Мастера детектива. Выпуск 6 - Грин Грэм. Страница 19

— Но послушайте, — воскликнул мистер Грин. — Это же не фальшивки. Они принадлежат компании.

— Можете считать, что дом еще не продан.

— Здесь у меня перронный контролер, — сказал суперинтендент. — Разумеется, не помнит ничего такого, что могло бы оказаться полезным. В этих дурацких романах всегда читаешь, что люди что-нибудь да помнят, а в жизни все не так — дай бог, если кто-нибудь вспомнит, что на ней было что-то темное или что-то светлое.

— Вы послали кого-нибудь осмотреть дом? Это показания агента? Странно. Она, вероятно, пошла туда прямо с вокзала. А зачем? И зачем притворяться, что покупаешь дом, и платить ворованными ассигнациями?

— Похоже, она любой ценой хотела добиться, чтобы дом не купил другой человек, как будто у нее там было что-то спрятано.

— Хорошо бы вашему человеку тщательно осмотреть дом, сэр. Только вряд ли там много найдешь. Будь что искать, она бы уже давно вернулась подписать бумаги.

— А вдруг она испугалась, — сказал суперинтендент, — что он обнаружит, что деньги эти — ворованные?

— Знаете, — сказал Мейтер, — меня не очень-то интересовало это дело. Оно казалось мне довольно мелким. Ловить какого-то воришку, когда весь мир вот-вот перегрызется из-за того, что эти болваны на континенте никак не найдут убийцу... Но сейчас оно завладело мной. Что-то в нем есть необычное. Я говорил вам, что мой шеф сказал о Рейвене? Что за ним, мол, словно борозда тянется. И тем не менее, он пока что как-то умудряется уходить от нас. Можно мне ознакомиться с заявлением перронного контролера?

— В нем ничего нет.

— Позвольте с вами не согласиться, сэр, — сказал Мейтер, пока суперинтендент доставал заявление из кипы бумаг на столе, — книжки правы. Обыкновенно люди хоть что-то да помнят. Если бы они вообще ничего не помнили, было бы очень странно. Только призраки ничего после себя не оставляют. Агент, например, запомнил цвет ее глаз.

— И, вероятно, ошибся, — сказал суперинтендент. — Пожалуйста, он помнит только, что она несла два чемодана. Это, конечно, что-то, но не так уж много.

— И все же это наводит на кое-какие догадки, вы не согласны? — Мейтеру не хотелось рисоваться перед провинциальной полицией — ему нужна была ее помощь. — Она приехала надолго (женщина может многое положить в один чемодан), или же, если она несла и его чемодан, значит, он заставил ее это сделать. Такие считают, что с женщинами нужно обращаться грубо, и всю тяжелую работу взваливают на их плечи. Это вполне в характере Рейвена. Что же касается девушки...

— В рассказах о гангстерах, — сказал суперинтендент, — таких называют марухами.

— Что ж, маруха так маруха. Вероятно, она из тех женщин, которым нравится, когда с ними обходятся грубо. Жадная цепкая бабенка — вот так я ее себе представляю. Будь в ней побольше смелости, она взяла бы один чемодан, а другой отдала бы ему.

— Я думаю, этот Рейвен настоящий урод.

— Возможно, — сказал Мейтер. — Возможно, ей нравятся уроды. Возможно, они приводят ее в трепет.

Суперинтендент хмыкнул.

— Много же, однако, вы извлекли из этих двух чемоданов. А прочтете записку контролера, так, наверное, сразу выдадите ее фотографию. Ловкачи. Только он ничего не помнит, даже во что она была одета.

Мейтер стал читать. Читал он медленно. Он не сказал ни слова, однако тень какого-то ужасного смятения, промелькнувшая на его лице, насторожила суперинтендента.

— Что случилось? — спросил тот в тревоге. — Неужели там что-то есть?

— Вы сказали, что я выдам вам ее фотографию, — сказал Мейтер. Он вытащил из-под своих наручных часов кусочек газеты. — Вон она, сэр. Разошлите ее немедленно по всем отделениям и опубликуйте в газетах.

— Но в записке же ничего нет, — удивился суперинтендент.

— Каждый хоть что-то да помнит. Это совсем не то, что могли бы заметить вы. У меня, кажется, есть личная информация об этом преступлении, но до сих пор я этого не знал.

— Он же ничего не помнит, — по-прежнему не верил суперинтендент, — кроме этих чемоданов.

