Портрет Мессии - Смит Крейг. Страница 26
Так и началась эта игра. Мэллой спросил, каким образом она его нашла. Порекомендовал один друг. А у этого друга есть имя? Да, конечно, но графиня не считает удобным называть его. В этот момент Мэллой как раз и подумал, что Клаудия де Медичи совсем не та, за кого себя выдает. Впрочем, она его заинтриговала. Он взял рукопись и принялся добросовестно редактировать ее за свою обычную плату.
Мэллой не слишком разбирался в вопросах религии и почти ничего не знал о происхождении христианства — его не слишком занимала эта тема. Все изменилось, как только он начал работать над рукописью. Можно назвать это чувством ответственности, профессиональным интересом, даже страстью. Как бы там ни было, но написанная графиней книга просто очаровывала. Автор так рассказывала об улицах древнего Иерусалима, точно ходила по ним сама. Она объясняла, что значило быть евреем во времена римского владычества, а затем с той же выразительностью описывала чувства римского солдата, оказавшегося вдалеке от дома, от своей культуры, без жены и семьи.
Мэллой не боялся увлечься религией; в этих вопросах был убежденным скептиком. Тем не менее книга вызвала у него огромный интерес не только к истории Ближнего Востока, но и к истории в целом. Закончив работу, он отправил графине рукопись по почте, как они договаривались, и приложил к ней счет.
Однако, к его удивлению, графиня де Медичи так и не заплатила. И, как человек деловой, Мэллой был вынужден отправить ей напоминание. На это он получил ответ, с пространными извинениями, впрочем, деньги так и не поступили. Правда, внизу была приписка: если он сможет найти время и приехать в Интерлакен, она будет счастлива пригласить его на ланч в отеле «Юнгфрау», где сможет лично принести свои извинения за доставленные неудобства и произвести полный расчет.
Мэллою нигде не удалось найти снимков графини, и в нем проснулось любопытство. Ланч — неплохая идея, прекрасный повод увидеть наконец эту загадочную даму. Когда они встретились, он не знал, что и подумать. Она оказалась значительно старше его — где-то от тридцати пяти до сорока. У него сложилось впечатление, что он никогда прежде не встречал женщины, столь сдержанной в манерах и самодостаточной.
За ланчем она рассказала несколько забавных анекдотов из эпохи Тиберия, точно говорила о живом человеке, а не об исторической личности. Она даже упомянула мелкие, по ее словам, неточности в трудах Тацита и Светония. Графиня держалась столь уверенно, что это завораживало и убеждало в справедливости каждого ее высказывания.
Он ждал неизбежных вопросов о своей личной жизни, ненавязчивых, но позволяющих составить впечатление о человеке при первом знакомстве. К его разочарованию, графиня не проявила к нему интереса. В конце ланча графиня протянула через стол конверт и поблагодарила за отличную работу. А затем извинилась и направилась к выходу, где ее ждал автомобиль, объяснив, что «ее человек» Рене отвезет ее домой. Мэллоя охватило смутное чувство разочарования; он не знал, что и думать. Агент даже рассматривал возможность, что загадочная дама — именно та, за кого себя выдает: серьезный ученый, пусть и немного молода для этого статуса. По рассеянности она забыла вовремя оплатить счет, а потом спохватилась и решила исправить неловкость.
Через несколько месяцев он получил приглашение на прием на вилле графини, что находилась на берегу озера Бриенц.
На протяжении почти десяти лет после этого званого вечера агент всерьез рассматривал возможность, что Клаудия де Медичи организовала прием исключительно ради его пользы. Мэллой считал, что ему невероятно повезло — еще бы, офицер разведки встречается в непринужденной обстановке именно с теми людьми, которые ему нужны. Вообще весь этот прием носил довольно экстравагантный характер, и на него была приглашена местная элита, в том числе банкиры, промышленники, политики, — мечта оперативника! С первого раза Мэллою удалось установить контакты, которые позже позволили получить чрезвычайно важную информацию о банковских счетах двух колумбийских наркобаронов и одного из бывших президентов Филиппин. Приглашения стали приходить ежегодно. Всякий раз на этих приемах графиня приветливо здоровалась с ним, иногда знакомила с каким-нибудь швейцарским финансовым магнатом; впрочем, она почти с ним не разговаривала. Так продолжалось несколько лет. Она приглашала его на фуршет. Он посылал открытку с благодарностью. Не более того.
