Дело о таинственном наследстве - Молчанова Татьяна. Страница 34

Следующим же утром в уезд в сопровождении судебного врача прибыл судебный следователь по важнейшим делам Аркадий Арсеньевич Никифоров. Первым делом он вызвал Никольского и, не перебив ни единым вопросом, выслушал рассказ доктора о вечере Наташиных именин. Затем опять отправил урядника к графу, на сей раз с рекомендацией последнему не покидать дома до посещения господина следователя и гостей не принимать.

Также послал судебного врача в больничный морг для освидетельствования тела. После скудноватого обеда, коим его отпотчевал исправник, Никифоров взялся за вещественное доказательство № 1. К приставу были приглашены местный аптекарь, фармацевт, судебный врач и совершенно издерганный доктор Никольский. Следователь выдал им под роспись кисет и, приведя к присяге, потребовал в течение ближайших часов дать экспертное заключение об его содержимом.

Затем Аркадий Арсеньевич вселился в дом почтмейстера и покойно стал ожидать заключения.

Благодаря познаниям привлеченных специалистов и отменнейшей лаборатории Никольского, он получил его рано поутру следующего дня. После чего надолго засел с телеграфической машиной, посылая и получая какие-то, видимо, очень нужные сведения. Не уважив обедом вечно унылую почтмейстерову жену, а лишь наскоро перекусив и махнув каплю рябиновки, взял ранее составленный со слов Никольского список бывших на Натальиных именинах гостей и рысью поскакал по заявленным фамилиям.

Первыми в списке стояли князь Красков и его дочь, в доме коих, собственно, все и произошло.

Господин судебный следователь Аркадий Арсеньевич Никифоров остановил коляску перед воротами дома Красковых, шумно втянул большим бугристым носом чуть затуманенный утренний воздух и, быстро выдохнув, вышел из коляски и направился чуть прихрамывающей походкой к дверям.

До выхода на пенсию оставалось меньше двух лет. Служилось царю-батюшке и верой, и правдой, и совестью. Продвигался Аркадий Арсеньевич по службе довольно-таки ловко, благодаря тончайшему знанию законов, схем совершения преступлений и святой вере в то, что в преступлении главнее всего правильно определить мотив. Тогда уже и все остальное сыщется, и преступление будет раскрыто. Такой подход к делу неизменно давал свои результаты. Аркадий Арсеньевич буквально препарировал в прямом смысле слова все вещественные доказательства и в переносном – личности свидетелей и подозреваемых. На основе полученных сведений он делал чаще всего правильные умозаключения. Иногда, правда, грешил слабоватым сопоставлением фактов и чрезмерным увлечением какой-либо одной своей теорией преступления, но Бог миловал: совсем уж сложные дела ему доставались редко, а ошибок было крайне мало. Вот и сейчас – подозрительная смерть уездной старушки. Странновато выглядит, конечно. Судя по возрасту, она и так на ладан дышала, еще год-два, и сама бы тихо скончалась. Значит, не терпелось кому-то очень, и пред ним вариант преступления, где расследование должно начинаться с классического: «Cui prodest» – ищи, кому выгодно!

Николай Никитич встретил гостя крайне сухо. Скандал получался определенный – судебный чин в его доме! Но дело есть дело и он, просив гостя садиться, приказал подать чаю и позвать Наталью.

Аркадий Арсеньевич молча дожидался Наташу, ничем не помогая князю скрасить неловкость неприятного знакомства. Следователь, не стесняясь, оглядывал обстановку, блестя темными живыми глазами и подергивая большим носом. Он быстро выпил поданный чай, который немедленно проступил потом на всем его лице. Аркадий Арсеньевич промокнул капли салфеткой, взял сухарик и стал шумно его грызть. Николай Никитич тоже молчал, не находя в себе сил на рассуждения хотя бы о погоде. Пару раз он кашлянул, несколько сотен секунд протикали часы, и в гостиную вошла, не понимавшая, зачем князь позвал ее, Наташа.

