от возбуждения. Наконец-то… Наконец-то что-то проклюнулось, нащупался хоть какой-то подступ к тому, что он задумал. Похоже, доберется он все-таки до Хингана, доберется!
Нет, не шутка была, конечно, подстеречь его, изрешетить пулями, но в планы Германа не входило оказаться после этого за решеткой. И даже если бы удалось выйти сухим из воды, этого было для него мало. Смерть Хингана — ничто. Ему уготовано другое… он должен еще пожить, получить от жизни удовольствие… от новой жизни! И только иногда прошлое будет возникать перед ним: невозвратимое прошлое, только иногда Хинган будет осознавать, что он потерял и почему… И, может быть, в эти минуты Герман будет ощущать хотя бы подобие торжества, а главное — покоя. Потом придет очередь тех двоих, которые сейчас «отдыхают» в Заволжье, в колонии, но первое дело — Хинган.
Нет, эта дурочка в алом плащике не права! Хинган вполне может пожить еще, и даже довольно долго…
— Так почему ты думаешь, что твой приятель долго не протянет? — спросил он опять. — Не всех же новых русских обязательно убивают. Да у него небось и охрана есть.
— Конечно, — кивнула девица, подозрительно косясь на него. — Есть охрана! А тебе какая забота? Что ты меня все время выспрашиваешь, а?
Положительно, она начала действовать Герману на нервы, и он даже где-то понимал Хингана, который решил избавиться от этой дуры столь радикальным путем. Поэтому Герман просто подрулил к обочине и, перегнувшись через колени пассажирки, открыл дверцу. Спросил обиженно, глядя в округлившиеся глаза:
— В этом доме кота, кажется, в чем-то подозревают?
Глаза стали еще больше: разумеется, она в глаза не видела ни одной строчки Булгакова!
— Проще говоря, — пояснил Герман, — ты думаешь, я выпытываю какие-то секреты твоего недоумка Хингана? Видел я его в гробу в белых тапочках! — Он не лгал, ей-богу… — Давай, топай отсюда. Выходи, выходи!
— Почему? — испуганно пискнула она.
— Чтоб не думалось. Брысь, ну!
— А… минет? — спросила девица с робкой надеждой, но Герман, усмехнувшись, бросил ей на колени сотенную:
— Сделаешь кому-нибудь другому. А если и он не захочет, просто заплати, чтоб довез.
Недоверчиво, исподлобья поглядывая, она сгребла деньги бриллиантово сверкающей лапкой и сползла с сиденья. Постояла минуточку, словно в нерешительности, потом вдруг резко задрала узенькое платьишко, да так, что стало ясно: эта девица предпочитает обходиться без нижнего белья. Вызывающе мелькнув блондинистым треугольничком, одернула подол и ринулась прочь, то и дело оглядываясь. Может быть, надеялась, что Герман пустится вдогонку. Но он только головой покачал: блондинка-то натуральная, кто бы мог подумать! — и, дав газ, погнал джип вперед. Через полминуты, не больше, он забыл и эту дуреху, и все ее благоглупости.
Мысли текли спокойно, холодно. Схема похищения Хингана выстраивалась в голове так четко, будто ее вычерчивал компьютер. Сердце билось ровно. Его не тревожили призраки, сознание не мутилось от близкого торжества свершающейся мести. Он думал о том, что предстояло, как об обычном деле, о рядовой операции. Не выискивал никакого благорасположения небес в том факте, что подобрал буквально на дороге столь ценный источник информации — после месяца изнурительной слежки. Всякое терпение рано или поздно вознаграждается. Стучите, и отверзется! Вот и ему отверзлось. Конечно, повезло, что сегодня на дежурстве оказался именно он, Герман, а не один из Семенычей. Вряд ли эта болонка, которая готова лизать руку хозяина, даже когда ее бьют, разоткровенничалась бы с кем-то из них. Ну что же, тем лучше, что Герман оказался в нужное время в нужном месте.
Теперь взятие Хингана — вопрос двух-трех дней. Надо сегодня же послать Миху купить петард, шутих, фейерверков. Будильник не забыть: сделать часовой механизм для запуска этой пиротехнической забавы. Нет, лучше пусть съездит в магазин Никита, а Миха должен сколотить две легкие прочные лестницы.