Поиск в темноте - Михеев Михаил Петрович. Страница 8

Ее спутник остановился возле стола.

– У нас новые соседи, – сказал он.

– Да, если не возражаете, – ответил Максим.

– Почему же, пожалуйста. Парни до вас здесь сидели, куда как скучные.

У него были тонкие губы и внушительный нос, который этаким утесом возвышался на его плоском лице. На убийцу он в моем представлении не тянул, но ко всему остальному… Впрочем, фразу он построил довольно литературно, проявив если не уровень образования, то наличие, во всяком случае, какой-то начитанности. Официантка успела заменить нам приборы, фрукты уже лежали в общей вазе на столе. Максим заказал бутылку сухого.

– И еще два фужера, пожалуйста.

– Я вам поставила, – сказала официантка.

– Дополнительно, – попросил Максим.

Следуя правилам хорошего тона, Максим отлил вина в свой фужер, затем наполнил три остальных и свой и подвинул два фужера нашим соседям.

– Не откажитесь, – он приглашающе поднял бокал. – За знакомство!

У меня появилось опасение, что Максим слишком поспешно идет на сближение, но у него все выглядело так мило и непосредственно, что трудно было заподозрить со стороны какой-либо корыстный интерес. Мы познакомились.

Девушка назвала себя Ларой, – не знаю, как она была записана в паспорте, могла быть и Валерией, и Калерией, и Ларисой. Молодой человек, сообщив, что он Вика – Викентий, – особых детективных проблем у меня не вызывал. Пригляделась к его узкоплечей фигуре, чистеньким пальчикам и тому, с каким изяществом он держал тоненькую ножку фужера… – нет, вряд ли эта рука могла ткнуть ножом Мишу Севина, именно ткнуть – расчетливо и сильно, а не ударить с размаху, когда не уверен, куда попадешь.

На буфете у Лили Прохоровой стояли в стаканчике белые хризантемы. Максим опять отправился к официантке, еще одна бумажка опустилась в ее кармашек, и он вернулся с двумя хризантемами. Я пристроила цветок в нагрудном кармане комбинезона; у Лары такого кармана не было на безрукавке, я достала из сумочки безопасную булавку (всегда стараюсь иметь при себе пару таких булавок, при необходимости им можно найти и неожиданное применение, в чем я убедилась в той же школе милиции, когда один наш оперативник-практикант вышел из затруднения с помощью такой вот булавки), и Максим учтиво и ловко пристегнул вторую хризантему к отвороту темно-красной безрукавки и заработал сдержанное «благодарю!».

Барабанщик на эстраде приглашающе ударил колотушкой по тарелкам, молодой бард с норвежскими бакенбардами выбросил перед собой черную змейку микрофонного шнура:

Я под стеклом, я на витрине
Смотрю в окно в дождливый час…

Вика поднялся, вопросительно глянул на меня. Тогда и Максим подал руку своей соседке и повел ее следом за нами.

Современный танец хорош тем, что при желании можно установить какую-то дистанцию между собой и партнером и даже замкнуться на себе, не выглядя при этом ни невежей, ни недотрогой. Вика не настаивал на тесном контакте и солировал против меня, резво покачиваясь с боку на бок.

Папа, подари, папа, подари,
Папа, подари мне куклу!..

Максим танцевал с Ларой неподалеку от нас, я поймала его взгляд, одобряюще чуть улыбнулась ему. Вика принял это на свой счет и усиленно заработал плечами.

Закончив играть, оркестранты сели за свой столик и принялись за пиво, устроив таким образом длинный перерыв.

Пока Лара не проявляла ко мне какого-либо заметного любопытства, и это меня беспокоило – нужно было как-то закрепить случайное знакомство. Зато Вика усердно старался привлечь мое внимание. Как я уже заметила, в начитанности ему отказать было нельзя, но пользовался он своими знаниями неумело, шутки его были плоски, а темы скучны. Лара слушала Вику со снисходительной усмешкой, и можно было безошибочно заключить, что какими-либо симпатиями у нее он не пользовался. Нет! Если даже направление нашего поиска правильно, не ради него она рисковала тогда на лестнице, это лишний раз убеждало меня, что к преступлению в туалете Вика не имеет прямого отношения.