Следователь поклонился ей и тут же начал:

– Уважаемый князь, княжна, я должен сообщить вам о причине моего появления, хотя, судя по всему, вы уже догадываетесь…

Наташа недоуменно посмотрела на отца. Тот сделал виноватые глаза: жалея дочку, он не стал ей пока говорить про то, что накануне ему поведал о Феофаниной смерти доктор Никольский. Не рассчитывал, что его дом посетит следователь, да еще так шустро. И князь очень неприязненно, что бывало с ним крайне редко, посмотрел на Никифорова. Тот, однако, взгляда не увидел:

– Помещица Ровчинская Феофана Ивановна скончалась 8 сентября 18… года по насильственным, неестественным причинам, проще говоря, убита… – Следователь сделал паузу, наблюдая за белым цветом, растекающимся по лицу Натальи, и за чрезвычайной нахмуренностью князя.

– В табаке, которым воспользовалась Ровчинская, – продолжал он, – обнаружилось наличие цианида калия. Ввиду невыясненных обстоятельств наступившей смерти я, собственно, и прибыл к вам из Пскова, чтобы эти самые обстоятельства прояснить. А именно: найти личность, свершившую данное преступление.

Наташа, поправ все законы приличия, вскочила с кресла и выбежала из гостиной. Буквально в одну секунду взлетела по лестнице, добежала до своей комнаты и упала на постель. Ее колотило как в ознобе, в висках болью пульсировала кровь.

«Убита? Да что же это? Как это может быть? Кто же?» – Хаос мыслей был совершенно невыносим. Перед ее внутренним взглядом, с неимоверной скоростью сменяя друг друга, возникали картины вечера. «Вот я гуляю с графом по саду, вот Софья трет платочком пальцы, вот она же рассказывает мне историю про карты, затем беседка, потом, о Господи! Вот этот момент, да! – Феофана просит табака, и граф ей подает кисет… Свой кисет! Господи. Да что же это… Какой-то цианид калия. Что это – отрава? Как можно умереть от табака?» Голова кружилась. Наташа с трудом встала с кровати, подошла к умывальнику и вылила себе на лицо кувшин холодной воды. Не вытирая ее, села в кресло. Капли падали в складки платья и растекались, не впитываясь. «Надо вернуться вниз. Какой неприятный человек. Как он это сказал. Хотя как он это должен был сказать, – простите, тут Феофану Ивановну отравили, но вы не волнуйтесь, хи-хи, ха-ха. Так, все, надо взять себя в руки».

Она опять встала, промокнула лицо полотенцем и не совсем твердой походкой спустилась обратно к отцу и следователю.

Те опять сидели молча. Николай Никитич совсем растерянный, Никифоров – грызя сухарик, пережидая привычную в его практике сцену. Князь было поднялся навстречу дочери, но Наташа кивнула ему, что, мол, все в порядке. Она села в кресло и почти спокойно заговорила.

– Но вы понимаете, что граф дал тетушке СВОЙ кисет. Понимаете? Не тетушкину табакерку, а свой кисет!

Аркадий Арсеньевич насторожился.

Наташа с таким же несколько неестественным спокойствием продолжала:

– Это значит, что убить должны были его, ведь если бы он закурил или понюхал этот табак, то умер бы он… или… – Наташа, уже даже не побледнев, а как-то слегка позеленев, умоляюще посмотрела на отца. Тот лишь сердито крякнул. Аркадий Арсеньевич поклонился Наталье с искренним уважением:

– Весьма рад, что в вашем уезде такие умные барышни живут. Мое восхищение, Наталья Николаевна, но как вы изволили заметить или… А именно: действительно кисет принадлежал графу Орлову, и вопрос: знал ли он о его содержимом – остается чрезвычайно открытым. Но этим уж позвольте заняться вашему покорному слуге. Сейчас же я приехал вас поспрашивать о некоторых фактах, чтобы в полной мере восстановить, как это у нас говорят, картину происшедшего.

Аркадий Арсеньевич не торопясь достал из портфеля несколько листов бумаги и, проверив, остер ли карандаш, приступил к собиранию фактов. Он записал имена Красковых, их даты рождения, местопоселения, родство и т. д. и т. п. Затем просил точно вспомнить, кто присутствовал на празднике. Затем – кто точно был в комнате в момент смерти Феофаны Ивановны, кто о чем говорил, кто входил, кто выходил… Уже две чашки чая было выпито, а ничего по существу дела, как казалось Наталье, следователь даже не спросил.