Пленники ночи - Чейз Лоретта. Страница 8
Ио пора было знакомиться с гостями. Хозяин дома подводил Исмала то к одной, то к другой группе. Когда Исмал перезнакомился с несколькими сотнями — так ему показалось — гостей, он позволил себе бросить взгляд в сторону террасы. Но он увидел лишь край красновато-коричневого платья — саму мадам Боумонт он как следует рассмотреть не мог. Она, как всегда, была окружена мужчинами.
Единственной женщиной, которую Исмал обычно видел рядом с ней, была леди Кэррол, но, по словам лорда Норбури, его сестра еще не прибыла в Лондон. Лейла Боумонт приехала на вечеринку с одной из кузин леди Кэррол.
Интересно, подумал Исмал, заметила ли его мадам Боумонт? Вряд ли. Вид ей загораживал какой-то верзила с всклокоченными волосами.
Как только Исмал мысленно послал его к черту, верзила тут же отошел в сторону. В этот момент Лейла Боумонт обвела взглядом зал… и увидела Исмала.
Он не улыбнулся. Он не смог бы улыбнуться, даже если бы от этого зависела его жизнь. Хотя мадам Боумонт стояла довольно далеко от Исмала, он понял, что она его узнала, и это вызвало в его душе непонятное волнение.
Исмал незаметно отделился от группы гостей, с которыми его только что познакомили, и так же незаметно смешался с теми, кто окружал мадам Боумонт. Болтая то с одним, то с другим из мужчин, он проложил себе дорогу в самую середину кружка, где с высоко поднятой головой стояла Лейла Боумонт.
Исмал поклонился:
— Мадам.
Она едва кивнула:
— Месье.
Когда Лейла представляла Исмала тем, кто стоял рядом с нею, голос ее заметно дрожал от сдерживаемого волнения. Исмал же оставался спокоен и невозмутим.
Дождавшись, когда кавалеры Лейлы один за другим отошли от нее, он, делая вид, что крайне удивлен, спросил:
— Надеюсь, это не я прогнал всех ваших друзей? Иногда я, не желая того, могу кого-либо оскорбить. Виной, очевидно, мой плохой английский.
— Неужели?
Лейла изучала его лицо внимательным взглядом художника.
Исмал почувствовал себя неловко, и это вывело его из себя. Он не должен позволять себе сердиться, но мадам уже так давно его раздражает, что он стал слишком болезненно на это реагировать.
Исмал так же пристально посмотрел на Лейлу.
Ее щеки еле заметно порозовели.
— Надеюсь, месье Боумонт здоров?
— Да.
— А ваша работа по-прежнему…
— Да, очень хорошо.
— Вы теперь поселились в Лондоне?
— Да.
Короткие односложные ответы свидетельствовали о том, что ему удалось заставить ее перестать думать о живописи. Пока этого достаточно, сказал себе Исмал и улыбнулся.
— Вам, наверное, хочется послать меня к черту?
— Конечно же, нет.
Исмал посмотрел на руки мадам. Лейла нервно поглаживала большим пальцем правой руки левое запястье.
— Я полагаю, вам хотелось послать меня к черту при нашей самой первой встрече? Я даже подумал, уж не из-за меня ли вы так поспешно сбежали из Парижа?
— Мы не сбежали.
— И все же я уверен, что чем-то вас обидел. Вы уехали даже не попрощавшись.
— Мы ни с кем не попрощались. У нас не было времени. Фрэнсис очень… — Взгляд Лейлы стал настороженным. — Муж решил уехать, а если Фрэнсис что-то решит, он не любит откладывать.
— Вы обещали написать мой портрет, — тихо сказал Исмал. — Я был страшно разочарован.
— Полагаю, сейчас вы уже оправились от своего разочарования, месье.
Исмал сделал шаг, чтобы быть ближе к Лейле. Она не шелохнулась. Сцепив руки за спиной, Исмал опустил голову.
Он оказался достаточно близко, чтобы уловить запах ее духов. Аромат был прежним. И напряжение, которое Исмал так хорошо запомнил, было таким же — притяжение и… сопротивление.
— И все же портрет — это достаточный повод, чтобы приехать в Лондон. Именно так я сказал вашей очаровательной подруге леди Кэррол, которая меня пожалела, как видите, и не только пригласила побыть с ее семьей и гостями в этом живописном месте, но и приказала одному из своих братьев сопровождать меня, чтобы я не заблудился.
