Глухая стена - Манкелль Хеннинг. Страница 6
— Там же написано. Им были нужны деньги.
— Но жестокое насилие?.. Как он?
— Лундберг?
— Кто же еще?
— По-прежнему без сознания. Обещали позвонить, если что. Либо он очнется. Либо умрет.
— Тебе это понятно?
Мартинссон сел в посетительское кресло:
— Нет. Непонятно. И я не уверен, что хочу понять.
— А надо бы. Если ты намерен и дальше работать в полиции.
Мартинссон взглянул на Валландера:
— Ты знаешь, я не единожды подумывал уйти. Последний раз ты убедил меня остаться. Но что будет дальше, я понятия не имею. Однако уговорить меня наверняка окажется не так-то легко.
Вполне возможно, Мартинссон прав. Это встревожило Валландера. Ему не хотелось терять такого сотрудника. Как не хотелось услышать и от Анн-Бритт, что она тоже уходит из полиции.
— Пожалуй, надо пойти потолковать с задержанной, — сказал Валландер. — С Соней Хёкберг.
— Погоди. Есть еще одно дело.
Валландер успел встать и теперь снова сел. Мартинссон держал в руке какие-то бумаги.
— Будь добр, прочти. Это случилось сегодня ночью. Я сам выезжал на место. Не стал тебя будить.
— Что же произошло?
— Около часу ночи охранник сообщил, что возле банкомата рядом с универмагами лежит труп.
— Какими универмагами?
— Ну, где контора налогового ведомства.
Валландер кивнул.
— Мы сразу выехали. Действительно, на асфальте ничком лежал мужчина. По словам врача, скончался он недавно. Максимум пару часов назад. Через день-другой, разумеется, будем знать точно.
— Так что же произошло?
— В том-то и вопрос. На затылке у него была большая рана. Но получил ли он удар по голове или травма — результат падения, с ходу установить не удалось.
— Его ограбили?
— Бумажник был при нем. С деньгами.
Валландер задумался:
— Свидетелей нашли?
— Нет.
— Кто он?
Мартинссон полистал бумаги:
— Тиннес Фальк, сорок семь лет. Жил неподалеку. На Апельбергсгатан, десять. Съемная квартира на верхнем этаже.
Валландер жестом остановил его, переспросил:
— Апельбергсгатан, десять?
— Да.
Комиссар медленно кивнул. Вспомнил, как несколько лет назад, после развода с Моной, на танцевальном вечере в гостинице «Сальтшёбаден» познакомился с женщиной. Он тогда здорово напился, поехал домой к новой знакомой, а утром проснулся рядом со спящей женщиной, которую на трезвую голову едва узнал. Как ее звали, он тоже понятия не имел. Поспешно одевшись, сбежал оттуда и с тех пор никогда ту женщину не встречал. Но почему-то не сомневался, что живет она на Апельбергсгатан, 10.
— С адресом что-то не так? — в свою очередь спросил Мартинссон.
— Я просто не расслышал.
Мартинссон посмотрел на него с удивлением:
— Я что, неразборчиво говорю?
— Продолжай, пожалуйста.
— Судя по всему, одинокий. В разводе. Бывшая жена живет здесь, в Истаде. Дети проживают в других местах. Девятнадцатилетний сын учится в Стокгольме. Дочь — ей семнадцать — работает няней в Париже, в одном из посольств. Мы, конечно, известили жену о смерти Фалька.
— Чем он занимался?
— По-видимому, держал индивидуальную консалтинговую фирму, в области информационных технологий.
— И его не ограбили?
— Нет. Но буквально перед смертью он получил из банкомата выписку о состоянии своего счета. Когда мы его нашли, листок был у него в руке.
— То есть деньги он не снимал?
— Судя по выписке, нет.
— В противном случае можно было бы предположить, что кто-то караулил возле банкомата и, когда он снял деньги, нанес ему удар по голове.
— Я думал о такой возможности. Но деньги он последний раз снимал в минувшую субботу. Небольшую сумму.
Мартинссон протянул Валландеру пластиковый пакет, в котором лежал испачканный кровью листок бумаги. Автомат выдал выписку в 0 часов 2 минуты, отметил про себя Валландер и вернул пакет Мартинссону.
— Что говорит Нюберг?
— Кроме раны на голове, на преступление ничто не указывает. Вероятно, он умер от инфаркта.
