Глухая стена - Манкелль Хеннинг. Страница 83

Когда Валландер вошел в холл, с дивана поднялся незнакомый господин, шагнул к нему и назвал свое имя. Рольф Стениус. Имя было знакомое, но только когда Стениус добавил, что он ревизор Тиннеса Фалька, комиссар вспомнил, где его слышал.

— Мне, конечно, следовало заранее позвонить, — сказал Стениус. — Но в Истаде у меня все равно была назначена встреча, которую затем, правда, отменили.

— К сожалению, время неудачное, — ответил Валландер. — Хотя несколько минут у меня найдется.

Они поднялись к нему в кабинет. Рольф Стениус был в его годах, лысоватый, худощавый. Помнится, Ханссон запиской сообщал, что связывался с ним. Из портфеля Стениус достал пластиковую папочку с бумагами.

— Когда полиция связалась со мной, я, разумеется, уже знал о кончине Фалька.

— Кто вам об этом сообщил?

— Его бывшая жена.

Валландер кивнул: дескать, продолжайте.

— Я подготовил обзор по заключениям бухгалтерских книг за последние два года. И еще кой-какие справки, возможно представляющие для вас интерес.

Комиссар не глядя взял у него папку.

— Фальк был состоятельным человеком? — спросил он.

— Смотря что считать большими деньгами. У него было около десяти миллионов.

— Значит, на мой взгляд, состоятельный. А как насчет долгов?

— Так, по мелочи. К тому же расходы у него были не особенно велики.

— Стало быть, доход он получал от консалтинговых заказов?

— Я приложил справку.

— Кто из клиентов платил особенно много?

— Он выполнял целый ряд заказов для США. Оплачивались они хорошо, тем не менее сенсационными суммы не назовешь.

— Что это были за заказы?

— Например, он помогал сети рекламных бюро, охватывающей всю страну. «Мосесон и сыновья». Оптимизировал для них какие-то графические программы.

— А еще?

— Импортер виски, по фамилии Дюпон. Насколько я помню, речь шла о разработке передовой программы складирования.

Валландер задумался. Но собраться с мыслями было нелегко.

— За последний год его доходы росли медленнее?

— Я бы не сказал. Он всегда вкладывал средства с умом. Как говорится, не сваливал все яйца в одно лукошко. Фонды в Швеции, других скандинавских странах и США. Сравнительно большой резерв капитала. Предпочитал хорошую ликвидность. Частенько держал акции. В основном «Эрикссон».

— Кто занимался размещением средств?

— Он сам.

— У него были доходы в Анголе?

— Где, простите?

— В Анголе.

— Насколько я знаю, нет.

— А могло ли быть, что он их имел, только вы об этом не знали?

— Конечно. Но вряд ли.

— Почему?

— Тиннес Фальк был очень честен. Считал, что налоги платить необходимо. Я как-то раз предложил ему зарегистрироваться за рубежом, поскольку в нашей стране налоги очень высоки. Он эту идею не одобрил.

— И что тогда произошло?

— Фальк пришел в ярость. Грозил сменить ревизора, если я еще хоть раз заикнусь о чем-нибудь подобном.

Валландер почувствовал, что не в силах продолжать разговор.

— Я прочитаю ваши бумаги, — сказал он. — Как только выкрою время.

— Прискорбная кончина. — Стениус закрыл портфель. — Фальк был симпатичный человек. Сдержанный, пожалуй, но симпатичный.

Валландер проводил его к выходу.

— В акционерном обществе должно быть руководство. Кто в него входил?

— Разумеется, он сам. Далее, шеф моей конторы. И мой секретарь.

— В таком случае они, наверно, проводили регулярные совещания.

— Я устраивал все необходимое по телефону.

— Значит, встречаться не обязательно?

— Достаточно обмениваться документами и подписями.

Стениус вышел из управления, за воротами раскрыл зонтик. Валландер вернулся в кабинет и внезапно подумал, а нашел ли кто-нибудь время побеседовать с детьми Фалька. Мы даже самое важное сделать не успеваем. Работаем на износ, а горы все растут. Шведская юстиция превращается в затхлый архив, где стены прогибаются от нераскрытых преступлений.