Исмал поднял голову и увидел в карих глазах Лейлы целый ураган чувств — злость, тревогу, сомнение… и что-то еще, чего он не смог распознать.
— Похоже, это Фиона как раз и заблудилась. Она уже давно должна быть здесь.
— Очень жаль. Она пропустит танцы. Слышите, уже заиграла музыка? — Исмал посмотрел по сторонам. — Я ожидал, что несколько английских джентльменов, стоявших рядом с вами, захотят пригласить вас на первый танец, но что-то я никого не вижу. Неужели нет претендентов?
— Просто я знаю себя. Если я начну прямо сейчас, меня не хватит на весь вечер. Поэтому я оставила за собой только четыре танца.
— Пять, — сказал Исмал, протягивая руку.
— Потом… возможно.
— Потом вы мне откажете. У вас начнут болеть ноги. Вы устанете. К тому же и я могу устать и тогда… собьюсь с шага. Помнится, со мной такое уже случалось и после этого я ни разу с вами не танцевал. — Исмал понизил голос: — Надеюсь, вы не станете заставлять меня вас уговаривать?
Лейла взяла его руку.
— Сегодня утром? — недоверчиво повторила Фиона. — Ты серьезно? Ты здесь всего два дня. И я только что приехала.
— Ты должна была давно приехать. — Лейла сунула в чемодан свое бальное платье.
Они разговаривали в спальне, отведенной Лейле. Было восемь часов утра, а бал кончился почти на рассвете, но Лейла успела хорошо отдохнуть. Она спала как убитая. И это неудивительно: Лейла легла спать с таким чувством, словно провела пять лет на каторге под неусыпным оком безжалостного надсмотрщика, роль которого исполнял Эсмонд. Весь вечер прошел в борьбе, но будь ее воля, Лейла предпочла бы открытую войну с применением настоящего оружия. Но как бороться с тенью, с инсинуациями, с намеками? Графу отлично удавалось делать вид, что он ведет себя пристойно, а на самом деле он все время заставлял Лейлу испытывать неловкость? Фиона села на постель.
— Признайся, ты убегаешь от Эсмонда?
— В общем-то да.
— Ну и зря.
— Я не могу с ним справиться, Фиона. Его невозможно понять. Фрэнсис был прав.
— Фрэнсис пьяный болван.
Лейла скатала нижнюю юбку и положила ее в угол чемодана.
— Но он не глуп. И разбирается в людях.
— Твой муж ревнует, потому что не обладает теми качествами, которые есть у Эсмонда. Он мог бы когда-то ими обладать, но теперь уже поздно. Этот грубиян никогда тебя не заслуживал. А уж твоей верности тем более. Тебе давно надо было завести любовника, моя дорогая.
— А у тебя он есть?
— Нет, но лишь потому, что я еще не нашла подходящего, а вовсе не из какого-то дурацкого принципа.
— Я никогда не стану шлюхой.
— Слово «шлюха» придумали мужчины исключительно для того, что оскорбить женщин. А мужчина — повеса, вольнодумец! Чувствуешь, как эффектно звучит? Женщина же, которая ведет себя как они, — шлюха, уличная девка, проститутка… черт, и этот список бесконечен! Я один раз попыталась подсчитать. Представляешь, в английском языке в десять раз больше слов для описания женщины, любящей удовольствия, чем для такого же мужчины. Не кажется ли тебе, что над этим стоит задуматься?
— Зачем мне задумываться? Я вообще не желаю об этом думать. Какая разница сколько есть слов и какие они. Я никогда не опущусь до уровня Фрэнсиса.
Фиона вздохнула.
— Ты даже не начала флиртовать с этим прекрасным графом. А он не потащит тебя в постель силой, дорогая. Уверяю тебя, у моего брата приличный дом, и ты можешь остаться на неделю, не рискуя, что тебя продадут в белое рабство.
— Нет. Он… вероломный. Я не знаю, как тебе это объяснить. Разве ты сама не видишь? Фрэнсис был, как всегда, прав. Эсмонд каким-то образом влияет на людей. Это похоже на… ах, я не знаю. На гипноз, что ли.
Фиона удивленно подняла брови.
Лейла не стала винить подругу. Это действительно похоже на безумие. Она села рядом с Фионой.
— Я приняла твердое решение не танцевать с ним. А потом… о, это звучит смешно… но на самом деле… Он грозился, что начнет меня уговаривать.