— Может, рассчитывал, что на счету окажется больше денег, — задумчиво сказал Валландер.
— С чего ты взял?
Валландер сам недоумевал, почему так сказал. И снова поднялся из-за стола.
— Ладно, подождем результатов вскрытия. Но пока будем считать, что преступления здесь не было. И отложим это дело в сторонку.
Мартинссон собрал свои бумаги.
— Я созвонюсь с адвокатом, которого назначили Соне Хёкберг. И сообщу, когда он подъедет. Тогда ты сможешь с ней поговорить.
— Сказать по правде, я не рвусь. Но придется.
Мартинссон ушел. А Валландер двинул в туалет, думая о том, что теперь, во всяком случае, нет необходимости поминутно шастать в уборную, не то что раньше, когда уровень сахара в крови был чересчур высок.
Следующий час он посвятил безнадежному делу о контрабанде сигарет, и все это время где-то в затылке кружилась мысль об обещании, которое он дал Анн-Бритт Хёглунд.
В две минуты пятого позвонил Мартинссон, сообщил, что Соня Хёкберг и адвокат ждут его.
— Кто у нее адвокат?
— Герман Лётберг.
Валландер знал этого пожилого юриста: работать с ним было легко.
— Через пять минут буду, — сказал он и положил трубку.
Снова подошел к окну. Галки улетели. Ветер усилился. Валландер думал об Анетте Фредман. О мальчике, что играл на полу. О его испуганных глазах. Потом тряхнул головой и попробовал обдумать вопросы, какие надо для начала задать Соне Хёкберг. В мартинссоновской папке значилось, что именно она сидела на заднем сиденье и ударила Лундберга молотком по голове. Причем не один раз. Словно ее обуяла совершенно необузданная ярость.
Он поискал блокнот и ручку. Вышел в коридор, но тотчас вернулся: забыл очки. Всё, можно идти.
Вопрос, в сущности, только один, думал он, направляясь в комнату для допросов. Единственный вопрос, на который важно получить ответ.
Почему они это сделали?
То, что им были нужны деньги, скорее отговорка, а не ответ.
Ответ надо искать гораздо глубже.
4
Соня Хёкберг выглядела совсем не так, как Валландер себе представлял. Он, правда, не смог бы описать, какой она ему виделась, но безусловно не похожей на ту, что сидела в комнате для допросов. Перед ним была девушка небольшого роста, худенькая, чуть ли не прозрачная. Светлые волосы до плеч, голубые глаза. На вид родная сестра мальчишки с икорного тюбика. Аккурат под стать этому Калле, думал он. Ребячливая, жизнерадостная. И уж никак не дуреха с молотком, спрятанным под курткой или в сумке.
Адвоката ее Валландер встретил в коридоре.
— Держится она очень собранно. Но я не уверен, что она отдает себе отчет, в чем ее подозревают, — сказал Лётберг.
— Она не подозреваемая. Она созналась в содеянном, — веско вставил Мартинссон.
— Молоток. Вы нашли его? — спросил Валландер.
— Она засунула его под кровать. Даже кровь не стерла. А вот вторая девчонка выбросила нож. Ищем до сих пор.
Мартинссон отправился по своим делам. Валландер и адвокат вместе вошли в комнату для допросов. Девушка с любопытством смотрела на них. Без малейшей нервозности; Валландер кивнул, сел на стул напротив. На столе стоял диктофон. Адвокат тоже сел, так, чтобы Соня Хёкберг видела его. Валландер долго смотрел на нее. Она глаз не отвела. И вдруг спросила:
— Жвачки не найдется?
Валландер покачал головой. Взглянул на Лётберга, тот тоже покачал головой.
— Посмотрим, возможно, немного погодя организуем тебе жвачку, — сказал комиссар, включив диктофон. — Сперва мы побеседуем.
— Я уже все рассказала. Почему мне нельзя жвачку? Я могу заплатить. Ни слова не скажу, если не дадите жвачку.
Валландер подвинул к себе телефон, позвонил на вахту. Эбба наверняка все устроит, подумал он. Но, услышав в трубке незнакомый женский голос, вспомнил, что Эббы там нет. Она уже полгода на пенсии, а Валландер до сих пор не привык. Вместо нее работала молодая женщина лет тридцати, Ирена, которая раньше служила секретарем у врача и за короткое время сумела снискать симпатию всего полицейского управления. Но Валландер скучал по Эббе.