Дело о таинственном наследстве - Молчанова Татьяна. Страница 18

«Родная», – тихо прошептал граф, покачал головой то ли от неверия всему происходящему, то ли страшась полноты своих ощущений, и, вздохнув, склонился над бумагами. Знак вопроса, подглядывающий в приоткрытую дверь кабинета, удовлетворенно удалился кушать чай.

Наташа же была на удивление спокойна. Признание графа было как будто таким естественным. И вот этого она в себе не понимала. Ну как так – ей признаются в любви, да еще в такой романтической обстановке. Признается человек, которого она… И тут на нее нападал некий ступор. Слушая себя, пытаясь понять, что она чувствует, Наташа не слышала ничего, даже своего спасителя – саркастического голоса. Вот, только когда она вспоминала, как граф целовал ее, какие темные у него были в тот момент глаза, как сама она провалилась в какое-то щемящее нетерпеливое пространство, тогда она чувствовала, что ей хотелось бы глубже погрузиться в него, пройти его до конца, узнать, почувствовать… И сделать это вместе с графом.

Василий, в отличие от поглощенной графом и праздничными хлопотами Наташи, времени даром не терял и обещание свое выполнял. Он каждый день в разное время наведывался в трактир. Но давешний дергающийся господин все не появлялся. Юноша уже стал подозревать, что нового совпадения времени и обстоятельств может и не случиться. Пока ему в голову не пришла светлая мысль. В очередной раз забежав в трактир, он подозвал мальчишку-полового. Дав ему пятак, допросил, не видал ли он в последнее время искомого господина. Прыгая вокруг мальчишки, он силился изобразить его, что получалось у Васи довольно-таки неплохо. Особенно удачным вышел момент, когда он уставился в одну точку и пробубнил что-то вроде: «…аще вина елого». Зачарованный видом кончика своего носа, открывшегося ему первый раз под таким углом, Василий не сразу разобрал, что в приступах смеха, перемешанных с икотой, пытается сказать ему половой.

А тот, всхлипывая, икал:

– Ну вылитый барин дновский, ха! Ик! Он вот так себе всегда вино заказывает. Ха-ха! Ик! – закатывался мальчишка, пока Василий не дал ему затрещину, так, легонько, для острастки. И половой, наконец, смог объяснить довольно-таки внятно следующее: оказывается, этот господин не кто иной, как гость дновский. Почему дновский? Так приезжает с той стороны всегда, туда и уезжает. В город наведывается пару раз в неделю по каким-то неясным делам и обязательно захаживает к ним в трактир. Имя? Не-а, не знает. Барин ни с кем тут особо не разговаривает. Засядет часа на два, выпить закажет так, не особо много. Кушать почти не кушают. Да тут много таких, деловых, что ли. Сидят, кумекают что-то…

– Да вот, кстати, и он! – Мальчишка кивнул на входящего в зал дерганого господина.

Василий шуганул мальчишку. И, притаившись у буфета, стал наблюдать за таинственным барином. А тот опять слегка пошатывался и вид имел уже совершеннейшего старичка. Он сел за столик, сделал заказ, достал какие-то бумаги и стал их изучать.

Следующие действия Василий совершал исключительно по вдохновению. Он быстрым шагом вышел в зал, и, проходя мимо столика с господином, очень замысловато вкрутил свои ноги в соседний стул. Тот, служивший верой и правдой уже дюжину лет, такого отношения к себе не потерпел. Взбрыкнул всеми четырьмя ножками, отчего Василий, к вящему своему удовольствию, начал падать прямо на господина. Тот в первое мгновение оторопело уставился на внезапно свалившегося на его руки юношу. Затем попытался скинуть его со своих колен, на что Василий стал громко всхлипывать:

– Ох, простите, Бога ради, ай! Моя нога!

И тут господин, всмотревшись в упавшее на него чудо, всполошился, видимо узнавая своего недавнего помощника. И стал спихивать Василия уже более любезно. Даже с улыбочкой:

– Ну что же вы, голубчик, так неловко-то?