Неожиданно ночью графиня позвонила. Было начало первого, но она и не подумала извиниться, сказав, что ей срочно нужна помощь, и до утра дело не ждет. Мэллой прибыл на виллу около трех часов. Там его встретил молодой человек, представившийся сотрудником службы безопасности одного из крупнейших банков Берна. Он был в форме частной охранной фирмы, с лацкана свисало ламинированное удостоверение личности со снимком, но все могло быть подделкой. Проверить это Мэллой тогда не мог.
Охранник рассказал, что во время ночного обхода обнаружил банковские списки счетов жертв холокоста, уложенные перед печью; к каждой из папок прилагался приказ с инструкцией уничтожить эти материалы утром. В качестве доказательства молодой человек захватил с собой несколько документов и передал их Мэллою.
— Можете позвонить кому-нибудь, Томас? — спросила графиня.
Будь у Мэллоя больше времени, он бы придумал для себя надежное прикрытие, но как раз времени-то у него и не было. За последние несколько месяцев крупным швейцарским банкам были предъявлены многомиллиардные судебные иски за сокрытие сведений, относящихся к счетам жертв холокоста. Банковское сообщество Швейцарии неоднократно давало заверения, что все записи и доказательства были уничтожены десятки лет назад. Возможно, что отдельные лица могли в тридцатых годах положить деньги на депозитные счета, с условием, что средства, лежащие на них, могут получить наследники. Для закрытия счета и получения всей суммы требовалось предъявить свидетельство о смерти, но в нацистских концентрационных лагерях родственникам жертв их не высылали. К сожалению, утверждали банкиры, все претензии на данный момент проверить и подтвердить нельзя.
Явная ложь, поскольку всем известно пристрастие швейцарцев аккуратно вести счета и записи, но доказать это не представлялось возможным. Мэллою неожиданно выпал уникальный случай вывести банкиров начистую воду. Перспектива заманчивая, но он также понимал, что мог оказаться в ловушке, подвергнуться разоблачению и вместо благодарности заслужить высылку из страны. Он не стал бы рисковать, окажись на месте графини кто-либо другой. Чутье и опыт подсказывали — она подозрительная личность, но он не пытался узнать о ее прошлом, ведь прежде она ничего никогда не просила и никакой информации не предлагала. Она могла работать и на швейцарские банки, а вовсе не против них.
И все же почему-то он ей верил. Интуиция, скажет он себе позже. А уж если быть честным до конца, следовало признать: он почти влюбился в нее в тот день, за ланчем в Интерлакене. И неудивительно, ведь молодые люди часто бывают очарованы уверенными в себе женщинами старше себя. Но дело не в возрасте: в то время она казалась ему совершенно недосягаемой. Мэллой сам не знал, любовь или интуиция подтолкнули его, но он предпринял рискованный шаг и позвонил в американское консульство в Париже. Разоблачение в Швейцарии грозило билетом в один конец, но тогда он полностью доверял графине и не побоялся бы поставить на карту саму жизнь.
Наутро к делу активно подключились дипломатические представительства Америки и Израиля. Охранник оказался в надежных руках, а графиня с Мэллоем умело избежали неминуемой шумихи в прессе, так что никто так и не узнал, что за грандиозным разоблачением стояли именно они. Позже агент спросил графиню, почему она позвонила именно ему, ведь у нее обширные связи в Берне и можно связаться с американским консульством. Как она догадалась, что он может помочь?
— Я правильно поступила, Томас. И давайте не будем больше об этом. Договорились?
Они договорились.