Крестный отец Катманду - Бердетт Джон. Страница 25

Его армейский ум, не иначе, заключил, что мы с Леком любовники. Солдаты решили позабавиться по дороге на базу.

И позабавились. Когда я остановился перед дверью кабинета генерала Зинны в военном городке, мои уши звенели от криков Лека, среди которых самыми невыносимыми были следовавшие за стонами боли восклицания: «Чем я вас обидел?»

Я решил использовать это выражение в общении с генералом.

Как только я появился в его кабинете, он отпустил двух вооруженных охранников. Генерал был на пять дюймов ниже меня и на двадцать лет старше, но в драке легко бы положил меня на обе лопатки. У него была широченная грудь и сильно развитая мускулатура, какой Будда иногда награждает коротышек в качестве компенсации за их маленький рост. Я представил, как он в детстве решал, кем ему стать, когда вырастет, и свел список до двух пунктов: армейский генерал и оперный баритон. Правда, насчет второго он серьезно не задумывался. Пикантность ситуации заключалась в его печально известном пристрастии к мальчикам. Однако он принадлежал к той категории «голубого» сообщества, для которой эрекция являлась чем-то вроде дубинки полицейского, которой они сокрушали любовников, в то время как Лек состоял из любви, вряд ли когда-нибудь занимался сексом и поэтому был достоин презрения.

— Чем я вас обидел? — спросил я.

Седые волосы генерала были так коротко подстрижены, что казалось, будто он обрит наголо. При его росте он держался важно и напыщенно.

Зинна встал, обошел стол, подковки его сапог прозвенели по плиткам пола. Он остановился в дюйме передо мной и ткнул в грудь указательным пальцем, словно хотел опрокинуть.

Только злость за Лека придала мне храбрости схватить его палец и загнуть назад. Он не вздрогнул, а посмотрел мне в глаза, словно хотел понять, хватит ли у меня духу его сломать.

«Давай, давай, — говорили его глаза, — налетай!»

Я сделал ему так больно, как только осмелился, но ломать палец не решился и отпустил. Надо признать, его болевой порог гораздо выше моего. Зинна несколько секунд с любопытством смотрел на свою руку, затем кивнул на грубый деревянный стул, а сам остался стоять.

— Ответь, с какой целью ты заявился в женскую тюрьму со своим валетом, и можешь отправляться на все четыре стороны.

— Он не мой валет, он мой помощник. И что бы вы ни задумали, имейте в виду: он ни при чем. Кстати, что, ваши люди — все «голубые»? У меня такое впечатление, что они все, как один, влюбились в него.

Мой вопрос, казалось, его позабавил. В глазах генерала появилась смешинка.

— А если и так, это противозаконно? Ты собираешься их арестовать?

— Нет, — ответил я. — Не имею права. Это очевидно.

— Очевидно, — кивнул он. — Очень жаль, что твой босс, полковник Викорн, до сих пор этого не понимает. — Он отступил на два шага и окинул меня внимательным взглядом. — Думаю, ты приходил туда повидаться с австралийской сучонкой. — Он выговорил это слово с сочным презрением. — Это ты ее арестовал?

Поскольку я не ответил, он окликнул находящегося за дверью секретаря. Вошел рядовой лет тридцати, ростом выше шести футов, скроенный словно из железа. Но меня встревожило не столько его телосложение, сколько прячущийся в этом теле ум. Этот человек не шаловливый молодой новобранец, а убийца, которому доставляет удовольствие его работа.

Я кашлянул.

— Послушайте, думаю, что могу объяснить в дв… дв… двух словах. Вы считаете, что полковник Викорн арестовал вашего наркокурьера, потому что решил пойти на обострение. Ваше десятилетнее соглашение подходит к концу, и каждый из вас пытается добиться преимуществ. Но вы ошибаетесь. Мой босс не стал бы действовать так грубо — вы не тот человек, к кому применима подобная стратегия. Всем это известно. В дело вмешалась третья сторона.

Я заметил, что пробудил в Зинне интерес.

— Вот как? Кто такой?

— Тибетец.