«Голубчик» наконец соизволил сползти с его колен. Чуть ли не на четвереньках Вася добрался до коварного стула и с видом абсолютного мученика водрузился на него, шепча умирающим голосом:

– Простите, что потревожил, барин. Сейчас пойду, только передохну немного…

– Коньяка, быстро! – приказал барин. И подал даже собственноручно Василию рюмочку, приговаривая мягким смеющимся тенорком: – Вот так оказия! В прошлый раз вы меня выручили, а теперь и я вас попользую. Пейте коньячок, скорее в голове просветлеет. Как это вы прям на меня-то и упали, – смеялся барин, дребезжа телом. Он был даже рад этой встрече, скрасившей его усиленные мыслительные процессы над двумя листочками, в которые Василий уже пытался заглянуть. Рюмка коньяка действительно настолько взбодрила его, что и сел Вася уже ровнее, и улыбнулся заботливому барину, и горячо поблагодарил его, так сказать, за спасение. Будучи добрым и говорливым парнем, Василий еще поохал и поахал. Благодаря своего спасителя, он все приговаривал: «Ведь вот вам крест, головой прямо об угол летел, прямо об этот проклятый угол. А получилось, что к вам…»

– А что, простите за любопытство, вы архитектурой интересуетесь? – Вася внезапно сменил тему, понимая, что через минуту уже долее будет просто неприличным вот так сидеть, просто охая и ахая. Кроме того, краешек бумажки он все-таки разглядел. Будучи образованным юношей, понял, что это какие-то чертежи, а спрашивал сейчас уже так, наобум. Однако столь невинный вопрос сильно взволновал нашего барина. Он рванул бумажки на себя, под стол, стараясь свернуть их. Коряво улыбнулся, мол, пустяки, но руки его дрожали. Незаметно спрятать бумажки не получалось. И, видимо решив, что ничего худого они сами по себе не представляют, он наконец положил их обратно на стол. «А что, – подумалось ему. – Может, парень что и соображает по строительной части, рассказать разве?» И, немного успокоившись, он откинулся на спинку стула и прокряхтел, практически не кривя душой:

– Да вот, действительно, знаете ли, я всякие переделки затеял у себя в хозяйстве. Но знаток я, честно говоря, неважный. Зашел к уездному архивариусу, планы построек разных взял, чтобы покумекать над ними на досуге. Может, что полезного перейму для себя. Больно хороши ваши дома здесь, как на века построены, и дворовые помещения тоже. Вот хоть эти планы взять, что скажете? – И, горя желанием услышать что-то полезное, он протянул Василию бумаги. Тот с равнодушным выражением лица взял их, безмерно ликуя в душе, повертел минуту и отдал обратно.

– Ничего особенного, – зевнул он. – Действительно, план какого-то очень добротного дома. Таких здесь много.

А в голове аж кричало: «Да ведь это же план дома Феофаны Ивановны!»

Он сразу опознал его – план был тонко и точно вычерчен. К тому же, насколько ему было известно, только ее дом, в отличие от остальных к нему ближайших, имел большой обширный подвал. Барин обратно бумаги не принял, продолжая выспрашивать:

– А можно ли в доме наподобие такого, что вот на этой на картиночке, тайник устроить? А то столько дорогих сердцу вещичек храню. Жалко будет, ежели все покрадут когда. А с тайником оно надежнее, – и неубедительно захихикал.

Василий опять взял в руки листочки и посмотрел на план постройки дома уже более внимательно.

Думая: «А барин-то не только загадочный, но и какой-то уж шибко неумный. Ну как вот так первому встречному документы показывать да спрашивать, где тайники сделать, и ведь врет еще!»

Вася прекрасно знал, что планы построек окружных усадеб хранятся в величайшем секрете. Просто так для просмотра никому не выдаются. Кстати, лишь малая их часть имеется у местного архивариуса. Обычно их сами владельцы и хранят… Хотя… Василий взглянул в прищуренные и чуть слезившиеся глаза барина. Возможно, не так-то уж он и глуп. Во-первых, достал где-то нужные ему документы. Во-вторых, хорошо все придумал. Ведь ежели он есть заезжий барин, какового изображает, ну скажу я ему, где тайник разместить. А он уедет в свою тьмутаракань, и не узнает никто, где именно он там свои ценности хоронить станет. А может, хватит нам ходить вокруг да около? И Василий, как можно искреннее улыбнувшись, спросил:

– А вы откуда к нам прибыли? – впрочем, мало надеясь, как и на свою обаятельную улыбку, так и на правдивый ответ господина. И конечно же, не ошибся.