Дело о таинственном наследстве - Молчанова Татьяна. Страница 36

– Основываясь на том, что мне с приезда удалось узнать, я пришел к выводу, что в этом деле существует три основных вопроса. Причем только один из них правильно поставлен. Вот они. – Не выдержав и быстро и несолидно почесав нос, Аркадий Арсеньевич вздохнул и секунд пять помолчал для значительности.

Первое: или вы убили вашу тетушку.

Второе: или кто-то хотел убить вас.

Третье – или кто-то хотел и убил Феофану Ивановну, – и, не давая графу вставить слово, продолжил: – А кстати, граф, что за такой таинственный карточный долг на вас висит? Впрочем, можете не говорить, спасали мальчишку? – Аркадий Арсеньевич засмеялся. – Наслышан, наслышан. Да… Только вот сумма… Граф, какую сумму вы остались должны брату Софьи Павловны Зюм?

– Пять тысяч рублей, – прошептал граф, еще не совсем опомнившийся от неожиданного обвинения, как бы вскользь предъявленного следователем.

– Не мало, не мало. Как собирались отдавать?

– Земля, часть моей земли в Саратовской губернии под аренду выставлена. Платежи к началу октября ожидаются… На 6 тысяч…

– Стало быть, вы располагаете возможностью долг уплатить и явились к госпоже Ровчинской не за деньгами?

– Нет! – горячо воскликнул граф, уже полностью пришедший в себя. Возмущение от того, что его могли заподозрить в таком страшном деле, ударило ему в голову. – Нет, уважаемый господин следователь, не для того, чтобы ее убить и получить наследные деньги. И не для того, чтобы ими расплачиваться за даже не свой карточный долг!

– Да, я понимаю ваш гнев, не сердитесь, граф. – Вострый глаз Аркадия Арсеньевича погас. – Это в наших общих интересах найти, вы понимаете, найти не много не мало, а убийцу. Страшно сожалею, но слова ваши требуют полного доказательства. Расписочку на долг я уже видел, а вот доказательств того, что вы в состоянии расплатиться, у меня нет. Вы уж предоставьте их мне, если возможно… Тогда, будем надеяться, и, как это говорится, мотивов для возможного преступления и подозревания вас у меня не останется…

И Аркадий Арсеньевич опять значительно помолчал…

– Фактическая сторона, знаете ли, прежде всего. А при всем моем уважении к вам ситуация выглядит не очень хорошо. Сбегаете из Москвы к богатой родственнице. Время отдачи долга приближается. Родственница умирает… И если бы не бдительность доктора Никольского, так бы и похоронили вашу тетушку, считая, что от удара скончалась… Н-да…

У Антона Ивановича, который подслушивал за дверьми, от ужаса подкосились ноги и он опустился на колени.

В это же самое время, пока Аркадий Арсеньевич изощрялся в искусстве дознания, а граф искал поддержки у стола, Николай Никитич сидел в кресле и читал книжку. Наталья тихонечко пробралась к нему за спину и осторожненько поцеловала в щеку. Князь засмеялся, поймал Наташину руку, потянул и усадил ее на кресло подле себя.

– Ну что, девочка, давненько мы с тобой не сидели, не разговаривали! Все хлопоты, суета, теперь вот это все. – Князь жалостливо посмотрел на Наташу. – Побледнела, похудела. Надо же было, в нашем доме, – вздохнул он.

Похоже, во всей этой истории Николая Никитича после беспокойства за дочку и графа больше всего волновало, что столь непонятное и страшное происшествие случилось именно в их доме. Ему тяжело было от вида прислуги, уносившей тело, от крестящейся молоденькой горничной, вымывающей полы после всего, от гор не съеденной и выброшенной еды. Так бывает после поминок… Вообще, вся эта история напомнила ему то давнее, нестерпимо больное, что пришлось пережить со смертью его Машеньки. Губы у князя дрогнули, он шумно выдохнул воздух и заморгал часто-часто, чтобы, не дай бог, слеза не показалась на глазах. Но Наташа все увидела и все поняла. Она шла к отцу рассказать то, что не успела рассказать графу, посоветоваться, что дальше делать. Однако сейчас, глядя на отца, передумала. Ну чем он сможет ей помочь? Только разволнуется, расхворается, быть может, даже. Но тогда кому? Этому неприятному следователю, который принес такие страшные новости, который будто смеется над Наташиными предположениями и каждое слово записывает остро отточенным карандашом?