— Спасибо и на том, — сказал Мейтер. — А это может значить... Понимаете, он тут говорит, что запомнил ее потому — он называет это словом «помнить», — что она — единственная женщина, которая сошла в Ноттвиче. А эта девушка, — он указал на фотографию, — насколько мне известно, ехала именно этим поездом. У нее ангажемент в местном театре.

Суперинтендент, все еще не понимая, насколько глубоко потрясен Мейтер, спросил напрямик:

— И она такая, как вы сказали? Ей нравятся уроды?

— По-моему, ей нравятся нормальные люди, — ответил Мейтер, глядя в окно на людей, направлявшихся ранним холодным утром на работу.

— И что она, жадная и цепкая?

— Да нет же, черт возьми!

— Но будь в ней побольше смелости... — передразнил его суперинтендент. Он полагал, что Мейтер расстроен из-за того, что его догадки оказались ошибочными.

— На этот счет никаких подозрений, — сказал Мейтер и отвернулся от окна. Он забыл, что разговаривает с человеком выше себя по званию; он забыл, что с этими провинциалами надо быть тактичным. — Черт возьми, неужели вы не понимаете? Он не нес чемодан потому, что ему надо было держать ее под прицелом. Он заставил ее идти в тот жилой район. Я должен туда съездить. Он хотел убить ее.

— Нет-нет, — сказал суперинтендент. — Вы забываете: она отдала деньги Грину и вышла из дома вместе с ним. Он провожал ее.

— Но я готов поклясться, — воскликнул Мейтер, — что она ни в чем не замешана. Это невероятно. Это бессмысленно. Мы же обручены.

— Да, тяжело, — согласился суперинтендент. Он помолчал, взял обгоревшую спичку, почистил ноготь и оттолкнул фотографию. — Возьмите ее. Мы подойдем к делу с другой стороны.

— Нет, — сказал Мейтер. — Это дело поручено мне. Распорядитесь, чтобы этот снимок напечатали. Фотография, правда, плохая, неясная. — Он даже не взглянул на нее. — Она не дает о ней должного представления. Но я телеграфирую домой и попрошу прислать что-нибудь получше. У меня дома целый набор ее фотокарточек. Ее лицо в разных ракурсах. Для газеты лучше не найти.

— Простите меня, Мейтер, — сказал суперинтендент. — Но не лучше ли будет, если я переговорю с Ярдом? Попрошу прислать кого-нибудь другого?

— Никого лучше вам в данном случае не найти, — ответил Мейтер. — Я знаю ее. Если ее вообще можно найти, то я ее найду. Сейчас я поеду в тот дом. Понимаете, ваш человек может чего-нибудь не заметить. А я ее знаю.

— Этому должно быть какое-нибудь объяснение, — сказал суперинтендент.

— Разве вы не понимаете, — сказал Мейтер, — что если и есть какое объяснение, так оно... значит... ну, что она в опасности, она, возможно, даже...

— Мы бы нашли ее тело.

— Пока мы не можем найти даже живого человека, — сказал Мейтер. — Попросите, пожалуйста, Сондерса поехать следом за мной, хорошо? Какой там адрес?

Он старательно все записал. Он всегда записывал факты, доверяясь мозгу только в тех случаях, когда дело касалось теорий и догадок.

Ехать до нового жилого района пришлось долго. У него было время поразмыслить над разными возможностями. Она могла проспать, и ее завезли в Йорк. Она могла и не сесть на тот поезд и тогда... В этом жутком домишке не оказалось ничего такого, что противоречило бы его предположениям. В комнате, которой когда-нибудь было суждено стать прихожей, он обнаружил человека в штатском. Безвкусный камин, на стене — рамка без картины из дешевого дерева — все это одним видом своим напоминало о необжитой, громоздкой мебели, темных шторах и старом фарфоре.

— Абсолютно ничего тут нет, — сказал детектив. — Ничегошеньки. Видно, конечно, что кто-то здесь побывал. Пыль кое-где стерта. Но слой пыли совсем тонкий — следов ног на нем не останется. Здесь ловить нечего.

— Всегда что-нибудь да найдется, — сказал Мейтер. — Где вы обнаружили следы? Во всех комнатах?

— Нет, не во всех. Но из этого ничего не следует. В этой комнате, например, следов не было, но тут не так уж много пыли. Видимо, строители постарались. Трудно сказать, был здесь кто или нет.