Кафе закрывалось в одиннадцать часов. Наша программа с Максимом была отработана заранее. Где-то после десяти он раза два взглянул на ручные часы.

– Не опоздаешь? – спросила я.

– Пожалуй, нужно идти. Пока до Толмачева доберусь…

– Улетаете? – спросила Лара.

– Да, в командировку. Оставляю вам на вечер Женю. Не давайте ей скучать!

– Постараемся! – с готовностью откликнулся Вика.

– Пойдем, – сказала я Максиму, – я тебя до дверей провожу.

Максим положил на стол деньги, чтобы официантку не обеспокоил наш обоюдный уход, поклонился Ларе, кивнул Вике, и мы спустились в вестибюль.

Получив свое пальто, Максим передал мне номерок с вешалки. Выразительно поглядел на меня. Говорить было нечего, все уже было обговорено заранее, а рядом находились швейцар и гардеробщик. Конечно, он хотел бы сказать, чтобы я вела себя поосторожнее… Я только, кивнула ему, поцеловала в щеку и он ушел.

3

Я вернулась в зал. Лара сидела за столиком одна.

– А Вика? – спросила я.

– Знакомых увидел.

За пятым от нас столиком шумела подвыпившая компания. Вика был среди них.

Я понимала, что кафе вот-вот закроют, это обязывало меня как-то поторопиться. Пока я не знала о Ларе – кроме имени – ровным счетом ничего. Со спокойным холодком она держалась в отдалении, я не находила уместного пути к более тесному знакомству. В любую минуту она могла просто уйти, не приходить больше сюда, и с таким трудом закинутая паутинка может оборваться надолго, если не навсегда.

И пока я маялась, отыскивая какие-либо ходы, полковник Приходько уже нашел их раньше меня. Лара обратила внимание на мой комбинезон. Престижность и ценность нынешнего швейного – да и не только швейного – изделия определяется его фирменной маркой, и если раньше ее скромно ставили где-либо на подкладке, то нынешние фавориты моды навязчиво выносят знак своей фирмы на видное место: либо на задний карман, либо спереди, на оторочку грудного кармана, как на моем комбинезоне.

Фирма «Ренглер» была, разумеется, Ларе знакома, и она поинтересовалась, где я сумела достать такой шикарный комбинезон. И когда узнала, что я работаю у самых истоков импортного благополучия, ее интерес ко мне несколько возрос. Я подтвердила свои возможности, рассчитывая, конечно, на полковника Приходько, так как швейный импорт на наш склад обычно не попадал.

– Мне звонить не стоит, телефон у завскладом на столе стоит, – сказала я.

– Понятно. Тогда я вам свой телефон напишу, – она вытащила из стаканчика на столе бумажную салфетку. – Вот только чем?

Я могла бы сказать, что мне достаточно его услышать, но решила не показывать здесь своих способностей, а достала из сумочки долгопишущий стержень от авторучки – в моей сумочке было достаточно таких вроде бы случайных вещей, начиная от кусочка пластилина, уже упомянутых булавок и бритвенного лезвия, завернутого в ленточку лейкопластыря.

Лара записала телефон на салфетке.

– Домашний? – поинтересовалась я.

– Какой домашний? В новостройке живу. Это – поликлиника районная.

– А кого спросить?

– Да, чего же я… – и она приписала: «Лариса Шарапова».

– Врач?

– Стоматолог.

– Это хорошо.

– Чего «хорошо»?

– Прибегу к вам, когда зубы заболят.

Я засунула салфетку в сумочку. Шарапова подняла бокал, допила вино. Поставила бокал, задумчиво повертела его на столе.

– Скажите…

– Да, – отозвалась я.

– Максим, конечно, вам не муж?

– Конечно, не муж. У Максима жена – геолог. Он сидит в редакции, она путешествует с экспедицией по тайге.

Я немного, что называется, брала грех на душу, так говоря про Максима, – на самом деле у него была жена геолог, только сейчас ее не было в живых. Но сейчас она была мне нужна, я уже догадывалась, в какую сторону повернет наш разговор.