В эту же пятницу в половине четвертого Валландер собрал группу на совещание. Нюберг сообщил, что прийти не сможет. По словам Анн-Бритт, у него случился приступ головокружения. И начали они совещание, мрачно задавая себе вопрос, кто первый свалится с инфарктом. Потом детально проанализировали, какие последствия для расследования имеет тот факт, что Соня Хёкберг в прошлом, по всей вероятности, была изнасилована Карлом-Эйнаром Лундбергом. По просьбе комиссара на совещании присутствовал Викторссон. Он слушал, но вопросов не задавал. Когда Валландер решил, что Лундберга нужно срочно вызвать для беседы, прокурор одобрительно кивнул. Кроме того, Валландер велел Анн-Бритт постараться выяснить, не был ли отец Лундберга каким-то образом причастен к случившемуся.

— Он что, тоже к ней приставал? — удивился Ханссон. — Ну и семейка!

— Нам надо все знать точно, — отрезал Валландер. — Без малейших пробелов.

— Заместительная месть, — сказал Мартинссон. — Ничего не могу с собой поделать, но у меня по-прежнему в голове не укладывается, чтобы это оказалось правдой.

— Мы говорим не о том, что у тебя в голове не укладывается, — ответил Валландер, — а о том, что могло произойти на самом деле.

Комиссар заметил свою резкость, и ему показалось, она не укрылась и от остальных. Поэтому поспешил нарушить молчание и снова обратился к Мартинссону, на сей раз более дружелюбным тоном:

— Стокгольмское управление. Как там насчет специалистов?

— Они, понятно, не обрадовались, когда я сказал, что консультант нужен нам не позднее завтрашнего дня. Но все-таки он прилетит самолетом в девять.

— Как его имя?

— Ханс Альфредссон.

Собравшиеся оживились. [Компьютерщика зовут точно так же, как известного шведского актера и эстрадного артиста.] Мартинссон обещал встретить Альфредссона в Стурупе и ввести его в курс дела.

— Ты сумеешь совладать с тем компьютером? — спросил Валландер.

— Да, я все записывал.

Совещание продолжалось до шести. Многое по-прежнему оставалось неясно, противоречиво и в целом расплывчато, но Валландер чувствовал, что настрой у сотрудников пока хороший. Да, было очень важно раскопать прошлое Сони Хёкберг. Появилась лазейка, в которой они так нуждались. В глубине души все возлагали большие надежды и на эксперта из Стокгольма.

В заключение разговор коснулся Юнаса Ландаля. Ханссону выпала неприятная миссия известить о несчастье родителей, которые действительно находились на Корсике. Сейчас они на пути домой. Нюберг передал через Анн-Бритт записку, где коротко докладывал, что Соня Хёкберг, без сомнения, ездила на автомобиле Ландаля и именно этот автомобиль оставил следы возле силовой подстанции. Далее, было установлено, что Юнас Ландаль прежде не имел дела с полицией. Хотя не исключено, как подчеркнул Валландер, что Ландаль вполне мог участвовать в том налете на норковую ферму близ Сёльвесборга, когда Фальк угодил под арест.

Тем не менее они словно бы стояли перед пропастью, у разрушенного моста. Выпустить на волю норок и убить себя или самому быть убитым — от одного до другого дистанция очень велика. За время совещания комиссар неоднократно излагал свой взгляд на случившееся. Во всем этом сквозила и беспощадная жестокость, и холодный расчет. Мысль о жертве тоже отбрасывать нельзя. Под конец Анн-Бритт спросила, не стоит ли при поддержке Стокгольма запросить информацию о радикальных экологических группировках. Мартинссон, чья дочка Тереза была веганисткой, а заодно участвовала в Движении натуралистов, заявил, что нелепо думать, будто за этими жестокими убийствами могут стоять подобные группировки. И второй раз за день Валландер резко ответил, что исключать нельзя ничего. Пока нет полной ясности с центром событий и с мотивом, необходимо вести расследование сразу по всем возможным направлениям.

И вот тут все выдохлись. Валландер хлопнул ладонью по столу в знак того, что на сегодня обсуждение закончено, и добавил, что в субботу они продолжат. Ему самому не терпелось уйти. До приезда Эльвиры Линдфельдт надо прибрать квартиру. Но он все-таки зашел в кабинет, позвонил Нюбергу. Трубку не снимали так долго, что у Валландера даже возникли дурные предчувствия. В конце концов Нюберг ответил, по обыкновению сердито, и у комиссара отлегло от сердца. Нюбергу полегчало, головокружение прошло. Завтра он будет в полном порядке. И во всеоружии своей яростной энергии.