Это слово вызвало странную реакцию. Генерал переглянулся со своим головорезом, затем пододвинул стул, сел напротив меня и минут пять не говорил ни слова.

— Имя? — наконец спросил он.

— Доктор Норбу Тиецин.

Мне показалось, что и генерал, и его секретарь одновременно вздрогнули. Зинна поднялся и некоторое время властным шагом расхаживал по кабинету, каждым кругом все больше утверждая свою власть. Затем приказал секретарю выйти и, когда дверь за ним закрылась, повернулся ко мне.

— Говори.

— Только после того как увижу своего помощника за окном в добром здравии.

— С каких пор приказания отдаешь здесь ты?

— Вы можете вырвать у меня ответ при помощи пытки. Но это займет какое-то время и Викорн посчитает, что ему следует отомстить. Можно гораздо эффективнее использовать ваше драгоценное время — просто покажите мне Лека в окно. И еще: в моей власти сделать так, чтобы ваши переговоры о новом десятилетнем соглашении прошли как можно спокойнее и без эксцессов. Вы так не считаете?

Зинна пожал плечами и взял телефонную трубку.

— Похоже, тут настоящая любовь. — Он косо взглянул на меня, прежде чем заговорить в микрофон. — Выведи-ка во двор транссексуала, которого только что привезли ребята. Так, чтобы я мог видеть то ли его, то ли ее из окна. А если замечу на нем видимые отметины, кое-кому надеру задницу.

Пока Лека выводили, мы с Зинной, хоть, казалось, это было неуместно, предались воспоминаниям о том, как больше десяти лет назад проходили их переговоры с Викорном. К тому времени я всего несколько лет работал полицейским после курсантской школы. Генерала удивило, насколько хорошо сохранились в моей памяти те события. Но такое вряд ли забудешь.

Тогда и Викорну, и Зинне было по пятьдесят с небольшим, они достигли вершины власти и горели желанием помериться силами, сойдясь друг с другом в самой отчаянной схватке, какие мне только приходилось видеть. Переговоры проходили на границе с Бирмой, где Зинна организовал фабрику наркотиков, способную производить миллион таблеток в день. В качестве рабочей силы на фабрике использовались карены, [37] которых бирманские военные превратили в рабов и, разумеется, за жирный кусок прибыли уступили Зинне.

Пока мы с Зинной толковали о тех временах, у меня в голове вертелись и складывались в картинки обрывки воспоминаний. Мысленно я видел себя совсем еще юнцом — впечатлительным, восторженным, горячим и полностью под пятой Викорна. Полковник послал меня на территорию, которой исторически владели не карены, а хмонги. [38] В мою задачу входило разведать местность, перед тем как сядет вертолет. Викорн всех поразил, прилетев не на одной черной птичке, а прихватив с собой целую армаду из тринадцати винтокрылых машин, нанятых на день у торговца оружием из Камбоджи.

Зинна пришел в ярость, испугался, но не подал виду. Они вели переговоры за столом армейского образца в долине, где хмонги выращивали мак. Затем что-то пошло не так, и из-за выступа появились весьма свирепого вида солдаты с базуками и бросились в нашу сторону, что очень сильно смахивало на военную атаку. Тут мы как полоумные рванули когти к последнему, не успевшему улететь вертолету. И уже с высоты делали им непристойные жесты, означающие, что генетически они не так уж далеко ушли от водяных буйволов, и в то же время держали пальцы скрещенными, чтобы они не вскинули базуки на плечи и не пальнули в нас, пока мы еще в радиусе действия их ракет.

— Близко, — пропел Викорн, когда замечательная сверлящая воздух блестящая болванка пролетела мимо нас (она напомнила мне о стремительно рвущейся назад, в нирвану, завершившей свой цикл воплощений душе, отчего даже я испытал некоторую ревность).

Когда вертолет, закладывая вираж, накренился, я увидел, как хмонгские женщины складывают в кучи мешки с опиумом-сырцом. А другие надевают их на бамбуковые палки, которые кладут на плечи и несут в деревню, как делали это тысячу лет.