На всякий случай она спросила мнение отца об Аркадии Арсеньевиче.

– Честно говоря, дочка, не показался он мне таким уж проницательным. Видно, что по протоколу все работает. Вопросы повторяются, и формальные они какие-то… Не из ума… Факты его интересуют, а не фантазии. В принципе правильно, но мне всегда казалось, что из фантазии можно извлечь много полезных фактов. А как в расследовательском деле без фантазии-то? Не знаю.

«Значит, со следователем мне действительно разговаривать бесполезно, – подумала Наташа. – Тот все за фантазию примет и забудет. Факты-то есть, а вот их доказательства… Он же видит во мне только глупенькую барышню, даже, пожалуй, и слушать не станет. Значит, надо рассказать кому-то еще, уважаемому, а тот уже передаст все куда следует».

– Так вот, – продолжал о своем князь, – наш тайный советник…

«Ну конечно, Сергей Мстиславович! Ведь он тоже заметил некоторые странности!»

И, повеселевшая от сознания, что сможет, наконец, снять с себя груз знаний и доверить его надежному человеку, поговорив еще немного с отцом, Наташа поцеловала его и ушла.

Вернувшись в свою комнату, первым делом выдвинула нижний ящик комода. Покопавшись во всяких безделушках, вытащила коробочку. Открыла ее, и, убедившись, что все на месте, аккуратно опустила в мешочек, затем накинула шаль и спустилась вниз. Пробравшись в глубь сада, заглянула в домик с садовыми инструментами и взяла небольшую лестничку. Спустя минуту уже поднималась по ней, прислоненной к старому вязу. На последней ступеньке уперлась коленками в ствол для равновесия и засунула руку в небольшое дупло – ее персональный, еще детский, тайник. Зрелище было довольно-таки удивительным. Красавица-барышня в роскошном желтом домашнем фланелевом платье с лихо перекинутой через плечо кружевной шалью стоит на последней ступеньке лестницы и, судя по всему, ругается. Рука никак не могла нащупать в глубоком дупле среди многих прочих сокровищ нужную вещь.

«Ох, ну вот он!» – рука вынырнула, держа увесистый кожаный мешочек. Наташа слезла с лестницы, вернула ее на место и резво побежала домой. Там засунула мешочек в другой мешочек, туда же отправился маленький бумажный конвертик с чем-то невесомым внутри и… Она чуть-чуть подумала, потом достала еще один конверт, потяжелее, и тоже положила в мешочек. Наконец закончив все эти приготовления и приведя себя в порядок, залезла на любимый подоконник. Нужно было немного подумать…

Аркадий Арсеньевич, создавший о себе такое неблагоприятное мнение у Красковых, тем временем молвил:

– Ну-с, чтобы уже закончить, мне надобно переговорить, – он сверился с какой-то бумажкой… – С Антоном Ивановичем Копыловым.

Дражайший родственник, боясь, что его застанут за подслушиванием и не дожидаясь, пока за ним пошлют, кое-как поднялся с колен, открыл дверь и сам вошел в гостиную. Низко, почти раболепно поклонился Аркадию Арсеньевичу. Тот, однако, не заметив, как он вошел, в этот момент резюмировал Орлову:

– Граф, будем откровенны! Я в вашей чести и в вашей невиновности нисколько не сомневаюсь. Но, к сожалению, это еще надо доказать, потому как вы, судя по всему, являетесь прямым наследником покойной. Кстати, я тут уже похозяйничал вперед вас и выяснил, что духовная Феофаны Ивановны составлена по всем правилам и хранится у Матвея Денисовича, нотариуса. Поскольку от домашнего ареста я вас освобождаю, то теперь вы вполне можете поинтересоваться содержанием завещания. Антон Иванович, если не ошибаюсь? – Следователь наконец обратил внимание на вошедшего. – Перед вами тоже извиняюсь за беспокойство, – он чуть приподнялся с кресла, кланяясь.

Антон Иванович перед этим стоял, вытянувшись в струночку, жадно вслушиваясь в последние слова следователя. Поэтому, когда тот так неожиданно к нему обратился, сделал какое-то рефлекторное, неуловимое движение бежать, но секунду спустя взял себя в руки и опять поклонился. Однако боязно ему было ужасно. Продержав Антона Ивановича в своей характерной паузе несколько мгновений, Аркадий Арсеньевич продолжал: